Как если бы я спятил - Михил Строинк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К счастью, внимание другого инструктора поглощено скачущим Юрием, который пытается подпихнуть вперед продукты покупательницы, стоящей в очереди перед нами. По его мнению, они недостаточно быстро движутся по конвейерной ленте. Женщина сердито оборачивается:
— Успокойтесь, молодой человек. И до вас дойдет очередь.
Юрий пугается и хватается за пустую тележку.
Марика тем временем наклоняется ко мне и полушепотом спрашивает:
— Ну как, ты уже бросил курить?
XI
78
«I’m walking on sunshine, oooh wooooooooooh!»[47] Хоть я и перекрикиваю свой радиобудильник, из нас получился бы неплохой дуэт для программы «Idols»[48]. Лучшей песни для пробуждения не найти. Вдобавок она вполне созвучна сегодняшней пятнице.
Сегодня в «Радуге» очередной тематический день: «Здоровый дух в здоровом теле». Все утренние мероприятия носят религиозный оттенок. В больнице проходят службы, семинары по буддизму, сеансы магии, курсы гадания на картах Таро. Приобретенные духовные навыки пациенты могут применить на практике уже во второй половине дня во время занятий спортом. Их приглашают сыграть в гандбол или мини-футбол в физкультурном зале, баскетбол или пинг-понг в саду, петанк для тех, кто не любит бегать, и водный волейбол в бассейне. Настоящие каникулы для всей нашей больничной семьи!
79
Для укрепления сплоченности уже на старте все двести пятьдесят пациентов и сопровождающий их персонал завтракают в саду. Что-то типа пикника, только за раскладными столиками. Осенний день обещает быть чудесным, но это обещание подразумевает довольно прохладное утро. Голубое небо и роса на земле окунают в воспоминания о первом дне в школьном лагере. И судя по тому, как ведут себя пациенты, не только меня.
Херре уже облачился в спортивный костюм и похож на господина «Ничего не знаю» из популярной детской телевикторины. Между столиками он перекидывается в футбол с Франком и другими спортивными идиотами. Естественно, это плохо кончается и лишний раз доказывает, почему я терпеть не могу спорт. Там все только и делают, что рвутся оказаться в центре внимания. В спорте я полный бездарь, и потому лет двадцать назад решил для себя, что спорт — для идиотов.
Ничто не испортит моего настроения, ведь сегодня у меня особенный день. Около месяца я работал над настенным коллажем и вчера его закончил. Я не люблю хвастаться и не отважусь встать на место критика, но, по-моему, это лучшее мое произведение. Композиция, тема, сочетание цветов и линий — я всем доволен. Сегодня доктор Мандерс официально откроет мою настенную роспись. Открытие предназначено не для всех (коридор слишком узок, да и не каждому это интересно). В присутствии нашей группы, некоторых инструкторов, сотрудников и охранников доктор Мандерс перережет ленточку или что-то в таком духе. Мне любопытно. Но самое главное — я осуществил проект, которым горжусь.
Вдруг в меня (в кого же еще?) с силой запуливают футбольным мячом. По-моему, намеренно, чтобы тем самым дать понять, кто здесь изгой. Всем, кто не умеет играть в футбол, — грязное клеймо футбольным мячом на белой майке. Самое неприятное, что пострадавший должен еще и отшвырнуть мяч обратно. Пытаясь справиться с мячом, я задеваю скамейку, на которую только что поставили стопку тарелок. Из этого дурацкого положения меня спасает охранник, отзывающий меня в сторонку. Я ему благодарен.
— Хороший удар, Бен.
Очень смешно, отъявленный футбольный хулиган, думаю я, стараясь не сердиться, и киваю.
— У меня для тебя послание.
Он протягивает мне конверт и, развернув свое широкоплечее тело примата, с показной прытью трусит к группе футболистов.
80
Только один человек способен распространять свои записки в закрытых конвертах. Стоит мне бросить взгляд на подпись, как мои подозрения оправдываются.
Сегодня в 15:30 я жду тебя в своем кабинете. Обратись сначала в приемную.
Смюлдерс
Коротко, ясно и официально. Что ему еще от меня надо? В мыслях проносятся всевозможные устрашающие сценарии. Он отказывается от нашего уговора. Он решил помешать моему выздоровлению. Он меня боится. Я для него слишком серьезный риск. Он хочет от меня большего.
Совершенно очевидно, что этот человек воспринимает меня как угрозу. Отчасти виной тому он сам, отчасти инициированная мною конфронтация. Наверное, я был слишком напорист, но другого выбора у меня не было. Следует показать Смюлдерсу, что я для него не опасен. Он должен увидеть во мне добряка, которого без проблем можно отпустить на свободу. Мне надо перевоплотиться в подобие смешливого Херре и убедить Смюлдерса в искренности моих благих намерений.
