Большой риск. Путешествие на "Таити-Нуи" - Бенгт Даниельсон

Эрик еще долго не мог унять свой вполне справедливый гнев. Я предложил приготовить сырую рыбу по-таитянски, чтобы как-то успокоить его. Это вызвало всеобщее одобрение. Хуанито нарезал макрель небольшими кубиками и положил на два часа в лимонный сок. Среди наших съестных припасов очень кстати оказались лимоны. Настроение значительно повысилось, когда на столе появилась сырая рыба. Но, к сожалению, отношения между этими людьми, которых фактически объединял только горячий интерес к изучению моря, больше уже никогда не потеплели. Ганс еще решительнее, чем раньше, встал на сторону своего друга, и экспедиция, таким образом, сразу разделилась на два лагеря, не считая смущенного положением дел бедняги Хуанито, который оставался нейтральной стороной, Справедливости ради хочу добавить, что со временем Жану были прощены все его грехи. Позднее Эрик и все остальные безоговорочно признали, что он действительно искусный и смелый рыболов и без его улова наш стол был бы очень однообразным. К общему удовольствию, он несколько изменил и метод ловли: один конец длинной лесы он прочно привязывал к металлической стреле ружья, другой же отдавал Гансу. После выстрела добычей занимался Ганс, он втаскивал ее на борт, а Жан тем временем спокойно добирался до плота.

Удивительно приятная летняя погода сочеталась со свежим попутным ветром. С каждым днем мы проходили все большее и большее расстояние. И когда я определил 8 марта местонахождение нашего плота на карте, к моему великому удивлению, оказалось, что мы прошли почти полпути. За три недели пройдено 800 миль! Средняя же скорость в сутки составляла 40 миль. Поистине не было причин на что-либо жаловаться. Но если плот сверх всякого ожидания шел хорошо, то в другом отношении он вел себя довольно странно: корма постепенно опускалась все глубже и глубже, и волны угрожали залить палубу. Трудно было поверить, что одни и те же бревна впитывали на корме больше воды, чем на носу. Мы подумали, что это происходит из-за неравномерного размещения груза, и решили попробовать перенести в носовую часть все ящики с пробирками Жана, из которых сотни были уже заполнены морской водой и планктоном. Это помогло, но не в такой мере, как мы думали. Единственный груз, который теперь оставался на корме, - четыре 200-литровые пустые бочки под палубой. Может быть, они наполнились, морской водой? Бочки немедленно были обследованы. Две из них действительно оказались полны воды и, вместо того чтобы увеличивать плавучесть плота, тянули его вниз. Нам удалось их опорожнить. Плот освободился от лишнего груза и принял горизонтальное положение. Может быть, он сидел немного ниже, чем перед отплытием из Конститусьона, но это было вполне нормальным явлением, так как сухие бревна, естественно, впитывали в себя какую-то часть воды. Мы были уверены, что это только вопрос времени и процесс впитывания в конце концов прекратится.

Нам даже показалось, что он уже прекратился: плот шел легко и хорошо, не вызывая у нас никаких опасений.

Теперь я уже не помню, по какому поводу, то ли из-за этой небольшой неприятности, напомнившей нам, что мы смертные, то ли из-за внезапно появившегося чувства долга, только вскоре после этого мы достали батарейное радио и попробовали наладить связь с чилийскими радиолюбителями, которые наверняка пытались нас найти. Как и на "Таити-Нуи I", у нас было два передатчика : маленький - для телеграфной связи, и большой - для телефонной. Кроме того, у нас был обычный приемник, которым мы вообще редко пользовались. Маленький передатчик питался от батарей, а большой - от генератора с бензиновым мотором, - дорогая вещь, которую мы рассчитывали приобрести в Кальяо. Перед отплытием у нас не было денег, и поэтому все согласились, что до Кальяо мы обойдемся маленьким передатчиком. Непривычными руками я приладил антенну и отстучал позывные. Симпатичный маленький аппарат, казалось, был в полной исправности, но на наши сигналы почему-то никто не отвечал. Мы с Жаном, который дублировал меня как радист, недоумевали. Мы повторяли наши позывные несколько дней подряд, но из ящика так и не послышалось ни малейшего звука.

