Злые дети - Грунюшкин Дмитрий Сергеевич

– Погодь, а кто хоть это?

– Слепой скрипач.

Носов помолчал несколько секунд, а потом настороженно поинтересовался:

– Витя, ты как себя чувствуешь? Голова у тебя в последнее время побаливала, помнится…

– Я отвечаю за свои слова, – огрызнулся Макаров. – Даже если это не непосредственный убийца, то совершенно однозначно знает его и близок к нему. Так что сначала берем, потом разбираемся.

– Понял тебя. Выдвигаюсь.

– Стой!

– Чего?

– Серега, запомни – это твое дело. Пока не возьмем Скрипача, Васе-Васе обо мне ни слова. Иначе он нам все запорет своей перестраховкой.

– Понял, не дурак, – хмыкнул Носов. – Давай, поторопи Ирочку с адресом, а я закажу кавалерию.

20.

В пробку Виктор встал буквально через минуту после того, как тронулся. Пробкофобией он не страдал и к стоянию в заторах обычно относился философски. Но не сегодня. Сегодня он просто физически ощущал, как время ручейком утекает между пальцев.

Вскоре позвонила Ирочка, сообщила домашний адрес слепого скрипача. Виктор еще раз попросил ее сосредоточиться на углубленном изучении самого музыканта и его окружения, насколько это возможно с помощью закрытых баз МВД и Следственного комитета. Потом перезвонил Носову, передал адрес. И пожалел, что на месте Ирочки сейчас не Миша Лерман. Звонить тому было бесполезно. Он работал над Эльвирой Кононовой. А два дела зараз Миша делать не мог в принципе. Как он сам говорил – у него в мозгу однозадачный процессор, и если ему поручить второй поток информации, он просто зависнет и не выполнит ни одного. Оставалось надеяться на способности Ирочки.

Тревога не отпускала. Разговор с майором Снежковой уже забылся, но ощущение того, что случится что-то неприятное, не проходило. Да еще эти пробки, выматывающие нервы! Вырвавшись из одной, он тут же попадал в другую, словно невидимый недоброжелатель вел его по всем забитым дорогам. Рабочий день кончился, и москвичи – клерки и офисные «манагеры» – дружно ломанулись домой, намертво закупорив все транспортные артерии города и даже его мелкие кровеносные сосуды.

Носов доложил, что вместе с группой захвата уже прибыл на место, а Виктор не проделал еще и половины пути. Снова тренькнул телефон. Ирочка. Ну наконец-то! Макаров включил телефон на громкую.

– Докладывай, – ровным голосом распорядился он, стараясь, чтобы охватившее его раздражение никак не проявилось в интонации. Ирочка – существо ранимое, к тому же она и так сейчас расстроена тем, что ее не взяли на операцию.

– По нашим базам на него практически ничего нет. Бывший музыкант симфонического оркестра, первая скрипка. Пятнадцать лет назад попал в ДТП, получил обширную черепно-мозговую травму, после чего потерял зрение.

Голос Ирочки был монотонным, она явно читала оперативно подготовленную и скомпилированную справку. Прилежная девочка.

– С тех пор в поле зрения органов почти не попадал, вел законопослушную жизнь.

– Почти?

– Да, почти. Три года назад, когда была эпопея с выдворением уличных музыкантов с улиц города, его дважды задерживали за незаконную предпринимательскую деятельность. Если помните, тогда такое шили всем, кто музицировал без регистрации патента. Потом кампания затухла и на него перестали обращать внимание. Кому нужен в обезьяннике слепой музыкант? Не дай бог чего – не отпишешься.

– Что еще?

– Да так, мелочи.

Голос Ирочки странно дрогнул. Виктор понял, что она что-то раскопала, но хочет подать это поэффектней.

– Мелочи – неинтересно, – подыграл он ей. – Ну да ладно, выкладывай, я все равно в пробке стою.

– Оба раза из обезьянника его забирал один и тот же человек. Даниил Ольшевский. Я от нечего делать копнула под него. Человек в высшей степени интеллигентный. Я бы сказала – околомузыкальный.

– В смысле?

– Он занимается изготовлением деталей музыкальных инструментов. Штучный товар. Очень дорогой. К нему очередь из музыкантов топ-уровня стоит.

– И что же он изготавливает? – затаив дыханием, поинтересовался Виктор.

Ирочка выдержала паузу, но все же до «мхатовской» ей не хватило терпения.

