Знак розы - Лейла Мичем

У Мэри отвисла челюсть.

— Что?

— Ты прекрасно меня расслышала.

— Что... я выйду за тебя замуж? — Ошеломленная, Мэри уставилась на Перси во все глаза. — На месте Сомерсета будет лес? Ты шутишь, наверное?

— Разве это похоже на шутку?

И он потянулся к ней. А она была настолько поражена нелепостью его предположений, что рот у нее оставался открытым до тех пор, пока Перси не закрыл его поцелуем. Мэри стала бороться, отталкивая его и возмущенно визжа, но все было тщетно. Женщина, сидевшая глубоко внутри нее, предала целомудренную девушку, сумевшую устоять перед домогательствами Ричарда, и пробудилась к жизни под натиском Перси. По жилам Мэри побежал огонь, чувства обострились. Осторожность и приличия развеялись как дым и отступили под напором влечения к нему, и Мэри с радостью приветствовала его вторжение настолько, насколько позволяла их одежда. Наконец она обессиленно обмякла в его объятиях, отдавая себе отчет в том, что ее дорожный костюм измялся, прическа растрепана, губы распухли и горят, а шляпка слетела с головы и валяется где-то на дороге.

— Господи милосердный, — пробормотала Мэри, не чувствуя в себе ни сил, ни желания убрать голову с его груди.

— Ну а теперь попробуй убедить себя в том, что мы не созданы друг для друга.

Возразить было нечего. Мэри понимала, что попалась в его сети как муха в паутину, а потом удерживающие ее нити лопнули, и она летела, кружась, в волшебной выси, и они оба это сознавали. Но все равно ничего не выйдет. Ониникогда не смогут быть вместе.

— Это не имеет никакого значения, — сказала Мэри. — Я не могу... я не выйду за тебя замуж. Я говорю серьезно, Перси.

— Посмотрим, что ты скажешь, когда я вернусь из Европы. Жаль, что я не могу жениться на тебе до того, как уйду на войну, но, — он поцеловал ее в лоб, оставляя недосказанным то, что было понятно без слов, — по крайней мере я оставляю тебя на попечении своих родителей, которые будут помогать тебе.

— Неслыханная самоуверенность! — фыркнула Мэри, находя в себе силы высвободиться из сладкого плена его объятий. — А что будет, если я не изменю своего мнения о нашем будущем?

— Изменишь. — Перси улыбнулся, но в его улыбке не было самодовольства Ричарда Бентвуда. Нет, в ней ощущалась спокойная и непоколебимая уверенность в том, что он знает ее.

— Забудь об этом, Перси Уорик. Этого никогда не случится. — Мэри огляделась в поисках шляпки и обнаружила, что та отлетела в поле и ею смачно закусывает какая-то корова.

— Это случится непременно, — ответил Перси, заводя мотор.

Когда они вновь выехали на дорогу, Мэри не могла заставить себя взглянуть на своего спутника. В ее окружении появился новый враг, гораздо более коварный, чем хлопковый долгоносик, более опасный, чем град, наводнение или засуха. Теперь Мэри понимала, что скрывалось за странной враждебностью, которую она испытывала к Перси на протяжении последних лет. Он смог заставить ее полюбить себя. Он смог подчинить ее своей воле.

Поженившись, они объединят свои владения, и лесная империя Уорика распространится и на Сомерсет. Их дети будут воспитываться Уориков, и род Толиверов прервется. Майлз не был Толивером. Он был сыном своей матери, слабовольный мечтатель-фантазер. Она, Мэри, осталась единственным представителем клана Толиверов. У нее будут сыновья, которые продолжат их род, но только в том случае, если она выйдет замуж за человека, разделяющего се взгляды. А Перси Уорик таким человеком не был.

— Нам обоим пойдет только на пользу, — сказала Мэри, глядя перед собой, — если мы постараемся больше не оказываться в такой ситуации.

— Я не могу ничего обещать, Цыганочка, — отозвался Перси.

Возле своего дома она вежливо протянула ему руку.

— Спасибо, что встретил меня. Тебе незачем входить внутрь.

Перси проигнорировал протянутую руку и обнял Мэри за талию.

— Не волнуйся раньше времени о том, что мы с тобой обсуждали. Это может подождать до моего возвращения.

Она запрокинула голову и взглянула ему прямо в глаза.

— Я от всего сердца хочу, чтобы ты вернулся, Перси, но не ко мне.

— Это должна быть ты. Это просто не может быть другая женщина. И пожалей Майлза. Весь год он чувствовал себя гончей, которую преследует волчья стая. Если он что-нибудь и понял, так это то, что не рожден быть фермером. Он все испортил, на что ты ему непременно укажешь, но по крайней мере старался, как мог.

Мэри кивнула.

— Хорошая девочка, — сказал Перси и привлек ее к себе, чтобы бережно поцеловать в губы. Она напряглась, не поддаваясь страсти, чем, должно быть, выдала себя, поскольку он с изумлением взглянул на нее. — Еще увидимся, — бросил Перси на прощание и сбежал по ступенькам.

За спиной у Мэри распахнулась дверь и раздалось восторженное кудахтанье Сасси, но прошло еще несколько долгих мгновений, прежде чем она смогла оторвать взгляд от Перси, уверенно шагающего к «пирс-эрроу».

Глава 12

Хоубаткер, октябрь 1919 года

Поезд опаздывал. В сотый, наверно, раз за последние несколько минут Мэри посмотрела на часы, приколотые к лацкану ее старомодного костюма из темно-зеленой саржи, и вновь устремила взгляд на пустые рельсы.

— Скорее всего, состав задержался в Атланте, — предположил Джереми Уорик.

Их было четверо - Джереми, Беатриса, Абель ДюМонт и Мэри - посреди большой толпы, пришедшей на вокзал, чтобы приветствовать «мальчиков», возвращавшихся домой с войны. Здесь же выстроился и школьный оркестр, готовый грянуть «Звезды и полосы навсегда»[7] в то самое мгновение, как первая фигура в военной форме сойдет на перрон. Над входом в вокзал висел плакат с броской надписью «Добро пожаловать домой, герои Хоубаткера!», а еще один такой же красовался над аркой площади Правосудия, где на вторую половину дня был назначен торжественный парад.

Война закончилась почти год назад, но только не для Майлза, Олли и Перси. Как и тысячам других солдат и офицеров, им пришлось задержаться во Франции.

Целым и невредимым домой возвращался только Перси. В самом конце войны Майлз попал под массированную газовую атаку, и, чтобы не оставлять его одного, капитаны Уорик и ДюМонт вызвались задержаться после перемирия. Вскоре после Рождества Олли был ранен и едва не лишился ноги.

Это были долгие двадцать шесть месяцев. Военные годы выдались нелегкими. Газеты пестрели очерками о невыносимых тяготах, выпавших на долю солдат, а потом и об эпидемии испанки, уносившей по тысяче жизней каждую неделю. Впрочем, сообщения об окончании войны не принесли долгожданной радости. Было очень много раненых, пребывающих в критическом состоянии. Их переводили из полевых госпиталей в эвакуационные центры, где не хватало медикаментов и должного ухода.