Никто из нас не придал этому серьезного значения. Ведь все шло хорошо, и, если говорить правду, мы были даже рады, что не пришлось отвечать на задававшиеся из спортивного интереса вопросы радиолюбителей, которыми они нас мучили во время путешествия на "Таити-Нуи I". Кроме того, мы опять приближались к берегу. Или, точнее сказать, берег приближался к нам, ибо севернее границы между Чили и Перу континент Южной Америки, как известно, выдается широкой дугой на запад. Не меняя своего курса (с самого начала мы шли прямо на север), мы, таким образом, оказались снова на пути к земле. 20 марта впервые показалась величественная горная цепь Анд, вытянувшаяся с севера на юг вдоль всего берега. Нам встретились играющие тюлени, которые, вероятно от удовольствия, выкидывали невероятные цирковые номера. Ночью, для безопасности, мы свернули в сторону моря, а на следующий день снова шли в нескольких морских милях от берега, держа курс на север. Конечно, плавание в прибрежных водах - это риск, но иного выхода у нас не было. Мы могли проскочить мимо Кальяо и оказаться далеко в море.

Мы медленно скользили параллельно крутому, каменистому побережью, за которым всюду, насколько мог видеть глаз человека, простиралась голая пустыня. Эрик рассказывал нам о замечательном народе "наска", который еще во времена инков удивительно умело обрабатывал этот пустынный район, построив сложную оросительную систему. Я попробовал представить себе, как бы народ "наска" встретил чужеземных мореплавателей, прибывших с островов Южных морей на плоту. Но через несколько мгновений резкий голос Эрика вернул меня к действительности. Он с усмешкой обратил мое внимание на то, что ветер прекратился и нас неуклонно сносит к берегу. Ни я, ни Эрик ничего не могли сделать - плот совершенно потерял управление. Даже если бы у нас были весла или ялы, то и это мало бы помогло. Безнадежно пытаться грести или тянуть на буксире такой тяжелый плот. Единственное, что мы могли сделать, - это сесть на кормовую скамейку и ждать чуда. Нежеланный штиль наступил примерно в четыре часа дня. Только в 7 часов вечера, когда мы были так близко от прибрежного прибоя, что шум его заглушал наши взволнованные голоса, на гладкой поверхности моря словно по волшебству поднялась легкая зыбь. Подул юго-восточный ветер, и мы поспешили удалиться от негостеприимного берега.

Теперь мы очутились в водах, где обычно бывает очень оживленное движение судов, и Эрик отдал строгий приказ вести внимательное наблюдение, особенно во время ночной вахты. Но ни одного судна на горизонте не появлялось, и только утром 24 марта мы вдруг увидели всего лишь в нескольких милях от нас английский транспорт. До этого мы встретили пять или шесть судов, хотя и находились на изрядном расстоянии от берега. Некоторые из них прошли совсем близко. Однако ни одно из них нас не заметило. Это и не удивительно - маленький, низкий, серый плот почти сливался с морским ландшафтом. Поэтому мы были одновременно и удивлены и польщены, когда увидели, что англичане совершенно неожиданно дали сигнал, спустили флаг и не замедлили ответить на наше приветствие. Несколько часов спустя нас нагнал перуанский танкер, шедший на север. Капитан, очевидно, решил, что мы потерпели кораблекрушение, и сразу же направился к нам. Примерно в 300 метрах от плота танкер остановился. Можно было отчетливо прочитать его название - "Ойала". Мы видели, как на корме несколько матросов начали подтаскивать к релингам буксирный канат. "Ойала" по инерции все еще продолжал двигаться. Наконец танкер остановился прямо перед самым носом плота, преградив нам путь. Ветер дул с кормы, и помощь перуанского капитана совсем не приводила нас в восторг. Мы отчаянно жестикулировали, прося его отойти в сторону. На трех или четырех языках мы пытались объяснить, что у нас все в порядке и мы без труда доберемся до Кальяо. Наконец капитан "Ойалы" весьма нерешительно отказался от планов нашего спасения и лег своим курсом на север. Через некоторое время прошло еще одно судно, но, к счастью, оно нас не заметило.