Проходящий сквозь стены - Александр Сивинских

— Что ж, я удовлетворен. Тебя, по крайней мере, терзает безжалостная совесть за то, что ты его утопил, — сварливо прогавкала левретка голосом Жерара, опускаясь на четыре лапы.

Глава шестая

ЗА ЖАБРЫ

Подлинной освященной батюшкой воды в бутылке было — кот наплакал. С наперсток, не более. Остальное (сосед проявил редкостную находчивость, отягченную остроумием) — дрянненький «Святой источник» из ближайшей круглосуточной палатки. Однако (капля святит море!) и этого с лихвой хватило, чтобы сжечь Жерару всю шерсть, а вдобавок крепко ошпарить нос, нежную кожу внутри ушей, под мышками и под хвостом. От невыносимой боли, а паче того от страха бес на некоторое время совершенно ошалел и вообще выпал в осадок. К счастью, не окончательно. Очухавшись, понял, что едкая жидкость из ванной ушла; он уцелел.

Знобило. Оголившуюся кожу противно пощипывало, в горле стоял комок. Во рту точно дневал коровий табун голов этак под сотню, оставивший после себя истоптанную вдрызг поверхность и горы навоза. Несколько бойких телушек продолжали резвиться и скакать где-то между ушами. Копытца у них были острые, как копья.

Надрывно грохотало радио: пам, пара-рам, пара-рам, пам-пам…

Злющий, как свора некормленых бультерьеров, Жерар в мгновение ока избавился от веревок. Он был абсолютно уверен, что искусает сейчас подонка Пашку до крови, до костей. Достанется и мерзавке гостье, которую он, возможно, вообще загрызет. Насмерть. Его переполняла бешеная энергия и жажда мести. Пробуя силы, он подпрыгнул. Оказалось, до горла достанет без особенных усилий. Пролаяв «банзай», он сорвался с места.

Однако, увидев предателя, понял, что грызть его, во-первых, жалко, во-вторых, совершенно бессмысленно. Потому что выглядел предатель в точности как лунатик или зомби из комикса. Руки вытянуты вперед, глаза мертвенно-тусклые, рот приоткрыт, кончик языка высовывается наружу. Дверь стояла нараспашку, на лестничной площадке топтались две подозрительные личности с неясными лицами и фигурами тяжелоатлетов. Входить личности не спешили — словно были они сатанинского семени, причем из самых лютых конформистов. Из тех, что без приглашения через порог нипочем не переступят. родственного запаха Жерар не уловил, аура у подозрительных тоже была какая-то мутная, невразумительная. Ох, как не понравились они Жерару! Компрачикосы, мать их! Похитители детей. Новоиспеченный же сомнамбула между тем направлялся прямиком компрачикосам в лапы. Дело было плохо. Жерар, забыв обиды, заорал «стой!» и вцепился сдуревшему напарнику в джинсы. Прихватил и ногу. Решил, что так даже лучше, рванул. Ткань треснула, на языке появился вкус человеческой крови. Напарнику было хоть бы хны. Продолжая изображать зомби, он перешагнул порог, неся Жерара на штанине. Подозрительные с лестницы вмиг оказались рядом, молча стали отдирать беса и запихивать в объемистый кожаный портфель. Портфель был дорогой, «Самсонайт» с позолоченными замками и уголками. В него были натолканы какие-то трусы и майки. Жерар кусался. Ах, как он кусался! Как он орудовал лапами! Одному из подозрительных он успел перекусить палец: косточки хрустнули — музыка!.. Другому, кажется, прилично расцарапал рожу. Но силы были слишком уж неравными. Сражение закончилось в секунду. Его попросту смяли, задавили массой. Замки щелкнули, портфелем незамедлительно приложились дважды об стену. Били яростно — один шов сразу разошелся, образовалась прореха. Что-то звенело по полу. Должно быть, отвалились металлические уголки. Замки, напротив, почему-то уцелели. Жерара, если бы не комок трусов, наверняка расплющило бы. А так — обошлось легкой контузией. Ерунда, словом: первых два дня после этого кружилась голова да пошаливали мочеточники. Шалить они начали сразу после удара, вследствие чего все белье пришло в негодность. Потом его долго несли, затем еще дольше везли. Машина, кажется, была очень приличная. Мотор — литров шесть, гадом быть, и девяносто восьмой бензин: урчало сыто, еле слышно; не трясло. Пассажиры переговаривались— трое минимум. Мужчины. Пахло дорогим табаком и «Эгоистом». Жерару, однако, на комфорт и запахи было по большому-то счету насрать. В переносном и отчасти даже прямом смысле. Он практически не соображал, всю дорогу мочился с кровью (что с кровью — выяснилось позже) и блевал остатками «Святого источника».