81
Во время завтрака я сажусь напротив Херре. От этого парня и впрямь не исходит ничего враждебного. Психопат, патологический враль и убийца, но он как нельзя лучше соответствует образу «добряка». Его манера намазывать хлеб арахисовым маслом. С неуемной жадностью откусанный кусок. И вслед за этим идеально исполненная глуповатая улыбка. Задаваемые им вопросы, модуляция голоса, мимика — все гармонирует с тем, что он хотел бы внушить собеседнику: «Я пришел с миром. Ты будешь моим другом?»
После завтрака до программы мероприятий остается еще тридцать минут. Моя программа начинается с открытия настенной росписи, и, поскольку Херре мой одногруппник, ему тоже полагается там присутствовать. Мне нечего терять, и я беру быка за рога:
— Херре, у нас в запасе еще полчаса. Я хотел бы кое о чем тебя спросить. Можно потолковать с тобой с глазу на глаз?
Прихватив по чашке кофе, мы садимся на лавочку в углу сада. Я пру напролом:
— Херре, не знаю почему, но я завидую тому, какое впечатление ты производишь на людей. Ты кажешься таким спокойным, благожелательным, открытым, веселым. Ты все время смеешься и буквально со всеми находишь общий язык. Но ведь в жизни так не бывает. Не пойми меня превратно, но ведь у каждого человека иногда возникает хоть капля неприязни к другому. Согласен? Всех нас иногда захлестывают эмоции. Как ты с ними справляешься? Что у тебя за секрет? Как тебе удается оставаться жизнерадостным и дружелюбным в любой ситуации? Как это возможно беспрестанно улыбаться?
В ответ Херре конечно же смеется. Чуть дольше, чем обычно. Я не сдаюсь и смеюсь вместе с ним. После короткой паузы он слегка наклоняется вперед. Упираясь локтями в колени, он скрещивает пальцы под подбородком, как бы в раздумье.
— О’кей, я понял твой вопрос. Я тебе помогу. Сейчас все объясню.
Передо мной вдруг совершенно иной Херре. Он преисполнен решимости взять на себя роль старшего товарища, и мне любопытно, что он сейчас скажет.
— Первое и самое важное, что нужно осознать, — всегда есть кто-то лучше и добрее тебя. Это данность. В той же комнате, в том же городе, провинции, на той же планете, не важно. Этот кто-то, без сомнения, есть. Он существует.
И этот кто-то сразу поймет, что ты стараешься казаться тем, кем не являешься на самом деле. Поэтому никогда никого не строй из себя. Жалкое зрелище. Уж лучше выглядеть серой мышкой, если это поможет другому человеку почувствовать свое превосходство. С этого момента терять уже нечего. Зато есть что приобрести. Вот ты и смеешься — невинно, обезоруживающе, без задней мысли, искренне и неподдельно. Помимо смеха существуют сотни других способов: можно заикаться, спотыкаться, прихлебывать. Делать все, что выдает в тебе человеческое. Но это работает только тогда, когда действительно веришь, что рядом есть кто-то лучше тебя.
Херре улыбается обворожительной, но скромной улыбкой. Он поднимается с места и оставляет меня в полной растерянности. Кто бы мог подумать? Что фризская рабочая лошадь научит меня искусству общения? Все им сказанное звучит настолько естественно, что я тут же решаю опробовать его теорию на практике. Это будет непросто — ведь я вот-вот окажусь у всех на виду, — но зато смогу всласть наулыбаться.
82
На открытии стены присутствуют все больничные шишки, за исключением Смюлдерса. Они рассматривают и обсуждают мою работу. Гровер гордо демонстрирует Марике синюю гребную лодку. Оригинал, единственное желание, которое я смог перенести на холст, висит в его комнате. Марика любуется моей версией мира на земле. Гаргамель и смурфы[49], обнимающие друг друга, Бэтмэн и Джокер, распивающие капучино во французском кафе. Сюжет пусть и не совсем вневременной, но зато нейтральный, в духе больницы. Степенный доктор Мандерс взывает к тишине. С благодарностью на лице он берет слово. Говорит он медленно, и, похоже, произносить речи ему не в диковинку.
— Я немного загораживаю. Иначе не получается. Это грандиозное произведение искусства. Это прекрасное произведение искусства. Исполненное одним из наших талантливейших жильцов… Беньямином Крёйзе. (Неминуемые аплодисменты и неминуемое чувство неловкости.) Но это отнюдь не сольный проект, правда же, Беньямин? (Смех! Кивание!) Это проект всей больницы — именно поэтому он такой особенный. Эта роспись отражает надежды и желания пациентов и сотрудников. Заветные желания реальных людей, собранные во время заключительного представления «Радужного парада». Ваши искренние желания делают это творение неповторимым. Желания как кирпичи пирамиды, вместе составляющие потрясающее единое целое. Беньямин это увидел. Он великолепно отразил намерения нашей больницы и смог проникнуть в сердца людей, которые здесь живут и работают. Ведь именно люди определяют это уникальное сообщество, а не наоборот.