На службе Отечеству - Александр Алтунин

Слух снова четко воспринимает шум боя: топот, яростную ругань, сопение, вопли, хрипы умирающих. Слепящая ярость охватывает меня, лицо пылает, невольно вылетают слова: "Гады! Гады! Гады!" Отчаянным рывком с трудом поспеваю на помощь Лысову: в последний момент удается отвести от него вражеский штык. Оказывается, парторг ранен, но не выходит из боя. Морщась от боли, он яростно размахивает прикладом пулемета.

Слева, прижимаясь вплотную ко мне, неуклюже мечется мой долговязый ординарец Миша Стогов. Каждый выпад винтовкой он сопровождает таким надрывным уханьем, словно колуном рассекает дубовые поленья. Из-за спины носатого немца высунулся офицер: холеная физиономия, усики а-ля Гитлер. Он стреляет из пистолета. Видимо, он-то и ранил Лысова. "Ну, держись, гадюка!" Перекинув винтовку в левую руку, выхватываю револьвер и, почти не целясь, дважды нажимаю курок. Пули не прошли мимо: первым падает солдат, закрывавший офицера, за ним скрываются и усики.

Сберегая патроны, продолжаю орудовать штыком. Перед глазами мелькают обезображенные звериным оскалом зубов лица врагов, почти неузнаваемы и лица моих боевых товарищей. И впервые возникла мысль о том, что несколько таких рукопашных схваток могут искалечить психику человека. Война - скопление ужасов, но рукопашный бой, когда обезумевшие от ярости люди нередко буквально вгрызаются друг другу в горло, - это самое страшное ее порождение!

...Боль от скользящего удара прикладом по левому плечу разъярила меня. Пробиваюсь вперед с одним желанием: побольше уложить фашистов, пока вражеская пуля или штык не достанут меня.

Слева, орудуя винтовкой, что-то яростно выкрикивает лейтенант Позднышев. В пылу схватки с него сбили каску. На лицо стекает струйка крови. Лейтенант пошатывается от слабости, но, подбадривая себя хриплым голосом, с трудом отбивает наседающих фашистов. Поняв, что Позднышеву грозит смертельная опасность, пытаюсь пробиться к нему. В последний момент замечаю, как сержант Востриков и боец Супруненко, спасая своего командира, принимают удар на себя.

В некотором отдалении от меня сражаются минометчики во главе с лейтенантом Вороновым. Помнится, в первые дни моего пребывания в полку Воронов поразил меня блестящей техникой штыкового боя. Но в этой смертельной схватке он превзошел себя. Бойцы инстинктивно жмутся к нему. В центре его группы замечаю Стаднюка, который, расстреляв, видимо, все патроны, размахивает над головой револьвером, как кавалерист шашкой. До меня долетает его звенящий, призывный голос:

- Руби! Коли! Бей гадов!

"Убьют бедолагу!" - мелькает тревожная мысль при виде безоружного младшего политрука, но с радостью замечаю, что бойцы явно стараются оттеснить Стаднюка, не дают ему вырваться вперед.

Неравный бой продолжается. Немецкая артиллерия и минометы пытаются выстроить частокол из разрывов снарядов и мин вокруг места рукопашной. Видимо, хотят не пропустить подкрепление с нашей стороны.

Пробиваясь к группе Позднышева, только теперь полностью осознаю, сколь превосходит нас противник численностью. Но назад пути нет.

Отчаянным рывком нам удалось соединиться с группой лейтенанта Позднышева, который, истекая кровью, лежит на земле, прикрываемый сержантом Востриковым и бойцами.

Яростно отбиваясь от наседающих фашистов, мы уже не в состоянии продвинуться вперед ни на шаг. А в сотне метров от нас из последних сил бьются оставшиеся в живых красноармейцы во главе с лейтенантом Николаевым.

С каждой минутой положение наших групп становится все более тяжелым. Остается одно: подороже продать свои жизни. Вдруг замечаю, как белобрысый фашист, только что ожесточенно орудовавший прикладом, останавливается, затем пятится и, круто повернувшись, бежит. За ним то один, то другой пускаются наутек. Оказывается, с высотки на помощь нам спешила группа бойцов с винтовками на изготовку. Сквозь шум боя прорвалось протяжное "ура-а-а". Подхватив боевой клич, минометчики яростно кинулись на дрогнувшего врага, словно не они минуту назад отчаянно отбивались от наседавших серо-зеленых мундиров.

Преследуя фашистов, сталкиваюсь с незнакомым майором и нашим комбатом. Они привели подкрепление - всех, кого удалось собрать без риска ослабить стрелковые позиции. Помощь подоспела в критический момент.

Внезапно отступавшие немцы останавливаются, начинают метаться. Это командир второй стрелковой роты Левушкин, не открывавший пулеметного огня по откатывающейся в сторону его роты серо-зеленой массе из опасения попасть в своих, с группой бойцов перерезал путь врагу. Мышеловка захлопнулась.

Пытаясь прийти на помощь своей оказавшейся под угрозой уничтожения группе, противник предпринимает новую атаку. И опять на выручку приходят наши летчики, которые отгоняют танки, а батальон плотным пулеметным и минометным огнем отбивает пехоту. Наконец с прорвавшейся пехотой покончено.

И тут только обнаруживаю, что среди нас нет младшего политрука. Вся рота бросилась на поиски. Через четверть часа прибегает запыхавшийся Миша Стогов и сообщает, что Стаднюка нашли под трупом фашиста. Бойцы бережно несут Стаднюка и Поздныгаева. Позднышев мертв. На теле Ивана Афанасьевича никаких ран. Около него хлопочет санинструктор. Вот Стаднюк открыл глаза и непонимающе уставился на нас, затем попытался встать, но не смог. Окончательно придя в себя, политрук рассказал, что на него бросился огромного роста немец. Вероятно, тот, под которым и нашли Стаднюка. Голова фашиста была размозжена - это и спасло младшего политрука от гибели. Кто в сутолоке рукопашной отвел смерть от нашего Ивана Афанасьевича, установить было трудно, но благодаря ему младший политрук отделался лишь легкой контузией.

Приказываю командиру первого взвода лейтенанту Сергею Воронову подобрать раненых и возвращаюсь на огневые позиции. Но в каком виде я их нахожу! Все вокруг перепахано, перевернуто, искорежено, словно прошелся гигантский плуг. Задерживаюсь около миномета, представляющего нечто фантастическое. Да, тут уж не поможет никакой ремонт. В общем, из строя вышли два ствола.

На наблюдательном пункте, к своей искренней радости, вижу Сусика, который, судя по его деловитому виду, совсем оправился от приключившейся с ним беды. Заметив меня, он вскакивает, вытягивается, не выпуская из рук телефонной трубки, и устремляет на меня свои по-детски ясные глаза.

- Ну как, Хома? - спрашиваю участливо. - Жив-здоров?

- Так точно, товарищ лейтенант! Все в порядке. - На лице Сусика смущенная улыбка.

Минуту спустя он деловито просит меня к телефону. Голос Тонконоженко звучит по-прежнему бодро. Чувствуется, что он доволен результатами боевого крещения: батальон успешно отбил все атаки, хотя первый бой оказался труднее, чем думалось. Мы потеряли немало бойцов и командиров, но фашисты заплатили за это дорогой ценой. Словом, у нашего комбата были основания гордиться своим батальоном.