Эвритмическая работа с Рудольфом Штейнером - Татьяна Киселева

Программа для Цюриха

Это был один из самых великих и радостных дней в моей жизни — судьбоносный день. Преисполненная глубокой благодарности, я с уверенностью чувствовала, что многие люди, собравшиеся в театре, уже давно испытывают тоску по нашему новому искусству и в большей или меньшей степени ждут появления одухотворенного танца. И мне показалось, что многие из них вышли после нашего представления с чувством облегчения, радости, неся в душе надежду.

Однако пресса, как и ожидалось, высказывалась более или менее негативно. В одной газете можно было прочитать примерно следующее: "Он теперь еще стал и творцом нового искусства! Кто же? — Снова Р. Штейнер! И кто же оно (это новое искусство)? — Эвритмия!" Дело в том, что Р. Штейнер за два дня до этого представления читал в Цюрихе публичную лекцию о трехчленности социального организма, которая неприятно затронула некоторых газетных критиков. Об этой лекции вечером перед нашим выступлением в некоторых газетах появились осуждающие статьи. Очевидно, кому — то не понравилось, что антропософы, которые раньше тихо сидели в своей дорнахской провинции, вдали от широкой общественности, вдруг решили выйти в свет. Интересно сравнить высказывания двух критиков в двух разных газетах, относящиеся к эвритмизации Аллилуйи после стихотворения Хеббеля "К Сикстинской мадонне". В одной газете было написано, что это плохо выполненное гимнастическое упражнение, в то время как критик другой газеты был глубоко тронут эвритмическим представлением Аллилуйи и воспринял его как нечто, что, как он выразился, вознесло его душу из повседневной, мирской жизни к манихейским духовным высотам.

ВВЕДЕНИЕ

Искусство движения, называемое эвритмией, которое до недавнего времени развивалось лишь в узком кругу, свою исходную точку имеет в воззрении Гете, полагавшего, что всякое искусство есть откровение законов природы, которые без подобного откровения оставались бы скрытыми. С этой мыслью связана другая, тоже гетевская. В каждом отдельном органе человека можно найти закономерное выражение общей формы человека. Каждый отдельный орган человека — это в некоторой степени человек в миниатюре, точно так же, как и, мысля в стиле Гете, лист растения — это растение в миниатюре. Эту мысль можно перевернуть и видеть в человеке выражение того, что представляет собой один из его органов. В гортани и в органах, которые связаны с ней в речи и пении, выполняются или же только намечаются движения, проявляющие себя в звуках речи или их сочетаниях, оставаясь при этом ненаблюдаемыми в обычной жизни. Не столько даже сами эти движения, сколько их импульсы должны с помощью эвритмии быть преобразованы в движения всего тела. С помощью всего человека в движении и положении тела должно стать видимым то, что в образах речевых и музыкальных звуков невидимо для нас разыгрывается в отдельной системе органов. Через движения конечностей человека открывается то, что во время речи и пения происходит в гортани и в соседних с ней органах. В движении в пространстве и в формах и движениях групп изображается то, что благодаря человеческому характеру живет в звуке музыки и речи. Тем самым с помощью этого эвритмического искусства возникло нечто такое, при создании чего властвовали импульсы, действовавшие в развитии всех художественных форм вообще. Всякий мимический и пантомимический произвол, всяческое символическое выражение душевного через движение здесь исключено. Выражение достигается закономерной внутренней связью, как в музыке. Это есть то, откуда по сути своей произошло танцевальное искусство, но от чего оно, однако, с течением времени сильно отдалилось и к чему эвритмия призвана его снова вернуть. Но она хочет это делать в контексте современного понимания искусства, а не через подражание или восстановление старого. По своей природе эвритмическое искусство связано с музыкальным. Встречающиеся в процессе исполнения музыкальные дополнения к эвритмическому представлению сделали Л. ван дер Пальс, Макс Шуурман и Ян Стутен. То, что сейчас представлено здесь как эвритмия, — только начало. Намерения, связанные с этим искусством, будут иметь свое дальнейшее развитие. Пока же это следует воспринимать как начало пути.

Это выступление — как уже было упомянуто — открыло новый период эвритмической деятельности: публичные представления в дорнахской Столярной мастерской (с 1920 года — в Гетеануме) и ряд первых поездок с эвритмическими выступлениями по многим большим и малым городам Германии, а потом туры в Австрию, Чехословакию, Норвегию, Англию, Голландию и по различным городам Швейцарии.

Дальнейшая работа в Столярной мастерской.

Прежде чем охарактеризовать этот первый период наших эвритмических поездок, мне бы хотелось еще остановиться на том, что предшествовало 1919 году. В дружеской атмосфере Столярной мастерской происходили радостные социальные события. В Дорнахе было много членов Антропософского общества, которые по разным причинам не могли принимать участие в курсах эвритмии. Поэтому в то время для всех этих друзей — старых, молодых и совсем юных — устраивались общие уроки. Поскольку эти занятия собирали многочисленную аудиторию — приходило 40, 50, 60 человек, — уроки проходили одновременно в зрительном зале, откуда убирали стулья, и на сцене. Матери приходили с маленькими детьми, которых не могли оставить одних дома. Пока мама выполняла упражнения, кто — нибудь из присутствующих держал ребенка на руках, порой детей передавали друг другу.

С детской группой мы в то время отрабатывали эвритмизацию сказок и устраивали представления на сцене Столярной мастерской для родителей и друзей, например, "Белоснежки" и "Сапогов — скороходов". Для маленьких детей, 4–6-летних, которые изображали гномов, семерых братьев и семерых принцесс, это было больше чем спектакль: они проливали настоящие слезы, когда Белоснежка откусывала отравленное яблоко и падала замертво. Радостное ликование сопровождало пробуждение Белоснежки Принцем; а потом спектакль переходил в игру. Дети усаживались на маленькие скамейки вокруг низкого стола, который устанавливали на сцене, чтобы отпраздновать свадьбу сказочных героев, им подавали выпечку и горячий шоколад, который готовили за сценой в "Золотом человечке" (маленькой подсобной комнате у сцены). При этом было слышно, как они громко разговаривают и распределяют между собой роли: "Я хочу быть сапожником у принцессы!" — "А я поваром у принца!" и т. д. Потом выстраивалась возглавляемая одним из героев сказки процессия, и совершался обход здания. В конце шествие двигалось в сторону столовой. Слова Белоснежки были переложены одной дамой в стихотворную форму, представление сопровождалось декламацией и музыкой, и дети чудесно эвритмизировали.