– Струны.

Внутри все поджалось, завибрировало. По рукам пробежала холодная дрожь. Если бы на загривке Макарова росла шерсть, она встала бы дыбом. Он почуял цель.

– Ты прелесть, Ирочка. Когда я вернусь, я тебя зацелую до смерти. Еще что-то?

– Да, еще одна мелочь, – голос Ирочки потеплел. Виктор почти увидел, как покраснели ее щеки. – Даниил Ольшевский – активный член клуба «Арахна».

– Арахна? – переспросил Виктор.

– Да. Этот клуб объединяет любителей редких видов пауков. Он разводит пауков.

Виктор машинально ткнул ногой в педаль тормоза. Сзади возмущенно загудели.

– Где он живет? Ты выяснила, где у этого паука логово?

– У него мастерская на Плющихе, в подвале, пятнадцать минут пешком от нас. Ой, извините…

– Что? – не понял Виктор. – За что извинить?

– Это я не вам.

У Виктора в ушах появился тонкий звон, а в висках застучало.

– Эй, постой. Ты где сейчас? Ты в Управлении?

– Нет, я на Плющихе.

– Что?! – заорал Виктор. – Ты что задумала? Стоять!

– Все нормально, Виктор Иванович. Берите своего скрипача и не волнуйтесь. Я же не дура. Я не собираюсь его задерживать или что-то в этом роде. Но нам нужны зацепки. Прямых улик против него нет, постановления на арест и обыск нам за красивые глаза не дадут. Представлюсь сотрудницей районной управы. Зайду посмотреть что к чему. А потом уже вместе спланируем задержание.

– Ира! Ира!

– Что, Виктор Иванович?

Виктор не ответил. Пытаться ей сейчас запретить совать голову в смертельную ловушку просто бесполезно. Не сработает ни приказ, ни убеждение, ни логика, ни обман. Если женщина решила – она сделает. Нужен какой-то другой ход.

– Ты меня любишь? – слова эти вырвались раньше, чем Виктор успел о них подумать.

Ирочка не ответила. Она молчала долго, секунд десять. Потом сказала просто:

– Да.

Виктор сглотнул комок в горле.

– Ира, я хочу тебя увидеть. Я хочу с тобой говорить. Я хочу на тебя смотреть. Пожалуйста, не ходи туда. Я тебя очень прошу. Подожди где-нибудь рядом. Я скоро буду. Минут двадцать. Не больше получаса. И мы с тобой вместе… Мы все сделаем вместе. Не ходи…

– Не беспокойтесь обо мне, Виктор… Иванович. Витя… Я буду внимательной и осторожной.

– Черт! Ты не понимаешь! Я запрещаю! Я запрещаю!

– Подождите… Кажется, это он. Он вышел и собирается закрыть мастерскую. Я сейчас его займу, а вы… а ты приезжай побыстрее. На месте уже решим, что делать.

Она дала отбой. Виктор в ярости чуть не раскрошил телефон в руке. Тут же взял себя в руки, набрал Носова.

– Серега, берите этого Паганини без меня.

– Что? Ты сдурел? Это же твоя наводка, я толком даже не знаю, что ему предъявлять!

– Предъявляй, что хочешь. Только берите мягко. Думаю, он не убийца, а ближайшее к нему звено. Не переборщите.

– А ты куда?

– А у меня дела. Очень срочные.

Виктор «отбил» Носова и набрал номер Ирочки. Равнодушный голос сообщил, что «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Виктор взвыл от досады, выкрутил руль и через двойную сплошную развернулся в обратную сторону. Раздался вой клаксонов, визг покрышек.

Плевать!

Только бы успеть!

21.

Мастерская Ольшевского находилась не на самой улице Плющиха, а в одном из многочисленных переулков ближе к набережным. Чтобы добраться сюда, Макарову понадобилось не полчаса, а почти сорок минут. Еще несколько минут, закипая от злости, он провел, наблюдая за ссорой водителя навороченного джипа и «Газели» с логотипом мебельного салона. Джипер желал въехать во двор, из которого выезжала «Газель», и требовал, чтобы тот сдал назад. Газелист резонно возражал, что джиперу надо сдать назад три метра, чтобы выпустить его машину, а он обратно сдать не может, потому что там двор, забитый автомобилями. В ответ водитель внедорожника топырил пальцы и кричал, что ему плевать.