Герой снов - Лиза Клейпас

– Я и не собираюсь его выпрашивать, Рыжик.

В карете по дороге в загородное поместье Стоукхерстов они почти не разговаривали. Эмма была занята своими мыслями, а Николай молча торжествовал. Он исподтишка поглядывал на решительный профиль, она же неотрывно смотрела в окно. В сиянии солнечного света ее кожа излучала какое-то внутреннее свечение, заставляя веснушки сверкать брызгами золота. Он вспомнил, как струились сквозь пальцы ее волосы, мягкие и живые. Эмма дала ему больше радости и блаженства, чем он мог себе вообразить… Не говоря уж о том, что впервые в жизни он почувствовал себя в мире с самим собой.

Подавив мрачную усмешку, он представил себе, как отреагирует Лукас Стоукхерст на новость о предстоящей свадьбе. Они со Стоукхерстом всегда недолюбливали друг друга. Их разделяла не только личная неприязнь, но и глубокая пропасть культур. Отец Эммы с открытым подозрением относился к фатализму и мистицизму русского подхода к жизни, считая все непохожее на западный образ мыслей дикарством и варварством. Стоукхерст любил свою жену Тасю, но любовь эта не распространялась на ее родину, а Николая он считал выразителем самых зверских ее черт. И вот теперь дочь Стоукхерста собралась замуж за русского. В улыбке Николая сквозило дьявольское удовольствие.

– Не нравится мне выражение твоего лица, - заметила Эмма. - Ты выглядишь как кот, прижавший лапой мышку.

Он встретился с ней взглядом и усмехнулся:

– Кто же, по-твоему, эта мышка? Наверняка не ты.

– С каждой милей, приближающей меня к отцу, я чувствую себя все больше на нее похожей.

Он понимающе кивнул и прищурился:

– Но ведь ты не боишься отца? А?

Эмма неловко передернула плечами:

– Нет, но… это будет нелегко.

– Разумеется. Но битвы народов не будет, если тебя страшит именно это.

Она презрительно фыркнула:

– Как ты можешь это утверждать, зная мою семью?

– Верь в меня. Я умею быть очень убедительным. - И с проказливым блеском в глазах добавил:

– Пора бы тебе в этом перестать сомневаться.

Эмма насупилась и бросила на него свирепый взгляд, но он только насмешливо улыбнулся в ответ.

Наконец карета подъехала к огромному фамильному особняку. Один лакей помог им выйти из экипажа, в то время как другой поторопился предупредить дворецкого об их приезде. Эмма взяла Николая под руку и, вцепившись пальцами ему в рукав, торжественно повела вверх по ступеням к парадной двери.

Она приветствовала дворецкого напряженной улыбкой. Лицо Сеймура оставалось, как всегда, невозмутимым, но Эмме показалось, что в глазах его мелькнула искорка любопытства.

– Сеймур, где папа и Тася?

– По-моему, они в библиотеке, мисс.

– Они принимают гостей?

– Нет, мисс Эмма.

Все перепуталось в голове у Эммы. Они с Николаем пересекли большой холл и приблизились к библиотеке, а она никак не могла сообразить, с чего начать. Как ей объявить семье, на что она решилась? Какими доводами отразить их возражения? "Это то, чего я хочу!" - упрямо повторяла она себе. А кроме того, дело зашло слишком далеко, чтобы поворачивать назад.

Отец ее сидел за письменным столом и читал вслух какое-то письмо. Тася пристроилась рядом с вышиванием. При неожиданном появлении Эммы они оба подняли глаза, и на их лицах отразилось удивление. Нельзя было не признать, что они составляли прекрасную пару: оба красивые, темноволосые. Их нежная близость была очевидна и в том, как они обменялись взглядами, словно передавая друг другу мысли.

"Вот что могло быть у меня с Адамом, - подумалось Эмме, и она ощутила в груди жаркий прилив гнева. - Это ты виноват, папа. Я собираюсь выйти за человека, которого не люблю, потому что ты не дал мне выйти за того, кого я действительно хотела".

– Эмма, - с недоуменной улыбкой проговорила Тася, откладывая вышивание, - почему ты так скоро вернулась из Лондона? Что?… - Тут взор ее упал на Николая, и дальнейшие слова замерли на устах.

Эмме показалось, что эта немая сцена продолжалась целую вечность, хотя длилась она всего несколько секунд. Серо-голубые глаза Таси пронзительно впились в вошедшую пару. Эмма почувствовала, что мачеха со своей необыкновенной интуицией догадалась о необратимой серьезной перемене, которая сейчас произойдет в их жизни.

– Папа и belle-mere, - проговорила Эмма сдавленным голосом, - мы должны вам кое-что сообщить.

Лицо Люка окаменело. Он медленно покачал головой, словно заранее отрицая то, что она намеревается сказать.

– Николай и я… - неловко продолжала Эмма, - мы хотим… - Она замолчала, ощутив, что Николай слегка сжал ей локоть.

– Позвольте мне, - пробормотал он, устремив немигающий взгляд на Люка. - В последнее время дружба между мной и Эммой переросла в нечто более… значительное. Я сообщил вашей дочери о своем желании взять ее в жены, и она соизволила принять…

– Нет! - Отказ прозвучал резко и окончательно. Люк не удостоил дочь взглядом. Глаза его яростно впились в Николая, а лицо побледнело под бронзой загара. Было очевидно, что слово это вырвалось прямо из сердца, до того, как рассудок смог его осознать. - Не знаю, что, черт побери, здесь происходит. И знать не хочу. Убирайтесь из моего дома, а я сам разберусь со своей дочерью.

Этого бурная натура Эммы вынести не смогла. Она взорвалась:

– Не будешь ты со мной разбираться, папа! Я взрослая женщина и поступлю так, как захочу… Если Николай сейчас покинет этот дом, я уйду вместе с ним! На этот раз тебе не удастся победить меня.

– Емелия, - тихо прервал ее Николай, поворачивая к себе лицом, - не надо ссориться. Почему бы тебе не пойти с Тасей и не рассказать ей обо всем? Нам с твоим отцом надо остаться наедине.

– Что я должна ей сказать? - прошептала вспыхнувшая ярким румянцем Эмма. Он чуть улыбнулся.

– Что захочешь, душенька.

Эмма кивнула и перевела глаза на мачеху. Лицо Таси было бесстрастно, только между бровями залегла тревожная морщинка. Прямая и грациозная как тростинка, она направилась впереди Эммы к двери. Эмма неуверенными шагами последовала за хрупкой, изящной фигуркой.

Как только женщины покинули комнату, Стоукхерст заговорил по-другому. Его потрясение сменилось яростью.

– Зачем тебе понадобилась моя дочь? - рявкнул он. - Ты, хитрый русский ублюдок! Мне следовало вырвать тебе горло много лет назад, когда ты впервые начал крутиться вокруг моего дома и моей семьи! - Он взмахнул серебряным крючком, заменявшим ему кисть левой руки, и тот сверкнул стальным кинжальным блеском. Многие мужчины пришли бы в ужас при виде разъяренного Лукаса Стоукхерста. Даже на Николая это зрелище произвело сильное впечатление, его самоуверенность заметно поубавилась. - Я не допущу, чтобы она стала твоей, - прорычал Стоукхерст.