Хотел ли Гитлер войны. Беседы с Отто Штрассером - Дуглас Рид

Разговор, который и так длился слишком долго и, по вине Гитлера, едва-едва не срывался до уровня бессмысленного трепа, продолжился речью Гитлера о «грядущем нордическо-германском правлении в Европе», однако Штрассер попросил его на этом остановиться и перенести беседу на следующий день. Будучи оптимистом по натуре, он предложил посвятить его вопросу, который был крайне интересен для него – социализму, причем в том виде, в каком он его понимал.

Когда идейные противники встретились на следующий день, Штрассер поспешил нанести удар первым. Он заготовил пространное объяснение своих воззрений на социализм и путей применения их на практике. Он произнес все необходимые слова, пытаясь прижать Гитлера к стенке и выдавить из него откровенное признание.

«Вы же согласитесь со мной, – сказал Штрассер Гитлеру, – что свержение существующего режима, на которое мы обоюдно работаем, станет целостной, настоящей революцией в политической, экономической и духовной сферах, революцией, которую нужно разворачивать и доводить до конца во что бы то ни стало? Это значит, что мы должны равно быть непримиримы по отношению и к капитализму, и к международному марксизму. Поэтому главный вопрос сегодняшней нашей беседы, повестка дня, так сказать – тот, что наша кампания не должна ограничиваться «борьбой против марксизма», но что ее следует проводить и как борьбу с капитализмом. Но это требует четкой позиции по главному вопросу – вопросу частной собственности. Я считаю, что принцип «неприкосновенности частной собственности» исключает всякие шансы на существование немецкого социализма. Конечно, я понимаю, что вся цивилизация базируется на собственности. Но именно потому, что материальные обстоятельства, в которых находится человек, определяют возможности его развития как личности, формируя честную и четкую манеру поведения, и именно потому, что собственность, таким образом, становится основой для независимости и самостоятельности, как раз и необходимо предоставить тем самым 80 процентам немцев, которые сегодня не обладают собственностью, возможность собственность приобрести. А капиталистическая система такой возможности не дает».

«Современная ситуация, – продолжал Отто Штрассер, – напоминает ситуацию перед Войной за освобождение[35]. Тогда барон фон Штейн очень мудро сказал: «Если нация хочет снискать свободу и славу, то нужно угнетенным группам этой нации дать собственность и право на соучастие в принятии решений». В то время угнетенными классами были безземельные зависимые крестьяне. Затем история потребовала освобождения крестьян; сегодня же нужно освободить рабочих. Тогда цель была достигнута благодаря тому, что крестьянам дали собственность и право на участие в общественной жизни. Точно так же и рабочим сегодня надо дать собственность и право на участие в общественной жизни. В сельском хозяйстве удалось использовать метод наделения собственностью частников, потому что землю можно разделить на небольшие, но достаточные по размеру куски. В современной же промышленности такая метода невозможна – фабрику нельзя разделить на множество маленьких предприятий. Следовательно, в данной ситуации необходимо использовать принцип коллективного владения, так что и название этой собственности должно отражать двойственность юридической составляющей – человек владеет ею как член нации и как член трудового коллектива определенной фабрики. И как тогда барон фон Штейн вынужден был изъять у крупных землевладельцев часть земель, чтобы сделать крестьян собственниками – и тогда, и сейчас у всего были свои хозяева, ничьих земель и вещей не было, – так и сегодня мы должны взять у нынешних владельцев часть их монополии-собственности и передать ее рабочим или, в более широком значении, нации. Собственники прошлых времен прозвали барона фон Штейна якобинцем – точно так же сегодня они называют нас большевиками, но освобождение Пруссии было бы невозможно без такой реформы, равно как и освобождение современной Германии невозможно без освобождения рабочих».

Тут Гитлер прервал его: «Ваше сравнение абсолютно неверно. Вы не можете сравнивать сложный промышленный механизм современности с процессом освобождения крестьян. Конечно, землю можно поделить и раздать отдельным людям, но с современным производством так не сделаешь».

Штрассер стал горячо говорить о том, что, конечно, в вопросе методов существует огромная разница, но он-то говорил о том, что освобождение крестьян, выпустившее на волю могучие силы, которые и обеспечили успех Войны за освобождение, было бы невозможным, если бы принцип неприкосновенности частной собственности соблюдался во всей своей полноте.

Гитлер спросил Штрассера, как он представляет себе раздел собственности в современном промышленном государстве. Штрассер ответил, что нынешние собственники, по его мнению, должны сохранить за собой 49 процентов капитала и прибыли с предприятия, государство – как представитель нации – должно получить 41 процент, а оставшиеся 10 процентов – рабочие. Управление концерном (в лице наблюдательного совета) нужно также разделить на три равные части в соответствии с количеством новых собственников – нынешних владельцев, государства и рабочих, чтобы влияние государства на повседневную деятельность было бы ограничено.

Вот так Отто Штрассер в своем «вступительном слове» развил, набросав крупными мазками, свою теорию немецкого социализма, о которой я более подробно расскажу далее. Речь, однако (и вы увидите это из цитат), не шла о том, что нынешних владельцев собственности нужно в одно мгновение этой самой собственности лишить в пользу неимущих масс или что суперкапиталист в лице государства заместит собой индивидуальных капиталистов современности. Штрассер говорил о том, что не имеющие собственности 80 процентов населения страны должны быть допущены к совладению, совместному управлению и совместной ответственности.

Логичной реакцией на это стали следующие слова Гитлера: «То, что вы говорите – это отъявленный марксизм, более того – большевизм. Вы хотите ввести демократическую систему, которая в политике оставила нам груду развалин, влезла в экономику и разрушила ее. Таким образом, вы сведете на нет весь прогресс, которого достигло человечество, а ведь общество двигали вперед великие люди, великие изобретатели».

Поразительно, как этот человек, стандартный набор приемов которого состоял из нескольких фраз, почерпнутых со страниц захудалых венских газетенок, смог напустить пыли в глаза и навязать свою волю; и непонятно, как он мог отвечать на вопросы и уничтожать аргументы противника, пользуясь десятком слов – «марксизм», «демократия», «либерализм», «интеллигент», «писака», «большевизм», «порядок». В его рассуждениях почти не встретишь какой-то вразумительной мысли; таковых у него – по пальцам пересчитать, да и те сомнительного качества.