Первая любовь - Оливия Уэдсли

Он обратился прямо к Уорингтону.

— Быть может, вы сообщите нам о том, что изложено во втором письме?

Уорингтон кивнул, вскрыл второе письмо, оказавшееся очень кратким, и взглянул на Скарделя.

— Вы правы, — сказал он. — Когда вы все прочтете это письмо, пусть каждый напишет свое мнение на бумажке и даст ее мне. Вы ответите на просьбу Гревиля, повинуясь голосу совести, и поэтому, конечно, имеете право отказать ему. Если кто-нибудь из вас почувствует, что не может исполнить желание Гревиля, не видит для этого достаточно оснований, и напишет мне об этом, то имя этого человека буду знать я один, а выраженное им мнение не подвергнется общему обсуждению. Если хотя бы один голос выскажется против желания Гревиля, то мы немедленно сообщим обо всем полиции. Если же среди нас не возникнет разногласий, то мне дана возможность оправдать Робина Вейна и в глазах властей снять с него позорное пятно. Мне кажется, что на этом решении нам следует остановиться, и не только из желания единодушия, а для того, чтобы спасти от публичного позора и осуждения имя честного и несчастного человека.

— Вы можете продолжать свою речь с тем же беспристрастием, сэр, — произнес Кинн с горькой усмешкой, — но хочу знать, будет ли влачить из-за нашего молчания Робин Вейн всю свою жизнь жалкое существование. Он был невиновен…

— Не вполне, — перебил Уорингтон мрачно.

— Но, — возразил тот взволнованно, и Уорингтон поднял руку. Его лицо как-то сразу постарело; он произнес мягко, но с непреклонной твердостью:

— Вейн не убил, но я не назову невиновным человека, который совершил поступок, повлекший за собой преступление. Если вы решите исполнить просьбу Гревиля, я, как было сказано прежде, берусь выхлопотать у властей помилование Робину Вейну. В глазах же общества он никогда не был убийцей: одни называли его рыцарем, а другие человеком, на которого напали из-за угла и который защищался. Для пояснения своей мысли я могу напомнить вам простую, но непреложную истину: что посеешь, то и пожнешь. В применении к данному случаю эту сентенцию можно переделать так: если вы попытаетесь бросить тень на честное имя какого-нибудь человека, то ваше имя тоже не останется чистым. Это все, что я могу вам ответить.

Де-Сали улыбался с непроницаемым видом. Лицо Алека Скарделя ясно выражало его чувства к Гревилю и его благоговение перед памятью покойного. Пэнн и двое Форсайтов молча глядели вдаль. Уорингтон сказал утомленным голосом:

— Мне кажется, что мы упростим эту процедуру, если дадим ответ, когда пробьют часы.

Каждый из присутствующих посмотрел на часы и затем отвел взгляд. Уорингтон откинулся в кресле и закрыл глаза. Де-Сали вспомнил о Лайле Гревиль и подумал о том, что недостойные женщины, причиняющие людям большие страдания, всегда добиваются успеха в жизни. Эгоистичные женщины всегда побеждают, а благородные остаются в проигрыше и никогда не получают того, что так легко достается их соперницам. Он давно решил исполнить просьбу Гревиля, так как понимал, что угодит этим Уорингтону, который, несмотря на глубокую старость, имел влияние в дипломатических кругах. Де-Сали презирал Честера Кинна за то, что тот не был светским человеком и часто давал волю своим порывам.

Раздался бой часов. Де-Сали написал: «Я храню молчание; надеюсь, что совещание скоро окончится». У него было назначено на этот вечер интересное свидание, и он боялся опоздать.

Кинн, сжав губы и опустив глаза, написал: «Молчание». Борьба казалась ему напрасной. Уорингтон был против него, и он знал, что для остальных это обстоятельство будет иметь решающее значение.

Каждый из присутствующих протянул Уорингтону узкую полоску бумаги, и тот, прочитав записки, произнес:

— Благодарю вас, друзья, от лица Гревиля за то, что вы сохраните чистым имя, которое он вам доверил. — Он поднялся и обменялся с каждым гостем рукопожатием.

— Надеюсь, вы извините меня, если я теперь удалюсь. Я очень утомлен. Быть может, вы, Кинн, исполните вместо меня обязанности хозяина?

Проходя мимо Кинна, он положил на мгновение руку на его плечо.

— Конечно, сэр, — отвечал Кинн хрипло.

XVI

«Он пытался поймать упущенное весло, но его схватили судороги или он упал в обморок», — говорили люди, обсуждая внезапную смерть Гревиля.

Валери ничего не говорила. Ее разбудила Лайла, вбежавшая в комнату с истерикой, проведенной по старым классическим образцам.

Валери села в кровати и откинула назад короткие вьющиеся волосы, упавшие ей на лоб. Она поднялась, схватила Лайлу и начала трясти ее. Под конец она прибегла к помощи кувшина с водой, и Лайла перестала рыдать.

— О, Хюго, Хюго, — шептала она, прижимая носовой платок к губам.

— В чем дело? Что с Хюго? — спросила ее Валери. — Он заболел?

И Лайла ответила резко: «Он умер».

Теперь, много недель спустя, Валери все еще не могла привыкнуть к этой мысли. Она казалась ей дикой, невероятной. В ту самую ночь Хюго танцевал с ней, болтая и строя различные планы на будущее. Она решила провести некоторое время с Лайлой в их лондонском доме, так как имение в Сюссексе переходило по наследству к дальнему родственнику, старому, вдовому, бездетному отставному адмиралу. Тревор утешал Валери в эти первые страшные недели, как мог. Он страдал так же, как и она, безмолвно и искренне. Если бы Валери могла полюбить его, это должно было случиться в данное время. Но когда Тревор, невнятно бормоча, сделал попытку рассказать о своем чувстве, она отвечала: «Не надо, пожалуйста, не надо».

Они оба очень обрадовались, узнав, что тетка Гонория приезжает из Парижа в Лондон и предполагает отправиться вместе с Валери в путешествие по Южной Америке.

— Жизнь моя станет ужасной без вашего присутствия, — сказал ей Тревор, и сказал правду. Но, с другой стороны, он чувствовал облегчение при мысли о возможности вырваться из этой атмосферы отчаяния и вернуться в уют родного дома. Он поехал провожать Валери. Увидев загорелого человека, радостно подошедшего к ней, Тревор спросил ревниво:

— Кто это такой?

— Мартин Вейн, — отвечала Валери. — Не правда ли, он симпатичен?

Она посмотрела на Мартина, и Тревор уловил ее взгляд.

— Я был знаком с его братом Робином, из-за которого заварилась вся эта каша… — начал он и остановился, покраснев до корней волос.

Перед тем как уйти, Мартин еще раз подошел к Валери.

— Счастливого пути, леди Валери. Надеюсь, что вам понравится моя новая родина.

Он попрощался с ней, и его высокая стройная фигура затерялась в толпе.

— Кто был этот молодой человек с красивыми зубами и доброй улыбкой? — спросила тетка Гонория и, услыхав ответ Валери, воскликнула: — О, неужели? Я встречалась, кажется, с его братом, — добавила она и раскрыла книгу.