Антихрист - Ренан Эрнест Жозеф

Было бы несправедливо упрекать римлян I века за то, что они не действовали таким образом. Между Римской империей и ортодоксальным иудаизмом существовал абсолютный антагонизм. Дерзкими, агрессивными, задирчивыми чаще всего были сами евреи. Идея общего права, которую римляне приносили с собой в зародыше, была антипатична строгим последователям Торы. Их духовные требования находились в полном противоречии с чисто человеческим обществом, без всякой примеси теократии, каким было римское. Рим основывал Государство; иудейство основывало Церковь. Рим создавал правительство светское, рациональное; евреи учреждали царство Божие. Неизбежна была борьба между этой узкой, но плодотворной теократией и самым абсолютистским светским Государством, какое когда-либо существовало. У евреев был свой закон, основанный на совершенно иных началах, нежели римское право, и по существу с этим правом непримиримый. Прежде чем они не были жестоко обузданы, евреи не могли удовлетвориться обыкновенной терпимостью, так как они были убеждены, что им принадлежат словеса вечности, тайна конституции праведного града. Они были в таком же положении, как современные мусульмане в Алжире. Наше общество, при всем своем бесконечном превосходстве, внушает им только отвращение. Их богооткровенный закон, гражданский и религиозный в одно и то же время, наполняет их гордостью и делает их неспособными к усвоению философского законодательства, основанного на простом изучении взаимных отношений между людьми. Прибавьте к этому глубокое невежество, которое препятствует фанатическим сектам отдавать себе отчет относительно сил цивилизованного мира и ослепляет их в отношении исхода той войны, в которую они легкомысленно вступают.

Одно обстоятельство в значительной степени поддерживало в Иудее постоянную вражду против империи, а именно, что евреи не принимали участия в военной службе. Повсюду легионы составлялись из среды местного населения, и, таким образом, при помощи ничтожных по численности армий римляне держали в своих руках огромные области. Римский воин и местные жители оказывались соотечественниками. В Иудее было не так. Легионы, занимавшие страну, набирались по большей части в Кесарее и Себасте, городах, находившихся в антагонизме с иудаизмом. Отсюда была полнейшая невозможность соглашения между армией и народом. Римские силы были в Иерусалиме заперты в своих укреплениях и находились как бы в непрерывном осадном положении.

Впрочем, не следует думать, что чувства различных отделов еврейского мира по отношению к римлянам были всюду одни и те же. Если исключить таких светских деятелей, как Тиверий Александр, которые сделались индифферентными к старому культу и на которых единоверцы смотрели как на ренегатов, весь мир смотрел на чужеземных завоевателей неодобрительно, но не все были готовы довести дело до восстания. В этом отношении в Иерусалиме можно было различать четыре или пять партий.

Во-первых, партий саддукеев и иродиан, остатки дома Ирода и его клиентелы, крупные фамилии Анны и Воетуса, в руках которых находился сан первосвященника; мир эпикурейцев и неверующих сластолюбцев, презираемых народом за их гордость, за недостаток у них набожности, за их богатства; это была партия по существу консервативная, которая видела гарантию своих привилегий в римской оккупации и хотя и не любила римлян, но сильно противилась революции.

Во-вторых, партия фарисейской буржуазии, партия порядочных людей, разумных, живущих в довольстве, спокойных, уравновешенных, преданных религии, соблюдающих закон, даже набожных, но не обладающих сильным воображением, достаточно образованных и знакомых с чужеземным миром; они ясно видели, что возмущение не может привести ни к чему, кроме гибели нации и храма. Иосиф является типом этого класса общества; участь его была та, какая всегда бывает суждена умеренным партиям в эпоху революции: бессилие, непостоянство и высшее огорчение — прослыть в глазах народа предателем своего отечества.

В-третьих, всякого рода экзальтированные сектанты, зелоты, сикарии, ассасины, странная смесь нищенствующих фанатиков, доведенных до крайнего бедствия несправедливостями и насилием саддукеев; они считали себя единственными наследниками обетований Израиля, возлюбленного Богом «бедняка»; питаясь такими пророческими книгами, как Еноха, как разные неистовствующие апокалипсисы, уверенные в том, что приближается царство Божие, они, наконец, дошли до высшей степени экзальтации, какая только была известна в истории.

