Сенсация на Марсе (сборник) - Василий Бережной

Туо часто вздыхал по своему летательному аппарату, который погиб в Сахаре. Теперь, говорил он, бриллиант — наша надежда. Как-то я пошутила: «Не говори «Надежда», потому что бриллиант с таким именем приносит несчастье. Тот негоциант, который вывез его из Индии, погиб, любовница короля, которой он подарил его, — погибла, все, к кому он попадал в руки, умирали не своей смертью. Последней была молодая американка. Ей бриллиант достался в наследство от богатой бабушки. Она неожиданно умерла при каких-то таинственных обстоятельствах».

Туо только улыбнулся: разве может минерал влиять на судьбу человека! А оказывается, может, да еще как!

Уставившись на бриллиант, оператор забыл даже о съемке. Замер как загипнотизированный.

— Да это же гигант, колосс, уникум! — шептал пересохшими губами. — Сколько, интересно, он весит?

Взвесили — двадцать килограммов! За всю историю человечества никто еще не видел такого бриллианта — ни индийские раджи, ни египетские фараоны, ни британские короли. Я сама ужаснулась, когда узнала, что двадцать килограммов!

— Сто тысяч каратов! — бормотал оператор. — Нет, это уму непостижимо. Это же миллиарды долларов!

Но бриллиант этот уникален не только по весу. Форма-то у него какая — октаэдр в октаэдре! Шестнадцать граней, двенадцать вершин, и все это видно, и кажется, что он бездонный, бесконечный, и невозможно понять, где его середина. Такие в нем открываются анфилады, что вроде бы войди в него, и окажешься в ином пространстве, в другом мире. И чистый как слеза. Нет, мама не может себе представить, какое это воплощение необычайной красоты! Это нужно своими глазами увидеть. А как он сияет, как сверкает, как играет в нем свет! А кроме того, Туо рассказывал: в нем чудесным образом преломляются невидимые силовые линии универсального поля — это и дает возможность смещения пространства и времени, нужна только энергия для усиления, к тому же энергия очень слабая, какие-то мизерные импульсы. Вся трудность в том, чтоб точно рассчитать силу импульса и направление действия. Для этого Туо конструирует какой-то фильтр. Впрочем, все это так сложно, что трудно понять, а маме, наверно, и неинтересно.

Так вот, после того, как этот несчастный кинооператор увидел бриллиант, с ним что-то случилось. За несколько дней похудел, потемнел, только глаза пылали огнем. Все думали, что он захворал. Лабан посоветовал ему отправиться в Тунис полечиться. Не захотел. Ночами бродил по пустыне, и я боялась, что разорвет его лев (говорят, кое-где еще встречается в Сахаре этот царь зверей). Да ничего, обошлось.

Но однажды, когда Туо с Лабаном улетели на несколько дней, а наша колонна двинулась к месту новой стоянки, примерно километров за сто, кинооператор исчез. Кто-то сказал, что он тоже улетел на геликоптере, так что его и не искали. Разместились на новой стоянке, в новом оазисе, вернулись Туо с Лабаном, тут выяснилось, что кинооператора с ними не было. Куда же он подевался? Когда Туо заглянул в ящик, в котором держал свой еще до конца не смонтированный аппарат, все стало ясно: пропал бриллиант! Кинооператор исчез, прихватив его с собой.

— Далеко не убежит, — сказал Лабан, — поймаем!

Туо страшно разволновался, таким я его еще не видела. И конечно же переживал он совсем не потому, что бриллиант дорого стоит. Бриллиант для него — это в первую очередь научное приспособление, техническая удача, которой он добился после долгих лет напряженного труда на своей далекой Филии. Без этого бриллианта ему нечего и думать о возвращении на родную планету.

Зарокотал геликоптер — полетел в погоню. Если мама подумает, что в пустыне негде спрятаться, что там все как на ладони, то она очень ошибется. Два дня искали оператора, и все напрасно. Как сквозь землю провалился! Потом выяснилось, что он таки на самом деле, услышав гудение геликоптера, зарылся в песок и выжидал. Заметили его на третий день в вади — это такие пересохшие русла, — и выдал его сам бриллиант. То ли порвалось полотенце, то ли второпях завернул он драгоценность не очень аккуратно, а блеснул минерал всего на одно мгновенье, но и этого было достаточно. Когда геликоптер сел, одичавший воришка бросился бежать. Да где уж там бежать обессилевшему, да еще с такой ношей! Двое солдат по приказанию Лабана сразу же догнали его и схватили. Он не кричал, не оправдывался, не просил пощады, только дико сверкал глазами. Туо взял свой бриллиант на руки, как берут ребенка, прижал к груди. Попросил развязать преступника и дать ему воды. Когда тот немного пришел в себя, Туо спросил:

— Ну зачем он тебе, этот минерал?

Кинооператор посмотрел на него как на сумасшедшего и ничего не ответил, только осклабился. Лабан и солдаты улыбнулись, и я их понимаю. Такой вопрос мог задать только неземлянин, только тот, кто не знает, что такое б_о_г_а_т_с_т_в_о.

Туо попросил Лабана отпустить кинооператора на свободу, но тот не согласился и, пожалуй, правильно сделал, что решил держать вора под стражей. Оказавшись на свободе, он мог бы сговориться с гангстерами и вернуться сюда… на истребителях. За такое богатство — миллиарды! — они бы и в пекло бросились, не то что в Сахару! Он ведь даже и солдат пытался уговорить на что-то такое. Но они надавали ему тумаков, и он ходит теперь весь в синяках.

Мне его жалко. Он, может быть, и в самом деле не виноват, что богатство отравляет душу человека. Но, с другой стороны, если каждый будет так поступать, что же получится? Я уж не говорю о том, что нарушил он и заповедь божью: не укради.

Эта неприятная история всем нам испортила настроение. Но маме волноваться не надо, все окончилось, слава богу, хорошо, и все мы здоровы. Художник продолжает рисовать Марту, десятки эскизов и портретов оставил на песке — пускай, говорит, Сахара смотрит на небо Мартиными глазами, за это оно, может быть, ниспошлет дождь. Целую маму крепко-крепко».

«Ура! Ура! Ура! Наконец нашли! Нет, мама не сможет представить себе нашу радость… После долгого кружения над Сахарой, после бесконечных переездов — на горизонте уже виднеются египетские пирамиды! — после многих разочарований все-таки нашли! Чувствительнейший осциллограф, установленный на геликоптере, ожил, появились на экране проблески молний: тут, именно тут, в недрах пустыни, работает маяк Археоскрипта! Геликоптер сел, Туо с Лабаном взяли прибор и, идя по спирали, обозначили место, где зарыт Археоскрипт, с точностью до нескольких метров. Все обрадовались, особенно Лабан. Потирая руки, он топтался на рыжем окаменевшем песке как заведенный.

— Чует мое сердце — здесь неоценимые сокровища для науки! — говорил он Туо.