Без страха и сомнений - Стелла Камерон

Элла встретилась глазами с отцом. Он улыбнулся ей, и в этой улыбке она прочла ободрение и предупреждение. Она не должна и виду показать, что ее задела эта жестокая шутка или всего лишь случайное совпадение.

– Ах, Боже мой! – внезапно воскликнула мама. Она взяла у Девлина лоскут ткани. – Это же мой сюрприз. – Она затолкала красный шифон в свой ридикюль.

Девлин сложил руки на груди и ухмыльнулся:

– Сюрприз, моя дорогая леди? Вы что, рассчитывали появиться на каком-нибудь маскараде в костюме девицы из гарема? Вы были бы неотразимы, ручаюсь вам.

Хансиньор грозно нахмурился.

– О нет, – возразила мать, застенчиво улыбаясь. – Просто у Эллы такая яркая внешность, что я решила пренебречь традициями и посоветовала ей надеть красное платье на ее первый бал. Тебе ведь не нравятся бледные тона, правда, Элла?

– Да, не нравятся. – Охрипший голос матери удивил Эллу. – Я устала, папа. – «Бедная мама. Она тоже знала эту историю и вспомнила о ней, увидев красный шифон».

Когда она вошла в комнату, глаза ее были завязаны.

– Элла. – Та, что держала ее взаперти, сняла повязку с глаз девушки. – Пришла пора снять накидку.

Элла вцепилась в завязки бархатной накидки, но тот же голос раздался у нее над ухом:

– Элла девственница. Это редкий приз. Сними же накидку, дитя мое.

Женщина, завязавшая ей глаза, предупредила:

– Делай что говорят. И поживее. Тебе же лучше, если не будешь сопротивляться. Будешь упорствовать, горько пожалеешь.

– Сними накидку.

Она стащила с девушки плащ и бросила его на пол.

Мужчины и женщины, увешанные драгоценностями, пьяные, некоторые полуодетые, громко ахнули. Мужчины просили ее подойти к ним. Женщины подзадоривали своих кавалеров, желая видеть больше, на что кто-то расхохотался и сказал, что и так уже видно все, что только можно увидеть.

Одетая в платье из прозрачного красного шифона, она стояла посреди комнаты, наполненной похотливой публикой.

– Элла?

Она очнулась от воспоминаний, услышав, что отец произнес ее имя, и с трудом выдавила из себя улыбку. Гнев исказил его красивое лицо.

– Уже поздно? – спросила она отца, не придумав ничего другого.

– Да, очень поздно, – ответил он.

– Бальное платье из красного шифона, моя дорогая, – сказал Помрой, полуприкрыв тяжелые веки. – Восхитительное зрелище.

– Будем с нетерпением ожидать бала, – весело подхватил Девлин. – А ты что скажешь, Сейбер?

Сейбер ответил не сразу. Едва взглянув на Эллу, он промолвил:

– С вашего разрешения, мы удалимся. Я должен проводить Марго домой.

И он ушел под руку с графиней Перруш. Элла долго смотрела им вслед.

– Я бы ни за что не надела красное платье на бал, – заявила Пришес. – Мои родители сказали бы, что это неприлично.

Миссис Эйбл наконец улучила момент для своего запоздалого появления. Вместе с ней подошел высокий сутулый мужчина, одетый в черное.

– Мама и папа, – прощебетала Пришес. – Прошу вас, отговорите Эллу надевать на бал красное платье. Папа, скажи это Элле и ее маме и папе.

Воспользовавшись тем, что вокруг гремела музыка, Девлин наклонил голову и тихо промолвил, обращаясь к Элле:

– Не знаю, что тут происходит, но послушай внимательно, что я скажу. Что-то здесь не так, и я должен понять, что именно.

Элла зажмурила глаза и слабо покачала головой. Лучше бы он не пытался. И никто не должен этого делать. Остается одна надежда, что Девлин нашел всего лишь чей-то шарф.

– Поручи это мне, – настойчиво продолжал Девлин. – И не суди строго о Сейбере. Он тебя обожает.

«Обожает!» Так обожает, что ушел с женщиной, которая для него наверняка гораздо больше, чем объект обожания. Он ушел с другой, даже не попрощавшись с ней, Эллой, после всего того, что было между ними сегодня вечером.

Ну хорошо же, лорд Эйвеналл. Он ее еще не знает. Она без устали преследовала его до сегодняшнего дня. А теперь у нее на это еще больше причин – ему не будет покоя, пока он не наберется храбрости сказать Элле, что не любит ее.

Сейбер не говорил, что не любит ее. Но он и не говорил, что любит. Как друг – да. Но она не собирается сдаваться. Ей, конечно, мало что известно о подобных вещах, но она знает, что мужчины часто ищут общества женщин определенного сорта, с которыми удовлетворяют известные потребности. Мысль о том, что Сейбер ищет утешения с кем угодно, только не с ней, терзала сердце. Но Элла решила быть стойкой и доказать Сейберу, что ему можно и не искать куртизанок, поскольку у него будет она, Элла.

– Элла погрузилась в задумчивость, – заговорщически промолвил Помрой Уокингем. – И так бледна, несмотря на свою золотистую кожу. Позвольте мне принести вам что-нибудь освежающее. Как это приятно – вновь зажечь румянец на прелестных щечках.

– Ну, это другое дело, – вмешалась Пришес. – А вот красный цвет не поможет оживить такой болезненный цвет лица, правда, мама?

Девлин предложил Элле руку, и она благодарно оперлась на нее. Родители направились сквозь толпу к выходу, и Девлин с Эллой вслед за ними.

– Нет, определенно красный цвет ей не идет, – сказала Пришес. – Так ты принесешь мне чего-нибудь освежающего, Помми?

Последнее, что услышала Элла, – это слова Пома: «Заткнись, Пришес!»

Глава 8

Отец Помроя Уокингема рыгнул и раскинул ноги, развалясь в кресле.

– Ты дурак, – пренебрежительно бросил он сыну. – Не надо мне было тебя слушать. Пошел бы с тобой – глядишь, все бы по-другому обернулось.

Помрой, сидя на алом бархатном диване, потянулся, чтобы налить себе еще мадеры. Вино перелилось через край и запачкало его панталоны.

– К дьяволу! – крикнул он. – Это не моя вина, говорю тебе. Откуда я знал, что появится этот проклятый Норт и вскружит ей голову. А потом и Эйвеналл, черт бы его побрал! Эйвеналл, с его-то изуродованным лицом. А она смотрит на него так, словно он сам Господь Бог!

Отец поддернул полы вышитого шелкового китайского халата, обнажив худые ноги.

– Надо было мне с тобой пойти, – повторил он, опрокинув бокал в рот и жадно высосав остатки вина. – Посылать мальчишку – последнее дело.

Если бы он мог избавиться от этого старого ублюдка, подумал Помрой. Если бы только он мог найти способ обрести свободу. Он бы жил так, как ему нравится. И никто больше не называл бы его мальчишкой.

В комнате было жарко. Окна закрывали зеленые бархатные портьеры. Богато украшенные хрустальные лампы освещали отцовскую коллекцию скульптур – обнаженные женщины в чувственных позах.

Помрой тоже бы сейчас не отказался от обнаженной девицы в чувственной позе. Ему нужна живая и сию же минуту.