Афон и его судьба - Владислав Маевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И мы двинулись. Но начало нашего путешествия тотчас же дало себя знать: тропинка, по которой нам пришлось делать свои первые шаги, была чрезвычайно ухабистой, порой пробегавшей около самых обрывов, так что даже мулашки, непрестанно оступаясь, инстинктивно прижимались к выступам скал. Что же касается видов на синевшее далеко внизу море и окрестности, то они, действительно, становились все чудеснее; даже обрывы и пропасти – готовые бесследно поглотить напуганного паломника – казались неописуемо прекрасными и ласкали восхищенный взор.
Долго не наступал час желанной остановки для отдыха в тяжелом восхождении на святогорские крутизны. Но вот, наконец, удостоились мы этого блаженства – достигли келлии Пресвятой Богородицы.
– Подумать только, ведь здесь отдыхала Сама Пречистая! – сказал монах, наш проводник.
И когда до моего слуха долетели эти простые слова, я почувствовал, какая глубокая вера в них заключалась. Несомненно, что человек, произнесший эти слова, ушедший от мира в афонское монашество, непоколебимо верил в чудесную легенду о восхождении на вершину Святой Горы Той, Чье Имя славит весь христианский мир. И вслед за монахом я и сам уже верил в предание и представлял себе картину отдыха Богоматери на заветном месте вершины горы. Вероятно, и тогда, без малого две тысячи лет тому назад, здесь было так же, как и в наше время: так же зеленели покрытые дремучим лесом склоны гор, так же сверкало всеми цветами радуги южное море, и такими же угрюмыми стояли гигантские скалы над бездонными пропастями, клубившимися синим туманом. И, подобно нам, созерцала тогда эти красоты афонской природы Она – тишайшая и чистейшая женщина мира, пожелавшая освятить Своим присутствием будущую твердыню вдохновенных исповедников учения Того, Кого Она столь непостижимо и чудесно родила на свет…
И когда я думал об этом, мне представлялась группа восходивших тогда на гору иных путников, одетых в хитоны и туники и окружавших прекрасную женщину с лицом, сиявшим неземным светом и присевшую на придорожный камень для отдыха…
Келлия, где наконец остановились и мы, представляла прелестный оазис среди безлюдных горных склонов. Эта обитель окружена каменной оградой, около которой тянутся вверх несколько больших сосен – последние представители местной горной флоры, постепенно исчезающей по мере приближения к пику горы. Далее за этой келлией растительность уже совсем исчезает, и начинаются совершенно голые скалы, движение по коим становится все труднее.
Крутизна по мере нашего движения вверх все увеличивалась. Порой нам приходилось буквально висеть над такими стремнинами, что и теперь вспоминаю со страхом. Но, несмотря на все трудности, наше движение не останавливалось. «Что же делать, здесь так все проходят! – ободрительно сказал инок. – А сколько верующих христиан прошло по этим местам, и не перечесть. И ничего, Господь хранит путников».
И эти простые слова ободряли, отгоняя мрачные мысли. Хотелось только идти вперед, чтобы поскорее достичь желанной цели, дабы воистину приобщиться к высокому званию «афонского паломника», ступившего на самое святое место Афонской Горы. Но до него еще было не близко, и синевшие повсюду отвесы скал становились все страшнее. Порой их грозные массивы прямо свисали над головой, готовые ринуться вниз всей своей тяжестью.
– Они едва держатся… эти камни! – объяснил монах. – Оторвались во время землетрясения, как говорят, да и задержались на время. А придет час, встряхнет их что-либо или своя тяжесть под конец оттянет – упадут обязательно. Чай, вчера слышали, как падали эти камни, когда мы шли лесом. Ох, беда, когда такая гора летит к морю: ничего не оставляет после себя на дороге, часто вековые сосны выворачивает с корнем. А вот наши отцы-пустынники все же живут здесь и спасаются!..
Проводник был прав: дикость природы Святой Горы не останавливает келлиотов и пустынников от подвижничества в ее самых страшных местах. И проходя последними, я не раз замечал их уединенные келийки, белевшие среди дремучего леса или на фоне синих скал. Ни деревьев, ни кустика, одна голая поверхность горы – таков последний и самый трудный переход при восхождении к вершине Афона. Двигаться по крутизне приходилось крайне медленно, ибо ноги беспрестанно скользили и попадали на круглые камешки, рассеянные по тропинке и мешавшие прочному упору подошвы. И не только для нас, двуногих и непривычных путешественников, был труден этот памятный подъем: изнемогали от него и наши верные мулашки, которых пришлось оставить далеко внизу, тотчас же по выходе из келлии Пресвятой Богородицы.
