Жанна дАрк из рода Валуа. Книга третья - Марина Алиева

Леди Анна встала. Не говоря ни слова, налила в кубок вина и поднесла мужу.

– Выпейте, милорд, – сказала ледяным тоном, который, как она знала, супруга отрезвлял лучше всего.

Кто-то однажды ей сказал, что таким же тоном усмирял когда-то братьев король Гарри. Сама леди Анна этого знать не могла, но в действенности метода убеждалась не раз, справедливо полагая, что у людей суровых, наделённых властью, смиренная покорность вызывает только раздражение, тогда как противодействие, в любой форме, ставит в их тупик и приводит в чувство.

Так вышло и на этот раз. Красный от гнева Бэдфорд буквально опрокинул в себя поданное вино, но кубок, по обыкновению, на пол не швырнул, а только с грохотом поставил на стол, на который тут же и облокотился тяжело сопя и явно успокаиваясь.

– А теперь присядьте и послушайте. – Голос леди Анны потеплел. – Филипп требует многого, но разве вы, мой дорогой, не потребовали того же, окажись на его месте в подобных обстоятельствах? Удел любого правителя извлекать выгоду из ситуации даже самой безнадёжной. И ваша выгода сейчас в том, чтобы выполнить условия Филиппа и оставить на него Париж – пускай защищает. В качестве фактического регента он не уступит ни пяди. В любом другом случае мой брат поищет выгоду где-нибудь ещё и, да, если нужно, признает и бастарда законным наследником, и девку посланницей Божьей. Ему любой союз сгодится, но вы в этом случае ничего выгодного для себя уже не получите. А в Нормандию отступить всё равно придётся, и на кого тогда оставлять Париж – неизвестно!

Бэдфорд окинул жену недобрым взглядом.

– Надеюсь, вы не хотите сказать, мадам, что только Бургундия способна дать хороших защитников?

– Нет. Но вам нужно время, чтобы собраться с силами, и только Бургундия может вам его дать, заставив французов идти на Реймс через Шампань, где они увязнут, осаждая город за городом.

– Я и сам это знаю! – огрызнулся герцог.

– Конечно, знаете. – Леди Анна улыбнулась. – Поэтому и выговорились здесь, в моей спальне, чтобы на совете предстать правителем мудрым и дальновидным.

Она обошла мужа и, обняв его сзади за плечи, шепнула в ухо:

– Филипп вам не чужой, Джон. Вам следует объединиться и вместе придумать что-то против этой девки, которая заставляет французов считать себя благословлёнными Божьей десницей.

– Что тут придумаешь? – смягчился от супружеской ласки Бэдфорд. – Её охраняют, как королеву… Даже лучше, чем этого выскочку дофина…

– Так может следует дать ей как-то знать о своём происхождении? Моя сестра, мадам де Ришемон, писала как-то, что вся сила этой девицы держится на её убеждении в собственной избранности. Полагаю, именно от правды её и берегут более всего.

Бэдфорд отрицательно покачал головой.

– Я уже думал над этим, но никакой разумной выгоды не нашёл. Что если эта девка решит воспользоваться своим происхождением? Сейчас в её руках вся армия и чернь, которая её боготворит. А духовенство и знать – хо-хо! Первые уступят военной силе, а вторые… О, эти возражать особенно не станут. Двор давно не в восторге от своего дофина, за которого, то и дело, приходится краснеть со времени убийства вашего отца. До сих пор они сражались за него за неимением лучшего. Но, объяви девица, что она королевской крови, её запросто коронуют, и не станут особенно задумываться над тем, где она была до сих пор и почему объявилась именно теперь, в двух шагах от короны? Им вполне хватит её освободительной миссии и прямого общения с Господом…

– Тогда, почему бы не сообщить дофину?

– По тем же причинам – ни армии, ни авторитета. Сейчас он нам ничем не поможет.

– Значит, следует обернуть избранность этой девицы против неё же самой и против тех, кто создает ей такой авторитет.

– Как?

– Об этом и следует подумать сообща… Всё рашаемо, мой друг, когда гнев не затмевает разум.

И вот теперь, глядя на кликушу-монаха, а более всего, наблюдая за слушавшими его, леди Анна почувствовала, как в голове у нее вызревает идея – немного громоздкая, сложная, но вполне выполнимая. А самое главное – эффективная!

Не снимая уличной накидки, герцогиня прошла прямо на половину мужа, и сочла за добрый знак то, что застала его в одиночестве.

– Друг мой, – начала она прямо с порога, – я всё придумала!

– О чём вы, миледи?

– О том, как поступить с французской колдуньей.

