Рожок зовет Богатыря - Любовь Воронкова

Но ребятам было не до праздника. Они наломали груду еловых веток — ветки эти хоть и кололись, но хорошо пружинили, и ребята уже приловчились спать на них, — настроили себе постелей вокруг костра. Испекли и съели клубни стрелолиста. И, почти молча напившись горячего лимонника, улеглись кто как сумел. Катя и Светлана прижались друг к дружке, чтобы согреться. Толя повернулся к костру спиной. Сергей лежал и глядел в огонь. И лишь один Антон сидел у костра — он сегодня начинал дежурство.

Скверно было на душе у Антона. Во-первых, без обеда. Во-вторых, без ужина. Ну разве это ужин — водяная картофелина величиной с грецкий орех! В-третьих, и на завтра ничего не предвидится. В-четвертых, лучше всего сейчас лечь бы и уснуть — может, хоть во сне что-нибудь съедобное приснится!

Но спать Антону нельзя: он часовой! Да и как спать? Не особенно уснешь, когда ты сидишь голый, в одном Сергеевом пиджачке, а твоя курточка, и рубашка, и штаны, все насквозь мокрое и развешанное на кустах, сушится у костра. И потом, ведь все-таки не дома, не в своем саду. А по тайге-то — вот они, уже идут шорохи, уже похрустывают сучья под чьими-то лапами... Кто там ходит? Кто глядит сейчас из чащи на Антона? Может, волк. Может, медведь. А может, и сам рыжий хозяин — тигр! Они еще ходят по тайге...

Где-то недалеко легонько качнулась ветка, треснуло что-то... Антон вздрогнул и тут же посмотрел на Сережу: не видел ли он, что Антон задрожал? Но Сережа уже спал, подложив под щеку кулак, и ничего не видел.

Однако шорохи в тайге становились все слышнее, все смелее. Будто кто-то подходил крадучись к костру, а потом так же крадучись удалялся — может, боясь огня. На мгновенье блеснули чьи-то глаза, отразив блеск пламени, и тут же погасли. Антону стало невмоготу сидеть, прислушиваться и бояться. И чтобы разогнать свой страх, а заодно попугать и тех, кто подходит и смотрит на него из тьмы и чащи, он вдруг рявкнул во весь голос пиратскую песню:

Эй! Пятнадцать человек на сундук мертвеца!

Э-хо-хо! И бутылка рому!

Ребята вскочили все сразу. Испуганные, недоумевающие, они уставились на Антона, а потом начали ругать его.

— Антошка-картошка! — кричала Светлана.

— Ты что, только сейчас с ума сошел или давно уже? — осведомился Толя.

— Антон, ты же часовой! — упрекал его Сережа.— А часовые поют на посту, а?

— Да уж хоть бы пел-то что-нибудь подходящее! — сказала Катя. — А то поет и сам не знает что! Свой любимый «Остров сокровищ» вспомнил!

— Ты просто дурак, Антон! — добавила Светлана. — И чего это тебе орать вздумалось?

— А я... эта... я их пугал, — объяснил Антон, кивая в сторону черной чащи леса. — А песню такую... ну, чтобы пострашнее. А что? Помните, как гам... пираты страшно пели?

— Кого «их» ты пугал? — замирающим шепотом спросила Светлана.

— Ну — кого? Барсуков, ежиков, быстро взглянув на Антона, сказал Сережа. — Они ночью просыпаются и ходят-шелестят. А вот Антону пало страшно. Он их и начал пугать, чтобы не шелестели.

— Ребята, дайте хоть уснуть! — жалобно попросил Толя. — Ведь скоро мое дежурство...

— Тише! Спать! — сказал Сережа. — На тебя надеяться можно, Антон?

— Как это? — не понял Антон.

— Не уснешь?

Антон обиделся:

— Сказал тоже!

— А если заметишь что, сразу буди. Слышишь?

— Я тогда сразу «пятнадцать человек» запою.

— Пой что хочешь...

И снова тишина. И снова зашелестела таинственным шелестом притихшая было тайга. И снова Антон сидит один, пошевеливая палкой горячие сучья. Барсуки, ежики... Хорошо, если там барсуки да ежики, это чего бы и тайги бояться.

Вдруг над головой его низко пролетела какая-то тень. Антон инстинктивно пригнулся. Кто это? Бурундук прыгнул? Нет, бурундуки спят по ночам. Может, белка-летяга?

В это время на елке, куда нырнула эта тень, загорелись два круглых желтых глаза. Они смотрели не мигая из-под косматой ветки. Антон уже хотел было запеть «пятнадцать человек», но вспыхнули еще два таких же вытаращенных глаза, мерцая желтым светом.

— Тьфу! — плюнул с досадой Антон. — Совы глазастые прилетели. Из-за вас чуть опять... эта... ребят не разбудил. Каждый раз они к костру прилетают, любопытные какие-то!

Ночь в безмолвном и торжественном празднестве протекала над тайгой. Луна поднялась на середину неба. Еще гуще засеребрилась трава, еще ярче забелели ночные цветы, еще веселей заиграли зеленые огни светляков... Даже шорохи и шелесты затихли в чащобе.

