За все грехи - Ирэне Као

Однако Надин, похоже, далека от этих высоких материй.

– Добрый день, – приветствует она Джорджо. – Вы, вероятно, плотник?

В ее голосе слышится величественность и властность. Джорджо поворачивается.

– Я – Надин, спутница синьора Белли, очень приятно.

– А, здравствуйте. Взаимно.

Джорджо протягивает ей руку, перепачканную в пыли и воске, но Надин отступает назад. Этот странный тип кажется Надин цирковым персонажем, и она думает, с чего это вдруг Томмазо доверился этому чудаку.

– Вы уверены, что эта конструкция будет прочной? – спрашивает она, обеспокоенно оглядывая мебель.

– Конечно, – Джорджо хочется ее успокоить. – Уж поверьте, синьора. Мебель в надежных руках.

– Надеюсь, – богиня вздыхает и уходит.

Спустившись на первый этаж, она слышит, как Линда на кухне кричит на одного из монтажников:

– Не при-би-вать! Ну как тебе еще объяснить?!

От такой грубости по телу Надин пробегают мурашки: она никогда не позволила бы себе так жестко и властно разговаривать с людьми. Формально-вежливый тон всегда помогал ей урегулировать отношения.

С детства она старалась сдерживать свой бурный темперамент. Возможно, причиной этому было жесткое воспитание. Она часто спрашивала себя: нравится ли ей эта черта или она от нее устала? Не усугубилась ли она за время отношений с Томмазо? Ведь на самом деле они очень похожи.

Дни бегут, вот-вот наступит середина лета, Линда руководит работами, переругиваясь с рабочими. Кажется, будто медленно приподнимается занавес, оживают предметы, пространство заполняется на первый взгляд несочетающейся мебелью. В интерьере виллы барокко соседствует с модернизмом, за счет чего мебель и аксессуары не выглядят бездушными вещами из прошлого. Так, диванчик «Ле Корбюзье» в прихожей сменил традиционную обивку из черной кожи на изумрудно-зеленый атлас и выглядит абсолютно новым, а зеркало семнадцатого века в позолоченной раме над консолью из нержавеющей стали выглядит почти авангардно.

Иногда Линда приходит к дяде и помогает ему.

Когда Джорджо закончил конструкцию зимнего сада, Надин была потрясена и отказалась от своих предубеждений о нем.

Линда с головой погрузилась в работу и за последние несколько недель ни разу не виделась и даже не разговаривала с Алессандро. Он несколько раз писал ей, приглашая погулять, но она даже отказывалась от традиционной пятничной тусовки с друзьями. Вот и сегодня ближе к полудню – как раз, когда он обычно просыпается по субботам, – Алессандро прислал ей провокационную эсэмэску:

«Или ты превратилась в чертового трудоголика, или этот Томмазо тебя заколдовал».

Линда не ответила. Ей стало смешно от его слов, потому что он попал в точку. Конечно, она не отрицает, что в последнее время забыла о нем, – и ей не терпится исправить оплошность.

И вот Линда направляется к своему другу с двумя бутылками пива и большим желанием обнять его. Без предупреждения – она хочет сделать ему сюрприз. Она уверена, что в три часа дня после вчерашнего возлияния Алессандро может находиться только в одном месте: у себя на диване.

Она паркует свой кабриолет перед желтым домиком. Завидев ее, стая кошек рассыпается по крыше и исчезает в виноградниках.

Она звонит в дверь, но никто не открывает. Она жмет кнопку еще настойчивее.

– Але-е‑е! Открой, это я! – кричит она.

Спустя некоторое время на пороге появляется Алессандро: на ногах – шлепанцы, волосы растрепаны больше обычного, сквозь расстегнутую ширинку брюк видны темно-синие трусы.

– О, Линда, это ты? Ты с ума сошла, чего так громко звонишь?

– А ты гостеприимен, ничего не скажешь…

Линда тычет ему в грудь банкой «Хайнекена».

– Прости, я тут просто немного… – Алессандро чешет в затылке.

– Да уж вижу! Небось, всю ночь развлекался… – подмигивает ему Линда.

– Да нет, – Алессандро проводит рукой по лицу. – Просто не ожидал, что ты приедешь… сейчас.

На лице у него такое выражение, будто он не хочет, чтобы она зашла в дом.

– Я хотела сделать тебе сюрприз.

Линда подходит ближе, но он отступает.

– Ну, выпьем по пивку.

– На самом деле… – Алессандро оборачивается в сторону гостиной.

Вдруг из глубины дома раздается женский голос:

– Але, кто это?

– Вот черт, прости! Я сразу и не поняла… вот дурища! – говорит Линда, чувствуя себя так, будто со всего размаху получила пощечину.

Это же Валентина, догадывается она, да к тому же полупьяная и накуренная. И тут же видит подтверждение своей догадке – на диване лежит ее кофточка в пайетках, в которой она была на своем дне рождения.

Алессандро от смущения не знает, что сказать.

– О боже, прости, не надо было мне вваливаться, – бормочет Линда, сует ему в руки бутылки с пивом и резко поворачивается и уходит.

– Подожди секундочку! – Алессандро хочет ее удержать.

– Прости, пожалуйста.

Видно, что она огорчена.

– Созвонимся, ладно? Пока-пока.

Она разворачивается, не давая ему вставить слово, и бежит к машине. Алессандро стоит в дверях. Он не может решить: вернуться ли ему в дом к Валентине или догнать Линду.

«Какой позор, какой позор, какой позор!» – повторяет про себя Линда.

Это же Валентина, догадывается она, да к тому же полупьяная и накуренная. И тут же видит подтверждение своей догадке – на диване лежит ее кофточка в пайетках, в которой она была на своем дне рождения.

Она запрыгивает в кабриолет и срывается с места, как сумасшедшая, несется, куда глаза глядят, не глядя на спидометр. Автомагнитола орет на полную громкость. Линда убеждает себя, что должна радоваться за Але, радоваться за них обоих – они ведь ее друзья. Какой смысл расстраиваться? Совершенно никакого. И мерзкое ощущение в животе – это отголосок стыда, а вовсе не ревность.

Неожиданно она оказывается на дороге, ведущей к вилле Томмазо, машина как-то сама собой въезжает на аллею. Линда быстро взбегает по лестнице и входит в дом.

В воздухе еще стоит запах краски и клея, несмотря на открытые окна. Линда делает глубокий вдох, проходит через центральный зал и оказывается в библиотеке. Она смотрит на секции стенных шкафов. При виде инструментов, разложенных на полу, у нее возникает инстинктивное желание что-нибудь сделать. Может, это поможет избавиться от яда, проникшего в кровь.

Линда кидает сумку в угол, наклоняется и поднимает рашпиль. Потом берет рейку, кладет ее на рабочий стол и начинает полировать – она столько раз видела, как это делал дядя. Она твердо сжимает рашпиль, энергично водит им по дереву, обтесывает, шлифует – на пол падают мелкие опилки, словно крошки. Линда вспотела, щеки покраснели. Она снимает рубашку, бросает ее на сумку и остается в майке и шортах. На лбу и на шее проступили капельки пота и стекают в ложбинку груди. Линда не чувствует усталости и продолжает шлифовать дерево, будто в трансе.