Между тем по мере нашего приближения к вершине кругом становилось все холоднее. По совету проводника-монаха мы сделали краткую остановку, чтобы надеть шерстяные куртки, без которых не рекомендуется совершать восхождение даже в жаркое время лета. От келлии Пресвятой Богородицы до вершины всего движения около полутора часа, но именно эта последняя часть пути – самая тяжелая во всех отношениях. За четверть часа до вершины гора делается настолько покатой, что приходится карабкаться по ней при помощи не только ног, но и рук, в то время как за спиной все время остается пропасть. Но стоило только поднять голову и взглянуть вверх перед собой, так все мрачные и тревожные мысли о катастрофе мгновенно исчезали: конец страдного пути паломника уже был ясно виден. Это была маленькая церковка, венчающая собой пик знаменитой Афонской Горы. И глядя на этот редчайший по своему местоположению храм, я почувствовал прилив новых сил для преодоления последних трудностей подъема и стал ползти вверх с удвоенной энергией.
Наконец заветная цель была достигнута – моя нога ступила на самое темя Афона, на самое высокое место этого чудесного края. А представляло собой это место заостренную, неправильной формы мраморную скалу с небольшой площадкой, посреди которой возвышался храм в честь Преображения Господня, длиной не более десяти метров. Первой бросившейся мне в глаза особенностью этой святыни являлось отсутствие креста на куполе, причину чего не замедлил мне сообщить мой проводник.
– Кресты не могут здесь долго стоять на храме! – объяснил он. – Они постоянно ломаются проносящимися здесь бурями и страшными ударами молнии, от которых нет спасения и ничему живому. Потому здесь никто и не живет при церкви. Но усердные иноки все же стекаются сюда со всей горы для богослужений, особенно много народу бывает здесь 6 (19) августа в день Христова праздника.
Знаменитый Гумбольдт полагает, что Святая Гора по перпендикуляру к уровню моря имеет 2065 метров; простые же русские монахи, руководясь, вероятно, одним глазомером, определяют ее высоту в три версты. Во всяком случае гора эта удивительная во всех отношениях; бесподобен и вид, открывающийся со святогорского пика. И старые монахи мне говорили, что отсюда в ясные дни и при склоне солнца к западу можно видеть далекие острова, которые при мне тонули в голубом тумане. Но острова архипелага все были видны. И я без пояснений определял острова Самофраки и Имброс, Тассо и Лемнос, столь любимый Вулканом, где ковали его циклопы заветные брони для витязей Ахилла и Энея; различал берега мифологической Трои и любовался величественным видом Олимпа, красовавшимся над Салоникским заливом своей прекрасной шапкой, покрытой вечным снегом.
Виднелись вдали увенчанные сверкающими снегами синие горы Македонии, являвшиеся по своему угрюмому облику полнейшей противоположностью привлекательной цепи Афонского хребта, ниспадавшей к перешейку в живописных волнах расцветающей зелени. Поразительное, незабываемое зрелище; единственная в своем роде картина! И как занимательно теперь было с этой высоты смотреть на все другие афонские возвышенности и горы, столь внушительные при наблюдении их с моря, лежавшего где-то в глубине бездны. А отсюда все эти великаны казались нам не более как холмиками или плоскими пригорками, слегка покрытыми зеленью (вековой лес!), яркость которой скрывалась под сероватыми клубами облаков, равнодушно проплывавших у нас под ногами.
– А вот и обители наши! – указал мне монах. – Все хорошо видны отсюда. Вот они белеют: вот Руссик, Карея, Ивер, а вот и купол горит на Андреевском скиту!
С волнением внимал я простым словам монаха, указывавшего мне различные подробности чудесного вида, который развертывался у меня под ногами. Незабываемые впечатления! Я так ясно различал вдали все те прекрасные и тихие обители, которые перечислял мой спутник, и в то же время я с восторгом думал о безграничном величии того места, на какое меня занес Промысл. Афон, Афон! – думал я. – Святая Земля и Афон… Вот два слова, два образа, два видения, которыми столько веков жила православная душа, особенно душа славянина, душа русского. Ведь если припомнить и вдуматься, то вряд ли можно отыскать для истинно-православных сердец более чудесное повествование, чем повествование о той земле, которую исходил Спаситель, и о той горе, на которой в святых монастырях, скитах и келлиях в высоком подвиге смирения и послушания спасались молитвенники грешной земли.