Любовь жива - Сандра Хьятт

— Почему именно плавание?

— Потому что это то, чем занимался Дилан, — сказал он, нахмурившись. — Не я. Какое-то время я пытался стать им, заменить его собой — для себя и для нашей семьи. К тому же, когда ты плывешь, с тобой никто не заговорит, не станет задавать вопросов, ты не будешь видеть понимание и жалость ни в чьих глазах. Ты просто плывешь, и вокруг тебя тихо.

— Спасибо, — сказала Джиллиан.

Что еще она могла сказать? Как ей выразить в словах свое сочувствие и скорбь?

— И все?

— Пока этого хватит.

Он вздохнул с облегчением и немного расслабил руку. Джиллиан накрыла ее ладонью и обрадовалась, когда он не оттолкнул ее. Она не отпускала его руку до тех пор, пока официант не принес аперитив.

— Может, когда-нибудь ты покажешь мне его фотографии?

— Может.

Джиллиан почувствовала себя победительницей.

Макс взял вилку:

— Все фотографии у моих родителей.

— Нам некуда спешить.

— Я недавно звонил маме, она хочет, чтобы мы приехали в субботу и ты познакомилась с Дэниелом, Кристен, ее мужем Крейгом и детьми.

Она внимательно следила за его лицом:

— Поедем?

— А как ты думаешь, зачем я сказал тебе?

Макс стоял сбоку от сцены, скрытый от зрительного зала тяжелым голубым занавесом, и смотрел, как рок-звезда Уорд Миллер мастерски общается с публикой. Сегодня она состояла из корреспондентов газет, популярных журналов, работников теле и радиостанций. Некоторые из них писали и для зарубежных изданий. Они сидели с ноутбуками на коленях, сжимая в руках диктофоны, щелкая фотоаппаратами, слушая, как Уорд расписывает достоинства фонда «Надежда Ханны». Основной целью работы фонда, учрежденного и названного в честь матери Рейфа, было повышение уровня грамотности среди нижних слоев населения, многие представители которых были иммигрантами, каждый обратившийся за помощью получал куратора. И хотя фонд был основан также с целью улучшения облика «Кэмерон энтерпрайзес» в глазах общественности, нельзя было отрицать позитивные сдвиги, наметившиеся благодаря работе фонда.

Уорд, друг Рейфа, отлично подходил на роль человека, продвигавшего деятельность фонда, представляя его средствам массовой информации. Он не только создал образ фонда, но и обеспечил ему репутацию надежной организации, так как сам был известным приверженцем благотворительности — после смерти его жены от рака груди он основал свой фонд, посвященный ей.

Сегодня Уорд рассказывал о людях, которым помогает сейчас «Надежда Ханны», о том, что эта помощь станет для них первым шагом на пути к новой, устроенной жизни. Уорд был не только внешне привлекательным человеком — у него были очарование и харизма, он легко сходился с людьми, и было сразу видно, что он говорит искренне и горячо верит в то, что делает. Максу доводилось общаться с ним, и каждый раз его потрясала увлеченность и преданность делу, с которой Уорд подходил сначала к «Фонду Кары Миллер», а теперь и к «Надежде Ханны». Ему определенно нравилось заниматься благотворительностью. Они обсуждали вопрос повышения эффективности работы фонда. Макс полагал, что нужно активнее задействовать Уорда как всемирно известную звезду, а Уорд хотел знать мнение Макса по поводу распространения деятельности «Фонда Кары Миллер» на Восточном побережье.

Макс выглянул в зал, нашел глазами Джиллиан. Она внимательно слушала Уорда. Когда Макс рассказал ей о Дилане, с его плеч словно упал огромный груз. До нее он не рассказывал об этом никому, кроме матери, которая, кстати, так же как Джиллиан, заставила его поговорить с ней на эту тему. Кроме того, он был бесконечно благодарен Джиллиан за то, что, выяснив самое главное, она не стала вытягивать из него подробности. Он знал, что они еще не закончили с этим, но она поняла, что ему нужно некоторое время, прежде чем продолжить разговор, и отнеслась с уважением к его желанию.

Макс вдруг с изумлением понял, что рад ее возвращению в его жизнь и тому, что у него есть Этан. Даже больше чем просто рад.

Джиллиан с легкостью говорила о времени, проведенном без него, но он знал, что на самом деле ей было совсем нелегко. Теперь, когда он был рядом, он был готов сделать все, чтобы помочь ей, все, что она позволит ему сделать. Один взгляд на нее наполнял Макса теплом, и он ничего не смог поделать с этим, когда впервые почувствовал его, а теперь было уже слишком поздно бороться с собой. И неизбежно это чувство вело к тому, что огонь разгорался еще жарче. Он не мог не вспоминать, как они провели прошлую ночь, и не думать о том, чем они займутся сегодня, когда заснет Этан.

Уорд закончил речь, которую подготовил вместе с Максом, и предложил публике задавать вопросы. Рука Джиллиан взметнулась вверх, и Макс почувствовал себя немного неуютно. У нее было такое же лицо, как когда она начала расспрашивать его о Дилане — как будто она уже что-то знала и не успокоится, пока не раскопает все до основания. Они договорились, что не будут обсуждать работу дома, а так как они не так часто виделись вне дома, они не обсуждали ее вообще, и теперь Макс не имел представления, что она собиралась спросить.

Пока Уорд отвечал на вопросы других репортеров, Джиллиан не опускала руку, напоминая Максу девчонку из восьмого класса, которая сидела на первой парте и готова была часами пытать учителя. Наконец очередь дошла и до нее.

— Мистер Миллер, как вы можете прокомментировать обвинения в том, что благотворительная деятельность Рейфа Кэмерона — не более чем попытка возвысить его и захват «Уорт индастриз» в глазах общественности?

Тепло, секунду назад обволакивавшее Макса, превратилось в лед.

Глава 12

Только через полчаса Максу удалось остаться с Джиллиан наедине. За это время он успел обдумать случившееся, несмотря на то, что и без этого у него было чем заняться — например, вывести Уорда из зала, оградив его от внимания особенно настырных репортеров, лишенных уважения к личному пространству.

Возможно, он должен был предвидеть выпад Джиллиан, то, что ее неукротимая жажда информации заставит ее выступить, но он этого не ожидал. В конце концов, эта пресс-конференция была посвящена только «Надежде Ханны». Конечно, перед началом Макс предупредил Уорда, что он может столкнуться — и даже, скорее всего, столкнется — с подобным вопросом, но он никак не ожидал, что его задаст Джиллиан. Вообще она делала много такого, что нисколько не взволновало бы его, если бы исходило от кого-то другого. От кого угодно он принял бы этот вопрос как неизбежный — когда его задала она, Макс почувствовал себя так, словно предали лично его. Он принимал все, что она делала, слишком близко к сердцу. Надо было немедленно найти способ остановить это.