На службе Отечеству - Александр Алтунин

- До рассвета пополнить боеприпасы. Патроны, мины, гранаты и снаряды через два-три часа обещали доставить на батальонный пункт боепитания из соседнего полка. Пришлите за ними. Людей кормите. В походных кухнях приготовлен обед. Его подвезут прямо в роты. Подберите укрытое место для кухонь и по отделениям направляйте к ним солдат. Всех убитых до утра похоронить согласно воинскому обычаю: с отданием почестей. Раненых отправить на лечение через батальонный медпункт... В течение трех часов закончить...

Заместитель командира по политической части старший политрук Пегов обратил наше внимание на то, чтобы за множеством дел мы не забыли о живых людях, о бойцах, с которыми надо обязательно побеседовать, рассказать им о результатах первого дня боев, о том, что они с честью выдержали боевое крещение, что теперь они сами убедились, что фашистов бить можно...

Признаться, в тот момент я был доволен собой: ведь я уже выполнил все, о чем сейчас говорил Пегов.

Ночь прошла относительно спокойно. Противник лишь изредка обстреливал дороги. Мы готовились к новым боям. Стаднюк, категорически отказавшийся идти в медсанбат, отдыхал под присмотром Петренко в укрытии. Лишь под утро мне удалось задремать. И пережитое днем повторилось во сне. Куда-то бегу, делаю отчаянные выпады винтовкой, расчищая сабе путь в сплошной массе солдат в серо-зеленых мундирах. Но чем больше убиваю их, тем больше их встает на моем пути. Они идут сплошной стеной, как крысы при стихийных бедствиях. Стена кинжаловидных штыков неумолимо надвигается на меня!.. И я, желая увлечь за собой бойцов, бросаюсь на них с отчаянным криком "ура". Но голоса нет, лишь глухой хрип исторгает мое горло. Вдруг страшные взрывы разметали и врагов, ощетинившихся штыками, и моих товарищей, и сам я лечу в какую-то пропасть...

- Товарищ командир! Товарищ командир! - слышу голос Миши Стогова и, очнувшись, сознаю, что лежу, распластавшись, на земле, а рядом испуганный ординарец, закрывший голову руками. Рвутся снаряды. Земля вздрагивает под нами, что-то больно бьет в спину. "Неужели фашисты решили атаковать ночью?" - промелькнуло в голове.

Тяжело поднимаюсь на ноги и, поправив каску, пытаюсь разглядеть, что происходит на переднем крае. Сквозь предрассветную серую мглу вижу, что там, где находится вторая стрелковая рота, творится непонятное: над окопами мелькают во весь рост солдаты, причем, кажется, в немецком обмундировании. Жадно приникаю к биноклю, и сразу все становится ясным: на позиции роты ворвались фашисты. Почувствовав, что артиллерийский обстрел по расположению моей роты ослаб, подаю команду:

- К оружию!

Однако огонь вести невозможно: попадем в своих. Вдруг вижу - фашисты бегом покидают наши позиции. Теперь можно ударить из минометов. Я подаю команду открыть огонь. Сквозь дым разрывов замечаю, что бегущие фигуры исчезли - значит, залегли. Большего мы не смогли сделать. Сильный артиллерийский обстрел вынудил минометчиков спрятаться в укрытиях. Прошу лейтенанта Степанова пробраться на наблюдательный пункт командира второй стрелковой роты и разузнать, что у них произошло. Спустя час Степанов благополучно вернулся. Оказывается, на рассвете немцы предприняли разведывательный поиск и захватили в плен наших бойцов. Рассказав о случившемся, Степанов как-то странно смотрит на меня, словно хочет что-то добавить и не решается. Я в свою очередь вопросительно смотрю на него.

- Комроты считает... - Лейтенант умолкает, на носике-пуговке заблестели капельки пота.

- Ну, что считает комроты? - нетерпеливо спрашиваю я, удивленный смущением командира.

- Он считает, что бойцы погибли под нашим минометным огнем вместе с захватившими их фашистами. - Степанов огорченно махнул рукой.

Будто игла вошла в мое сердце. Не следовало открывать огонь? Но кто думал, что так случится? Признаться, у меня и в мыслях не было, что среди убегающих фашистов есть наши бойцы. Когда же я поставил себя на место бойцов, попавших в лапы врага, то подумал: "Лучше погибнуть в бою, чем оказаться в фашистском плену". Честно говоря, до конца войны фашистский плен был для меня страшнее смерти.

Земля смоленская

Тусклый лунный свет освещает лесную дорогу, по которой растянулась колонна отступающего стрелкового полка. Замыкает колонну батальон капитана Тонконоженко. Нам так и не удалось связаться ни с командиром 720-го стрелкового полка, ни со штабом своей 162-й дивизии.

В центре батальона устало шагают мои минометчики. Они тащат на себе четыре уцелевших 82-миллиметровых миномета и оставшиеся мины. Время от времени останавливаясь и пропуская смертельно уставших бойцов, я с тревогой думаю: "Сколько они еще продержатся? Третьи сутки на ногах, без сна и отдыха". К рассвету прошагали около пятнадцати километров. По-видимому, противник проспал отход советских войск, накануне столь упорно оборонявшихся.

В полдень к голове колонны подъехала запыленная эмка. Из нее выскочил чрезвычайно подвижный худощавый полковник. Встав на придорожный пень, он громко крикнул:

- Командира батальона ко мне!

Капитан Тонконоженко подбежал к полковнику, представился:

- Здравствуйте, капитан! - Полковник протянул руку. - Я из штаба девятнадцатой армии. Вашему батальону приказываю развернуться здесь... Задача - оседлать дорогу и во что бы то ни стало задержать противника, особенно его технику, не дать прорваться к главным силам. Понятно, капитан?

- Понятно, товарищ полковник. Только боеприпасов у меня маловато: патронов - по двадцать - двадцать пять штук на винтовку, по три-четыре мины на ствол и всего пять снарядов для сорокапятки.

- Занимайте оборону, капитан, о боеприпасах я позабочусь. Полковник так же внезапно исчез, как и появился. Тонконоженко вывел батальон на большое картофельное поле, окруженное со всех сторон смешанным лесом. Поле было ровное и легко просматривалось из конца в конец. Капитан Тонконоженко расположил стрелковые роты вдоль восточного края поля. Огневую позицию для противотанковой пушки он выбрал слева от дороги.

И снова бойцы, сбросив амуницию, быстро, как кроты, вгрызаются в землю.

Часа через два из леса с западной стороны поля выскочили мотоциклисты. Меткий огонь боевого охранения заставил их повернуть вспять и скрыться за деревьями. Вскоре оттуда показались автоматчики. Они перебежками пересекают поле, ведя беспорядочную стрельбу. Боевое охранение вынуждает их залечь. Получив подкрепление, автоматчики возобновляют движение. Бойцы охранения, отстреливаясь, организованно отходят за передний край обороны. Их поддерживают стрелки. Экономя боеприпасы, Тонконоженко запретил без команды открывать пулеметный огонь. До немцев оставалось меньше двухсот метров, когда раздался сигнал - длинная пулеметная очередь, - и сразу заработали все пулеметы и минометы. Немногим вражеским автоматчикам удалось благополучно удрать.