В-четвертых, разбойники, люди без призвания, авантюристы, опасные паликары, плод полнейшей дезорганизации страны; эти люди, по происхождению большей частью идумейцы или наватеи, довольно мало интересовались религиозными вопросами, но они были главными виновниками беспорядков и находились в естественном союзе с партией экзальтированных.

В-пятых, благочестивые мечтатели, ессеи, христиане, евионим, спокойно ожидавшие царства Божия, набожные люди, группировавшиеся вокруг храма; они только молились и плакали. В их числе были и ученики Иисуса; но в глазах общества они были еще таким ничтожеством, что Иосиф даже не перечисляет их в ряду элементов, участвовавших в борьбе. Мы можем предвидеть, что в день опасности эти святые люди сумеют только спасаться бегством. Дух Иисуса, полный божественной силы для того, чтобы отвлечь человека от мира и утешить его, не мог внушить ему того узкого патриотизма, который создает сикариев и героев.

Разумеется, господами положения должны были сделаться экзальтированные. Демократические и революционные элементы иудаизма обнаруживались в них с устрашающей силой. Вместе с Иудой Гавлонитом они были убеждены в том, что всякая власть проистекает из злого начала, что царская власть есть дело рук Сатаны (такие правители, как Калигула, Нерон, поистине воплощенные демоны, только подтверждали со своей стороны эту теорию), и они скорее дали бы себя искрошить на куски, нежели назвали бы господином кого-либо, кроме Бога. В подражание Матафии, первому зелоту, который, увидав, что еврей приносит жертву идолам, убил его, они мстили за Бога ударами кинжала. Для них достаточно было услыхать, что какой-либо необрезанный упомянул о Боге или о Законе, чтобы постараться захватить его наедине и предложить ему на выбор: или подвергнуться обрезанию, или умереть. Исполнители этих таинственных приговоров, предоставляемых «руке неба», в уверенности, что на них лежит обязанность придать действительную силу грозной каре отлучения, каре, равносильной лишению покровительства законов и преданию смерти, образовали армию террористов среди полного разгара революционного кипения. Можно было наперед предвидеть, что эти смятенные головы, неспособные отличить своих грубых аппетитов от страстей, представлявшихся им в их неистовстве святыми, дойдут до самых крайних эксцессов и не остановятся ни перед каким безумством.

Умы находились под влиянием как бы непрерывной галлюцинации; потрясающие слухи распространялись повсеместно. Все грезили предзнаменованиями; апокалипсический колорит еврейской фантазии давал всему кровавый ореол. Все с ужасом рассказывали друг другу о кометах, мечах на небе, о битве в облаках, о свете, который ночью сверкал в глубине святилища, о противоестественных уродах, которые рождались от жертвенных животных в самый момент жертвоприношения. Однажды громадные медные ворота храма сами собой открылись, и их было невозможно запереть. На пасхе в 65 году около трех часов пополуночи храм в течение получаса был освещен, как средь белого дня; подумали, что внутри него загорелось. В другой раз, в день Пятидесятницы, священники слышали внутри «святая святых» шум, как бы производимый множеством людей, делающих приготовления к переезду и говорящих друг другу: «Уйдем отсюда! уйдем отсюда!» Все это, конечно, получало объяснение лишь впоследствии, но глубокая смута в умах была лучшим признаком, что подготовлялось нечто чрезвычайное.

Мессианские пророчества в особенности возбуждали в народе непреодолимую потребность волноваться. Невозможно мириться с участью посредственности, когда в будущем предстоит царская власть. Все мессианские теории для толпы резюмировались в пророчестве, будто бы взятом из Писания и гласившем: «Около этого времени из Иудеи должен выйти государь, который сделается владыкой вселенной». Бесполезно бороться логическими доводами против упорной надежды; очевидность не в состоянии бороться с химерой, к которой народ прилепился всеми силами своей души.