Обреченная на корону - Джин Плейди

Услышав, что принц Уэльский не едет в Англию, я испугалась, но потом с облегчением узнала, что он не будет жить и вместе с матерью. С благословения Людовика он уезжал набирать солдат, необходимых для победы над Эдуардом. Поначалу я думала, что буду вынуждена терпеть его присутствие, и тревожилась. Поразительно, какую радость могло доставить мне даже самое малейшее облегчение.

Я старалась разузнать как можно больше о будущем муже. Это было нелегко, приближенные королевы Маргариты относились ко мне столь же подозрительно, как и она. Перед ней они испытывали огромный страх, что меня нисколько не удивляло.

Одна история о нем привела меня в ужас, и я сочла, что правильно оценила его характер.

— Принц настоящий воитель, — услышала я от одной из дам, поддавшейся искушению рассказать мне о том эпизоде. — Произошло это после битвы при Сент-Олбансе. В плен попало двое врагов... оба знатные. Их привели к королеве, король был тогда слишком слаб. Гордых джентльменов... йоркистов, сражавшихся против короля и королевы. По желанию ее величества в подобных случаях при ней вместо супруга находился сын, и она обратилась к нему: «Каков будет им приговор?» Принцу тогда было восемь лет, однако мать считала, что ему нужно быстро мужать, и он не доставил ей разочарования. Ответил: «Они заслуживают смерти». — «Какой род казни избрать?» — спросила королева. И как думаете, что ответил принц?

— Не знаю. Скажите.

— Воскликнул: «Отсечение головы!» Вот так! Всего-то восьмилетний. Мать сказала, что раз он вынес приговор, то должен видеть и его исполнение.

— Неужели... принц смотрел?

— Да, миледи. А когда хлынула кровь, заулыбался и захлопал в ладоши.

Я содрогнулась. И такой человек избран мне в мужья!

Вспоминая те дни, не представляю, как пережила их. Мне приходили в голову самые невероятные способы спасения — убежать, пристать к цыганскому табору, отвергнуть всю прежнюю жизнь... лишь бы стать свободной. Меня страшил этот брак. Ежедневно я с трепетом ждала

возвращения принца и вестей о том, что происходит в Англии. Отец должен высадиться. Французский король оказал ему большую помощь; солдаты и деньги у него есть. Сможет он победить Эдуарда? А когда победит? Мне придется выйти за человека, быстро становящегося в моем представлении чудовищем.

Это было невыносимо. Я чувствовала себя беззащитной, сломленной. Поговорить бы с Изабеллой... объяснить матери... попросить отца.

Однако в глубине души сознавала, что не добилась бы этим ничего... разве что утешилась бы самую малость, поделясь своими страхами и горестями.

Я была обречена.

В саду я нашла укромное место, где мало кто появлялся. В толстой стене замка было высечено сиденье. Его прикрывали разросшиеся кусты. Твердо надеясь, что моего уединения никто не нарушит, я часто ходила туда погрустить, задаться вопросом, могу ли как-то избежать уготованной мне участи.

Однажды меня вновь охватило безысходное отчаяние. Отец потерпеть поражения не может. Очень скоро придет весть о его победе, и тогда моя жалкая, горестная жизнь станет... еще хуже.

Это было невыносимо. Я беззвучно заплакала. Сидела неподвижно, не утирая струящихся по щекам слез.

Потом вдруг услышала шорох в кустах и с ужасом увидела приближающуюся королеву.

Она постояла какое-то время, пристально глядя на меня.

— Почему плачешь?

Я не смогла ответить. Лишь закрыла ладонями лицо, сотрясаясь от рыданий всем телом.

Королева молчала. Я догадывалась, что она меня презирает. И, скорее всего, задается вопросами: «Что это за невеста моему сыну? Какая из нее будет королева? Какая мать наследникам английского трона?»

Но тогда меня не заботило, что она обо мне думает. Я просто сидела, закрыв лицо руками и находя легкое утешение в том, что дала выход своему горю.

Вскоре я опустила руки. Королева стояла на месте. И тоном, какого мне еще не доводилось у нее слышать, спросила:

— Что тебя огорчает?

Не успев сдержаться, я выпалила:

— Хочу к матери и сестре. Здесь так непривычно... так далеко от дома.

И тут же устыдилась этих слов. Они прозвучали до смешного по-детски, особенно в присутствии этой женщины, бывшей моим врагом еще до нашей встречи. Она станет издеваться надо мной, презирать меня. «Возможно, сочтет недостойной стать женой своего сына ни за какую цену», — подумала я с проблеском надежды. Однако корона для нее, должно быть, стоила любой цены.

— Сколько тебе лет? — спросила она.

— Четырнадцать. ––Показалось мне, или выражение ее лица слегка помягчело?

— Примерно в этом возрасте я впервые поехала в Англию... чужую страну... к мужу, которого никогда еще не видела, — неторопливо сказала она. — Нас почти всех постигает эта участь.

— Знаю.

Королева, пожав плечами, развела руки.

— Тогда с какой стати так жалеешь себя?

— Мне не легче от того, что это случалось с другими.

— Слезами тут не помочь, — сказала она и ушла.

Как ни странно, это явилось поворотным пунктом в наших отношениях, и впоследствии я стала понемногу узнавать кое-что о Маргарите Анжуйской.

Всего через несколько дней после того случая я оказалась с ней наедине. Она отпустила свою свиту, чтобы поговорить со мной.

Это была странная женщина — целеустремленная, властная. Из нее вышла бы хорошая правительница, но ей недоставало способности привлекать к себе людей, которой Эдуард обладал в избытке. И сильная — не могла смириться с поражением. По иронии судьбы в мужья ей достался Генрих Шестой. Двух более несхожих людей на свете быть не могло. И однако же они по-своему любили друг друга.

Тот первый разговор после сцены в саду вышел несколько сумбурным, но королева сумела показать, что не лишена чувств и относится ко мне не совсем уж черство. Ей были понятны страхи ребенка. В конце концов, мне было всего четырнадцать, и она понимала, что расстаться с матерью и сестрой, спутниками моего детства, оказаться среди тех, кого, сколько помню себя, считала заклятыми врагами своей семьи, — это тяжкое испытание.

Из того разговора я помню только, что она грубовато пыталась меня подбодрить, кажется, главным образом говоря, что и ее постигла та же участь, что сожалеет о моем отношении к столь обычной судьбе, однако понимает мои страхи, поскольку ей самой пришлось их пережить.

После этого я часто бывала вдвоем с ней. Мы обе с беспокойством ждали вестей из Англии и, как было некогда в Миддлхеме, постоянно смотрели, не едут ли к замку гонцы. Больше всего Маргарите хотелось сообщения о победах армии Уорика: оно послужило бы ей сигналом для возвращения вместе с сыном в Англию.