Антон начал дремать. Он хорошо помнил, что засыпать нельзя, но голова его против воли клонилась на грудь, тяжелая, как арбуз. Он протирал глаза, не давал им закрываться, но глаза все-таки закрывались.

В какую-то из этих мучительных минут в сознание Антона вошло, что он слышит шум. Он встряхнул головой, очнулся. Да, где-то далеко в тайге появился шум. Шум этот нарастал, приближался — будто по лесу шла буря, хотя ни одна Ветка на деревьях не шевелилась.

— Сергей, — тихо позвал Антон, — «пятнадцать человек на сундук мертвеца»...

Сергей вскочил. Сон его мигом пропал.

— Слышишь, Сергей?

— Слышу.

Еще помолчали, послушали. Шум надвигался с угрожающей быстротой, хрустели и трещали сучья, слышался мелкий, частый топот, словно какое-то большое стадо мчалось сквозь лес. Скоро стало слышно хрюканье, повизгиванье, отрывистый яростный храп.

— Кабаны! — догадался Сережа. — Ребята, вставайте! Кабаны на нас идут!..

Все опять вскочили.

— Они кусаются? — закричала Светлана. — Скажи, они кусаются?

— Они не укусят, они сожрут! — крикнул ей в ответ Толя.

Антон схватил горящую ветку из костра:

— Я им в рыло!

— Надо шуметь, — сказал Сережа. — Ребята, скорей шумите! Их испугать надо. А то не заметят нас, растопчут...

Рев и визг слышались уже отчетливо. Вдруг словно заколебалась земля, закачался густой подлесок, зашатались молодые деревца, и из чаши вырвалось на поляну целое стадо диких свинги. Черные, косматые, они бежали плотной массой, терлись боками, жались друг к другу. Хряки огрызались, поросята визжали... И все это неслось вперед, будто спасаясь от какой-то беды.

Сережа схватил котелок и принялся изо всех сил барабанить в него ножом. Девочки, как и Антон, схватили горящие ветки и, крича, размахивали ими. Они кричали и визжали сколько хватило сил.

Старый кабан-вожак услышал ребячьи сигналы. Задрав клыкастую морду, он приостановился. И все стадо приостановилось. Вожак принюхался, навострив уши, послушал, как стучат и кричат ребята, и вдруг ринулся в сторону. И все стадо ринулось за ним. Кабаны скрылись так же быстро, как и появились. Снова закачался подлесок, подломилось несколько молодых деревьев, и шум все глубже и глубже стал уходить в тайгу.

Ребята пришли в себя не сразу. Уже давно стихло в лесу, а Антон все еще кричал и махал горящей веткой. Катя подошла к нему, отобрала ветку и велела замолчать:

— Убежали уже, ушли.

— А это я им горошку на дорожку!

Тут Светлана неожиданно залилась слезами. Все с тревогой окружили ее. Она уткнулась лицом в Катино плечо, прижалась к ней и плакала, вся дрожа.

— Что ты?

— Что с тобой?

— Я боюсь, боюсь! — рыдала Светлана, все крепче прижимаясь к Кате. — Ой, какие страшные! Они бы нас съесть могли!

— Да ведь их нету давно! — утешала ее Катя. — Они же убежали. И не съели нас. И не растоптали. Ну, погляди-ка, вот мы, все живые! И ты живая!

— А где ж у нас Анатолий? — испугался Сережа и начал оглядываться по сторонам. — Толя! Ау!

— Тольян, где ты, ау! — закричал Антон. — «Пятнадцать человек и бутылка рому!..»

Катя хлопнула его по спине:

— Может, что случилось, а ты дурачишься!.. Толя! Ау!

— Я здесь, — отозвался Толя с березы. Оказалось, что он во время этого переполоха вскарабкался на большую березу и сидел там на толстой ветке, прижавшись к стволу. Он старался слезть оттуда незаметно, но не успел, да и не знал теперь, как это его занесло так высоко и как ему теперь очутиться на земле. Ребята окружили дерево.

— Ого! — удивился Антон. — Здорово взобрался!

— Ну что ж, слезай, — сказал Сережа, а потом вдруг отвернулся и пошел к костру. — А если хочешь, там сиди.

Девочки, все еще крепко держась друг за дружку, молча пошли за Сережей.

— Вот ловкий, а? — продолжал восторгаться Антон. — Ну что ж ты, давай съезжай по стволу. А то, хочешь, раскачайся на руках и прыгни. Тут ничего, тут мох...

— Без тебя слезу. Когда захочу... — ответил Толя.

— А хочешь, я тебе спину подставлю?

— Уйди, пожалуйста! Если сумел влезть, то и слезть сумею. Ты ведь меня не подсаживал?

Толя кое-как слез с березы. И руки, и колени, и штаны — все было у него белое, точно в муке или в известке. Кора березы, стоящей в глухом лесу, сильно пачкает в это время года.

— У! — засмеялся Антон. — Вымазался весь!

Толя кое-как вытер руки, отряхнул штаны и молча подошел к костру.