Леди Анна присела на низкий стул и выдержала паузу, дожидаясь, когда с лица супруга сойдёт скептически-недоверчивое выражение

– Вы полагаете, что это возможно?

– Конечно. Надо только довести до полного абсурда то, что сейчас кажется просто «невероятным». У самых наших ворот некий преподобный Ричард пророчит конец света так, словно сам Господь нашептал ему в ухо. И видели бы вы, КАК его слушают! Даже мне на мгновение сделалось не по себе… Такой талант необходимо использовать. Что если вам повелеть изгнать монаха из города под тем предлогом, что он сеет панику, – разумеется, объяснив предварительно, что делается это ради благого дела – и сослать его в Шампань, в один из крупных городов, скажем, в Труа. Пусть проповедует там и на все лады выставляет себя ярым противником этой ведьмы. А когда Труа будет взят, якобы, уверует в неё с первого взгляда, подобно апостолу Павлу…

Бэдфорд резко встал.

– Это вы сеете панику, Анна! Что значит, «когда Труа будет взят»?! Вы хоть понимаете что будет означать для нас падение этого города?

– Я смотрю на веши здраво, мой друг. Предположим, проповеди отца Ричарда о пришествии Антихриста следом за Девой-самозванкой могут так напугать жителей, что Труа не будет взят никогда. Или взят после долгой, изнурительной осады, которая подарит вам время на сбор армии. Уже одно это будет хорошо. Но, повторяю, если город откроет ворота, что вполне может случиться, наш монах станет фигурой очень заметной, получит возможность проповедовать, следуя за армией, и заговорит, к примеру, о том, что чудесная Дева, хоть и крестьянка – на это он должен особенно напирать! – но уже является помазанницей Божьей, раз получила такую власть над людьми. И, если Господь повелел ей взять в руки корону, то, возможно, он хочет, чтобы она её и носила. И дело всех истинных христиан исполнить волю Всевышнего…

– Монаху быстро заткнут рот.

– Только если будет глуп. Одно и то же можно сказать по-разному, а смысл, который отложится в головах, будет один.

– И, что это даст?

– Клевету, – улыбнулась леди Анна, – Оружие, против которого нет доспехов. Как только просто «невероятное» станет невероятным абсолютно, как только заговорят о КРЕСТЬЯНКЕ, как о помазаннице Божьей, мы получим право начать процесс о явном колдовстве, потому что ничем другим ТАКОГО не объяснить! Можем воззвать ко всем монархам Европы с требованием вмешаться в это вопиющее нарушение всех законов престолонаследования. Можем обвинить сторонников дофина, не только в неподчинении законному королю, но и в потакании ереси…

Герцог нерешительно покачал головой.

– Не получится. Иоланда Анжуйская тут же предъявит её, как дочь королевы. Пусть незаконную, но всё же особу королевской крови…

– Пускай! Но тогда это будет выглядеть, всего лишь, как ответный ход – действие вынужденное, и изрядно подпорченное нашими обвинениями! Герцогиня окажется крайне беспомощной, когда её спросят, почему о существовании бастарда не заявили раньше. Наверняка обратятся к королеве. А королева… Она в вашей власти, Джон, и за сохранение своего спокойствия скажет то, что будет угодно вам. К тому же… – голос леди Анны стал совсем вкрадчивым, – даже если что-то пойдёт не так, если не получится… наш монах будет достаточно близко к этой Деве, чтобы просто убить её…

Шампань

27 июня из Жьена выехала огромная французская армия и двинулась в направлении Оссера.

К неудовольствию Ла Тремуя, военачальники, ратовавшие за немедленный поход на Париж, своей досады не высказывали. Услышав от Девы, что следует прежде всего короновать дофина, они послушно заняли место во главе воинства и теперь смотрели вперёд весело и дерзко, всем своим видом соглашаясь с де Ре, который, закидывая ногу в стремя, с усмешкой произнёс:

– Ничего, это будет быстрый поход – Бургундцу никто здесь особенно не рад7. Бэдфорд даже не успеет собрать войска. Ла Тремую тоже пришлось надеть доспехи, потому что Шарль вознамерился, на этот раз, сам принять участие в походе. В день выхода войска из Жьена, дофину нездоровилось, поэтому город покинули только рыцари из его окружения, и, в частности, Шарло Анжуйский, в свите которого красовался в новеньких, роскошных доспехах, ослепительно красивый господин де Руа. Но уже 29-го числа, около Мезилье, немногочисленный королевский кортеж присоединился к армии, наконец, воодушевляя её видом короля, идущего за своей короной во главе победоносного войска.