Росские зори - Михаил Павлович Маношкин

и злостном нарушении законов степи, тебя привяжут за руки и за ноги к коням и разорвут — чтобы и другим неповадно было шляться по чужой степи. Ну а если ты совсем чужак, церемониться с тобой не станут. Первый же кочевник убьет тебя или превратит в раба. А чтобы ты не вообразил себя мужчиной и не польстился на сарматских женщин, с тобой поступят, как с быком, когда хотят, чтобы он стал спокойным и послушным. Если же будешь упорствовать, тебя зарежут, как овцу, и бросят на корм собакам, а попытаешься бежать, тебя поймают и перережут на ноге сухожилие, чтобы не вздумал бежать снова. Руки тебе оставят, чтобы мог работать…

Союз сарматов с саками или скифами при определенных условиях был возможен: у них общий язык, сходные обычаи, их боги не так уж заметно отличаются друг от друга; а союз с эллинами или россами практически исключен. Возможно было временное соглашение, если оно сулило обоюдную выгоду, но о дружбе с чужаками у сарматов не могло быть и речи. Поэтому эллин и росс вызывали у Фаруда живейшее любопытство: их поведение не укладывалось в его представления о взаимоотношениях людей разных племен. Эти двое оставили ему жизнь, а теперь держались с ним так, будто у них не было к нему ни зла, ни ненависти. Они опасались лишь одного: что он сбежит. Тут он отлично понимал их, сарматы тоже связали бы своих пленников, только глупцы не связали бы. Но сходство на этом и кончалось: для сарматов пленные — всего лишь добыча, товар. Пленных они обычно не кормили или кормили, как собак, — бросали им объедки. А эти двое отнеслись к нему иначе. Помимо своей воли, он ощущал нечто вроде благодарности: вечером они накормили его тем же, что ели сами, — хлебом и мясом; теперь, утром, эллин разделил пищу тоже на три части — россу, себе и ему, Фаруду…

Фалей ослабил веревку на руках у степняка, чтобы тот мог есть. Сармат взял свою долю нерешительно, словно опасался чего, потом произнес длинную фразу.

— Он сказал, — пояснил Фалей, — что те, кто однажды разделил между собой пищу, уже не враги, а кто разделил дважды — уже друзья. Таков обычай предков, таков закон степи.

Останя взглянул на Фаруда, потом на Фалея и, уловив в глазах у эллина одобрение, тут же решительно перерезал веревку, связывавшую степняка. Фаруд воспринял его жест спокойно, будто ничего другого и не ждал.

— Сын лохага Добромила уважает закон степи, — сказал он.

Они позавтракали, напились из родника. Потом Фалей подозвал коня, вскочил в седло.

— Я — к ним.

Он проговорил это так, будто речь шла о чем-то малозначительном.

— А я?! — воскликнул Останя.

— Ты останешься с Фарудом, пока я не дам знак, что все в порядке.

— Что в порядке?

— Что сарматы согласны обменять Дарину и Авду на Фаруда.

— Ты… уверен, что сделка состоится?

— Да.

— А если они… схватят тебя?

— Исключено. На судах эллины, я надеюсь на их помощь. Эллин может оставить другого эллина на произвол судьбы где-нибудь в Элладе, но не здесь.

— А если сарматы убьют тебя, как только ты появишься перед ними?

— Тоже исключено. Они — воины и едва ли будут действовать сгоряча да еще против одного человека.

План Фалея был прост и тщательно обдуман.

— Что делать мне?

— Жди моего знака. Как только сделка состоится, я помашу тебе с корабля убрусом. Тогда смело иди с Фарудом к каравану. Это будет, разумеется, во время остановки судов, к вечеру, а днем смотри, чтобы степняки тебя не обнаружили.

— А если они согласятся на обмен лишь для того, чтобы освободить Фаруда и схватить нас с тобой?

— Я предупрежу их, что, если они попытаются сделать это, ты убьешь сармата. Но как бы они не хитрили, иди к ним, не оказывая сопротивления. В случае чего тебе придется ждать долго, ничего не предпринимай, жди!

Он поехал по лощине, скрылся из вида и снова появился уже на берегу. Его доспехи блестели в лучах восходящего солнца. Появление Фалея было так неожиданно, что сарматы на несколько мгновений замерли, глядя на него. Потом десятки конников ринулись к нему, выставив перед собой копья, но Фалей продолжал ехать не спеша. Он только поднял вверх руку — в знак мирных намерений. Так в подобных случаях поступали сарматы. Об этом он узнал из вечерней беседы с Фарудом и теперь вел себя в соответствии с обычаями степняков.

Копья, как по команде, поднялись вверх, потом сарматы шумно окружили Фалея — в их кольце он поехал к судам, уже готовым сняться с якорей.

Что произошло дальше, издали трудно было разглядеть. Вскоре корабли и сарматские конники скрылись за приречными зарослями.

Оставшись наедине с Фарудом, Останя почувствовал, как тяжела неизвестность. Вчерашний враг был свободен, а совсем рядом находились его соплеменники. Стоит ему выйти на открытое место, и их обнаружат, а тогда план Фалея может сорваться. Не лучше ли снова связать его? Глупо доверять недавнему врагу. Еще вчера он возглавлял отряд степняков, готовых на любую жестокость, вчера упорно сражался с россами, а сегодня Останя должен доверять ему только потому, что дважды разделил с ним пищу? Нет, уверенности в Фаруде у него не было, но он все равно не позволил себе каким-нибудь образом выразить недоверие: этому степняку поверил Фалей.

Сармат понимал опасения росса и стремился рассеять их. Он ничем не выдавал их местопребывания, а иногда даже говорил Остане:

— Не спеши, сын лохага Добромила. Степняки далеко видят — подождем, пока не отъедут дальше!

Останя соглашался с ним, придерживал коня, но постоянно был настороже, ожидая какой-нибудь хитрости со стороны сармата. Однако Фаруд не давал повода для недоверия к нему, и Останя понемногу успокоился.

Степь была домом Фаруда. Бескрайние просторы радовали его, он безошибочно ориентировался в них. По известным ему признакам он угадывал близость степных зверей. Из пернатых в степи больше всего было дроф. Останя знал этих великолепных птиц, — они жили в низовьях Вежи, — но такие скопления их видел впервые. Самки уже вывели пуховичков и изобретательно отвлекали внимание степных хищников от своих выводков, а самцы собирались в огромные стаи. Фаруду соседство дров не нравилось: птицы пугались людей и во множестве взмывали ввысь — это могло привлечь внимание сарматов. А когда Останя собрался пустить стрелу в летящую птицу, Фаруд предупреждающе замахал рукой:

— Нельзя! Они заметят стрелу или падающую птицу. Дай лук мне!

О пропитании позаботиться следовало, но было бы