Первая любовь - Оливия Уэдсли

У него было чувство человека, попавшего в западню, и его мучила мысль, что он не сумел отстоять интересы Робина.

Только одно обстоятельство радовало. Он мог теперь поехать в Ражос к Робину, который не должен был дольше жить под вымышленным именем.

Там они смогут в течение нескольких лет, пока Робин вернется в Англию — если только он пожелает вернуться, — восстановить их состояние.

Мартин остановился и горько рассмеялся. Как будто человек, испытавший такую несправедливость, как Робин, мог вернуться к прежней жизни. Старик, вероятно, издевался над ним, говоря о преимуществах, связанных с его молчанием.

Мартином овладела такая безумная ярость, что он был готов ударить первого попавшегося ему навстречу прохожего, чтобы облегчить душу. Он поднялся по ступенькам красивой тихой лестницы того дома, где жила теперь Лайла. Швейцар в ливрее указал ее квартиру. Мартин хотел отдать письмо служанке, но Лайла сама отворила ему дверь. Она как раз собиралась уйти. Бледное золото волос резко выделялось на темном фоне укутывающих ее мехов. Мартин последовал за ней через холл, большое полуосвещенное помещение, одна стена которого была заставлена розовыми деревьями и желтыми и лиловыми хризантемами, — и попал в гостиную. Его взгляд упал на фотографию Робина в военной форме. Робин улыбался ему среди этой роскошной обстановки, и вид его счастливых улыбающихся глаз больно кольнул Мартина. Он почувствовал сильное волнение и побледнел, так как вспомнил о том дне, когда в последний раз видел Робина, похудевшего, небритого, доведенного до отчаянья.

Мартин протянул письмо и сказал гневным, дрожащим голосом:

— Лорд Уорингтон поручил мне передать вам письмо, так как ваш покойный супруг выразил желание, чтобы именно я выполнил это поручение. — Он молча ждал минуты, когда можно будет уйти из нарядной, надушенной гостиной.

Лайла тихо подошла к нему и положила руку на его плечо.

— Пожалуйста, простите, — прошептала она.

Мартин взглянул на нее и увидел в ее глазах слезы. Его охватило странное чувство: хотелось подойти к ней и сказать «не плачьте» и в то же время — обхватить эту нежную шею руками и душить ее изо всех сил. Кровь прилила к его лицу, он снял с плеча руку Лайлы и поспешно вышел из комнаты.

Мартин остановился на темной улице под мелким осенним дождем, чувствуя стыд и отвращение к самому себе.

… Робин, молодой и неопытный, должен был все время бороться с ее чарами и, конечно, не устоял. Мальчик, только что вернувшийся с войны, после всех перенесенных им потрясений, не мог противиться этой обольстительнице.

Мартин овладел собой и решил отправиться в клуб к ожидавшим его друзьям. Он быстро пошел вперед, думая: «Бедный, бедный Робин! А я осуждал его за то, что он не порывал знакомства с Лайлой, не ушел от нее».

Ему делалось страшно, когда он вспоминал о ее нежном прикосновении, о чувстве, которое охватило его в ту минуту. Он, имевший тысячи причин ненавидеть Лайлу, был очарован ею с такой легкостью. В таком случае, нечего было удивляться тому, что Робин, которого она уверяла в своей любви, не имел мужества уйти от нее и готов был ради нее пожертвовать жизнью.

XIX

Лайла разорвала конверт дрожащими пальцами. Ей было неприятно увидеть почерк Гревиля через столько месяцев после его смерти. Она подошла к лампе и начала читать:

«Дорогая Лайла!

Следуя моим приказаниям, Алек Скардель, мой поверенный, будет выплачивать Вам, начиная с тридцать первого декабря этого года, шестьсот фунтов вместо шести тысяч. Таким образом, Ваш доход с этого времени уменьшится в десять раз, если до тех пор Вы не выйдете замуж за Робина Вейна. Уверен, что Вы не обратили никакого внимания на формулировку завещания. Но если бы Вы даже попросили разъяснить его, то все равно ничего не узнали бы. Скардель дал клятву не говорить Вам правду, пока не пройдет двух месяцев со дня моей смерти. Я внес эту поправку в свое завещание, потому что знаю, как сильно Вы любите деньги, и еще потому, что, по моему мнению, каждый человек должен расплачиваться за полученное удовольствие. На эту аксиому я обращаю внимание Робина Вейна».

Затем следовала его полная подпись: Хюго Кортней Гревиль.

Лайла инстинктивно подошла с этим письмом к камину, в котором горел огонь, но в последнюю минуту остановилась. «Не стоит сжигать такую важную бумагу», — подумала она.

Разные мысли мелькали у нее в голове. Шесть тысяч — шестьсот! Как злы и мстительны все мужчины! Они всегда думают только о себе. Если заденешь их самолюбие, они никогда этого потом не простят. Итак, Хюго покончил с собой. Быть может, этот факт поможет ей обойти его бессмысленное распоряжение.

Ведь она не могла выйти замуж за Робина. Хюго прекрасно знал об этом и просто хотел ей причинить страдание.

Она подошла к телефону и вызвала Алека Скарделя. Он отвечал ей любезным голосом:

— Конечно, леди Гревиль, я скоро приеду к вам. Приблизительно через час. До свидания.

Лайла повесила трубку и позвала служанку.

— Дайте мне мое серое визитное платье! — приказала она резко.

Даже в ту минуту, когда она действительно сильно волновалась, так как был затронут вопрос ее будущей жизни, Лайла не забыла о нарядах. Наоборот, вид мягко ниспадавших шифоновых складок, отороченных шиншиллой, отвлек ее мысли в другую сторону.

— Дайте мне духи — жасмин, Луиза, — произнесла она мечтательно.

Служанка взяла высокий флакон из венецианского стекла и обрызгала духами платье Лайлы. Воздух наполнился запахом цветущего жасмина.

— Надушите еще уши, — приказала Лайла. — Довольно, я боюсь утонуть. — Одевшись, она улеглась на обитой розовой парчой кушетке и положила шелковую подушку под голову.

Возле нее стояло кресло, большое комфортабельное кресло, рядом со столом, на котором она велела приготовить коньяк, виски и несколько сандвичей.

Луиза доложила о приезде Скарделя. Он вошел и с любезной улыбкой наклонился над рукой Лайлы.

Она подняла на него свои прекрасные печальные глаза и коснулась его руки:

— Дорогой, милый мистер Скардель, я получила устрашающее письмо Хюго.

— Устрашающее? — спросил Скардель, тихонько освобождая руку и садясь в глубокое кресло.

— Да, это так, но я ничего не скажу больше, пока вы не подкрепитесь сандвичами и коньяком после длинного дня утомительной работы.

— Вы очень внимательны, — сказал Скардель. Он смешал виски с содовой водой и взял сандвич. — А теперь говорите, в чем дело, — попросил он.

— Еще нет, — возразила Лайла. — Вы должны выкурить сигару — вот коробка — и удобно усесться в кресле, — только тогда я открою вам свою душу.