Живи и ошибайся 3 - Дмитрий Соловей

— Сами поедем, чтобы никто ничего лишнего не узнал, — дополнил дед.

— Эй, эй! У нас стрептоцида ни белого, ни красного еще нет, — напомнил я.

Посыльный из имения Куроедова привез пигмент в этот же день, и я сразу заперся в лаборатории.

В общем, пока я охреневал от формул и процесса получения стрептоцида «в домашних условиях», Алексей общался с Куроедовым. А после примчался во флигель, демонстрируя всем своим видом досаду.

— Соврал нам Куроедов, — огорошил Лёшка. — Он уже отправил посыльного в Петербург. Бежал патентовать, аж волосы назад!

— …лять! — в сердцах высказался я. — Значит, по поводу лекарства этому гению ничего не говорим.

— Так ведь опередят, украдут! — выразил всем своим видом отчаяние Алексей.

— Не думаю, что всё так плохо, — начал я успокаивать друга. — Пусть мы тут немного подтолкнули развитие химии, но в большей степени это коснулось неорганической. У меня в учебнике стоят даты открытия от 1908 года, когда впервые получили краситель, и до 30-х годов, когда наконец-то обратили внимание на антибактериологические свойства.

— Думаешь, лет десять, а то и двадцать в запасе имеется?

— Определённо, — кивнул я. — Полученный Куроедовым краситель выдадим в виде масляной краски. К тому же он дорогой. Ксенофонту Даниловичу важен сам факт наличия у него патента.

— Краситель дорогой, — согласился Лёшка.

— Я про токсичность намекну. Типа головокружение и диарея от него. Между прочим, чистая правда. Пусть довольствуется малыми партиями крашеных тканей для личного потребления.

— Или продаёт соседям в виде готовых изделий, — ухватился друг за подсказку. — Куроедову слава и почёт, как он и хотел. А станет ли кто вникать в патент и выкупать лицензию — неизвестно.

Беседу с Куроедовым провели в тот же день. Подвели к мысли, что патент патентом, а секреты лучше бы сохранить. Да вообще, кроме художников, нюансы красного цвета мало кто оценит. Пигмент получается дороже пурпура. Можно распространить немного тканей этого оттенка среди своих, но сосредоточиться лучше на атласе анатомии. К слову, профессор Иноземцев нервную систему задумал изучать. А еще область иммунитета никак не охвачена. Да что там иммунитет! Наследственность — вот всё наше!

Вовремя Лёшка вспомнил, что хромосомы будут открыты только в семидесятых годах девятнадцатого века, и занялся этой темой. Попутно увлёк Куроедова исследованием наследственности. Удачно, что у соседа в поместье и карлики, и чернокожие крепостные имелись. Исследуй — не хочу.

— Пусть карликов «скрещивает» и выводит закономерность. Поможем монографию написать, — радовался дед тому, что Куроедов быстро забыл о новой краске.

Андрей Осипович даже немного обиделся, когда мы переключили своё внимание на краски и заявил, что по первому льду отправится обратно в столицу. Ноты «хитов» он для себя записал, гитары под его чутким присмотром изготовили и протестировали. Можно и дальше популяризировать этот инструмент. Я столичного музыканта поддержал в том плане, что ему пора возвращаться.

Стройка у нас замерла до весны, но скоро повалят к старцу Самарскому паломники, добирающиеся по зимнему тракту. Пока же у меня имелась возможность заняться непосредственно стрептоцидом, не отвлекаясь на гостей и другие дела.

Первые пятьдесят граммов стрептоцида полностью пустил на эксперименты. Попутно проинспектировал деревеньки. Освободил от крепости двенадцать душ крестьян с семьями, которые пожелали выкупиться в мещанское сословие. Жить они так и остались на моих землях, но обязались платить аренду.

Стрептоцид я использовал в основном при лечении детей. Замаскировал под отвар ромашки. В холодной воде порошок не растворялся, зато в горячем отваре неплохо получалось. Одному мужику, поранившему ногу, присыпал без маскировки, замотав чистым бинтом из полотна, решив, что на будущее нужна мазь.

Двух-трех дней хватало и для инспекции каждой деревеньки, и для того чтобы понять, как стрептоцид действует на больных. Побочных эффектов я не заметил.

Вначале были у меня сомнения в том, что получился чистый стрептоцид. Точнее, я вообще сомневался, что это он и есть. Химик из меня ещё тот. По этой причине выспрашивал подробно и записывал, как идет излечение простуды. Возможно, у кого-то и были проблемы, но мне не жаловались, кланялись в пояс, интересовались, когда Алексей Михайлович их посетит, чтобы больные зубы выдрать.

Честно говоря, отправился я лично по деревням ещё и по той причине, что боялся с Гундоровыми рассориться. Эти теперь были Лёшкиной роднёй и почему-то вели себя по-хозяйски в моём имении. Я мог бы притормозить родственничков и сделать замечание, но не хотел подводить друга, надеясь, что Гундоровым надоест одно-единственное развлечение — посещение церкви в Перовке, и они свалят домой.

— Благодать-то какая, — каждый раз истово крестилась на выходе из церкви Лёшкина тёща.

Отчего-то я видел фальшь и не верил, что она хоть что-то запомнила из проповедей отца Нестора. Меня Анна Леонтьевна раздражала неимоверно. Сразу видно, в кого Софья пошла умом и повадками. Безусловно, в молодости женщина была красавицей, а после перестала следить за фигурой и интересоваться чем-либо. Вернее, тема обедов, заготовка варенья на зиму и подобные домашние дела её в какой-то мере волновали, но не более. Не читала, не занималась рукоделием, зато могла часами обсуждать какую-нибудь незначительную деталь или фразу, сказанную, к примеру, за ужином пару дней назад.

Жёны старших сыновей Гундоровых вместе с Софией делали вид, что разбираются в поэзии. Любовь Алексея к творчеству Пушкина давно была на слуху. Дамы к месту и не очень декламировали стихи почившего поэта. Графиня Новосильцева, не скрывая своих эмоций, морщилась от этих чтений вслух. Она вообще тётка умная. Пусть набожная и со своими тараканами в голове, но поговорить с ней можно на любые темы. Зная круг наших интересов, Екатерина Владимировна задавала вполне разумные вопросы по срокам строительства, подвозу стройматериалов и покупке нужных материалов. На фоне графини Гундоровы смотрелись уж очень убого.

— Алексей Михайлович, когда вы уже собственное имение закончите строить? Софья устала пребывать в приживалках, — попеняла супруга старшего брата Софии.

Пока друг оправдывался и что-то обещал, я отправился собираться в поездку по деревням. Иначе ответил бы этим гостям не совсем цензурно и эмоционально.

За время путешествия успокоился, загрузился другими проблемами и вернулся довольный и умиротворенный в душе. Заверил деда и Лёшку, что можно продолжать выпускать стрептоцид и лечить пациентов в маленькой больнице Перовки. Там как раз уже начали стекаться страждущие. Пока что те, кто двигался с северных регионов и Урала через Оренбург. Рассказывали мне, что Оренбург теперь не узнать. Постоянное курсирование народных масс туда-сюда способствовало тому, что город начал расширяться и строиться небывалыми темпами.

Второе радостное событие, ожидавшее меня по приезде домой, — Гундоровы наконец убыли.