Приехали. Его еще немного пронесли, вытряхнули на мягкое, пахнущее древесными стружками. Без задора обругали за испачканную одежду. Причем по всему чувствовалось, что компрачикосы считают Жерара обыкновенной собакой. Хмырь с перекушенным пальцем пообещал удавить — но тоже как-то вяло. Вообще, эти громилы, несмотря на проворство в движениях, эмоционально были какие-то заторможенные. Сонные. Больше всего поражали их лица. Плоские, бесцветные, начисто лишенные индивидуальности. Точно афиши с корявой, утрированной до предела мордой героя фильма, какие в обилии встречаются перед заштатными кинотеатриками. И вот еще на что обратил внимание Жерар: «рисовали афиши» явно с одного оригинала. С «делового партнера» Софьи Романовны.

— Так ты тоже заметил! — воскликнул я.

— Глупо было бы…— затянул он свою волынку обиженным тоном, но я скорчил покаянную гримасу, и он унялся.

Бесы народ живучий. Часов через шесть Жерар уже ходил, к концу второго дня был как огурчик. Шерсть понемногу начала отрастать. Посадили его, как оказалось, в помещение, где в недалеком прошлом стояли деревообрабатывающие станки. Что-то вроде школьного класса, в котором обучают мальчиков столярному делу. Кругом были горы щепок и опилок, валялись какие-то недоделанные деревянные безделушки: скалки для теста, шахматные фигуры, рукоятки для инструмента. Главным украшением комнаты являлись древние плакаты, рассказывающие о том, как правильно пользоваться рубанком и стамеской, как держать резец, работая на токарном станке, и тому подобное. Стены (Жерар по привычке оценил помещение с точки зрения комбинатора: возможна ли транспозиция?) были из ребристого оцинкованного железного листа. Как, впрочем, и повсюду здесь, что выяснилось несколько позже. Окна забраны толстой жестью, дверь… другому, может, и показалась бы хиловатой, однако не с его клыками и когтями такую дверь ломать.

Визитами Жерару не досаждали, как оставили одного, так и забыли. Жратвы было много, но именно что жратвы: бросили небрежно разодранную надвое пятикилограммовую упаковку «Чаппи». У них, у бесов, собственная гордость — Жерар предпочел голодать. Пить предлагалось из какой-то вонючей, грязной миски опять же «Святой источник» (ополовиненная бутылка валялась рядом). Это тянуло на явное издевательство со стороны то ли судьбы, то ли тюремщиков. Правда, при ближайшем рассмотрении стало ясно, что набирали ту воду в лучшем случае из-под крана, так что хотя бы жажда его не мучила. Брезгливость — да, была попервости. Но брезгливость легко отступает, когда в пасти и глотке образуется подобие пустыни Гоби.

На третий день пожаловал Жухрай в сопровождении сонного громилы с загипсованным пальцем. Бес сначала обрадовался, как-никак старого знакомца встретил, бросился к толстяку здороваться. По-собачьи, разумеется. Тот шустро выхватил поводок, рассчитанный самое малое на ньюфаундленда, и принялся охаживать Жерара по голеньким бокам, приговаривая: «Не смей ко мне лезть, повеса, пока сам не позову!»

Воздав должное памяти маркиза де Сада, он сделался гораздо спокойней. Обозвал беса оскорбительной сучьей кличкой Жужу и объявил, что собирается забрать к себе — затем, чтобы заняться дрессировкой. Во-первых, скучно, во-вторых, чувствует в себе талант большого друга зверей Дурова. Или все-таки, недобро рассмеялся он, великого академика Павлова? Ну, как получится. Разберемся со временем.

Жерар лихорадочно соображал, как поступить. Открыться? А вдруг толстяк верующий? Живо спровадит на казнь своему духовнику. Поди доказывай потом, что не всякий бес пособник Сатаны!

— Не всякий? — удивился я. — Растолкуй тогда мне, глупому, какого рожна тебя от животворящей молитвы, крестного знамения и святых предметов по полной колбасит? Духовника, как палача, боишься…

— Эх, чувачок…— помрачнел Жерар. — Многого же ты не знаешь… А объяснять долго. Давай потом когда-нибудь? Сейчас просто поверь, ладно?

— Ладно, — согласился я.

Ему, однако, мой тон не понравился. Он воинственно встопорщил усики:

— Помнишь, Паша, кого нафталином в основном травят? Ну вот. А накорми им тебя — тоже загнешься в момент. Хоть и не моль вроде. Примерно то же и со мной. Воткнулся, Фома?

— Да, — сказал я.

В общем, бес решил пока продолжать прикидываться послушной собачкой. Дрессуре поддаваться охотно и, главное, помалкивать. Вдруг повезет узнать какие-нибудь секреты? Громила с гипсом повязал Жерару на шею бантик, прицепил поданный толстяком поводок, и они отправились куда-то. Жерару показалось, что вышли они в довольно большой ангар или склад. Или, может быть, заводской цех. До потолка было метров двадцать. Во многих местах над головой пролегали эстакады из просечного металлического листа. Громоздились какие-то уродливые ящики, обтянутые рубероидом, — как будто с оборудованием. Пару раз мимо проехал электрокар-погрузчик.