Кремль - Сергей Сергеев

Рядом с поселком располагался санаторий Администрации президента, и в целом район считался достаточно безопасным. Воронову нравилась атмосфера естественного и ненавязчивого спокойствия – редкий признак реальной элитности рублевского поселка. Проблемы возникали в основном из-за бесцеремонности новых хозяев. Генерал регулярно лишался телефонной связи с городом и приходил от этого в состояние лихорадочного возбуждения.

Но ничто не спасало от этой напасти. В ходе постоянно ведущихся работ по расширению придомовых спортивных сооружений, устройству бань и других объектов культурного отдыха бестолковые рабочие с удивительной последовательностью перерубали спрятанный в земле телефонный кабель. Воронов обещал лично отстрелить причинное место неумелым строителям, а заодно и их заказчикам, но предостережения не действовали.

Ратов легко нашел «северный дом» Воронова. Хозяин вышел на крыльцо и показывал ему на дорожку, ведущую к гостевому гаражу.

– С погодой нам повезло! – радостно сообщил Воронов.

В шерстяной куртке черно-белыми квадратами и в бейсболке он был похож на доброго американского дядюшку или на профессора университета.

– Сегодня по-холостяцки буду сам угощать, – по-прежнему улыбаясь, добавил Воронов.

«А я даже не знаю, женат ли он. Впрочем, какая разница?» – подумал Ратов.

Признаков женского присутствия в доме он не заметил. В комнатах было чисто, но по-военному строго и скучновато.

Генерал провел Ратова к небольшому столику и двум креслам рядом с камином. В углу просторной гостиной был оборудован кухонный уголок, откуда доносился аппетитный аромат хорошо промаринованного шашлыка. Там же стоял большой круглый стол с шестью стульями.

– У камина уютнее, но, если хотите, можно устроиться за столом. – Генерал кивнул в сторону открытой кухни. – Выпьете? Могу предложить отличный коньяк.

– Нет, благодарю. Я, собственно, ненадолго, – сухо отозвался Ратов.

– А я сильно не задержу. Охотой увлекаетесь?

– Терпеть не могу, – признался Ратов, вспомнил убиенного накануне Нового года кабана и покраснел.

Воронов удивленно поднял брови: «Грубовато отвечает, но видно, что волнуется. Значит, тема для разговора есть».

Он принес и поставил перед Ратовым блюдо с источающим аромат шашлыком и тарелку с травами и сыром. Не спрашивая, плеснул в бокал Игоря, а затем себе немного коньяка с терпким дубовым запахом и жестом показал на открытую бутылку красного вина. Дескать, угощайтесь. Затем основательно устроился в кресле, вытянул к огню ноги и, блаженно прищурившись, негромко спросил:

– Что вы решили?

– Вы имеете в виду предложение «Ферросплавов»?

– Конечно. На данный момент – самая острая проблема. «Ферросплавы» рассчитывают воспользоваться антикризисными деньгами. Но пока не получается. Правительство деньги выделило, однако раздают только своим. «Как не порадеть родному человечку!» Я вообще не понимаю, зачем помогать тем, у кого и так дела неплохи. Сейчас в приоритетном порядке нужно поддерживать промышленные предприятия. А до них почти ничего не доходит. Превратили кризис в кормушку. «Пилят» бюджетные деньги.

– Странно видеть вас в роли борца за справедливость. Никто не заставлял влезать в долги. Жадность обуяла. Это не бизнес. Для подобных действий подходят совсем другие названия.

– Думаете, я разделяю взгляды Морева и его приемы? – возмутился Воронов. – По мне, так все предприниматели хороши. Подкупают чиновников, дают взятки, «пилят» награбленное. Вот вам и весь бизнес.

– Зачем же помогаете Мореву?

– А кто сказал, что я ему помогаю? – Воронов удивленно развел руками, словно не находил слов, чтобы опровергнуть заблуждения Ратова.

Игорь ожидал жесткого разговора, а вместо этого видел беспомощность обиженного Воронова. Потрескивали поленья в камине. Тепло распространялось по всему телу. Игорь не удержался и все же пригубил крепкий коньяк. В голове приятно зашумело. Ситуация казалась странной и зыбкой, похожей на призрачный ночной сон. Или на забытье. Искривленные линии, перевернутый смысл слов, нереальность происходящего.

– И не должен я ничего Мореву, – ворчал Воронов. – Плевать я на него хотел. Мне что обидно? Если сейчас предприятия достанутся иностранцам, то они их просто ликвидируют. А рабочих – на улицу. Зачем им конкуренты? Деньги сейчас вкладывать не будут. А так, под крылом государства, глядишь, и пережили бы кризис.

Ратов не нашелся что ответить. Он не смог понять, издевается над ним Воронов или говорит чистую правду. Отхлебнув из бокала темно-коричневую тягучую жидкость, медленно проглотил ее и закусил кусочком баранины. Затем взял кинзу, петрушку, укроп и ломтик сыра, обернул все это ароматным лавашом и отправил в рот.

Воронов сосредоточенно прожевывал шашлык и выглядел откровенно расстроенным. Вспомнив «ученого соседа», он укоризненно спросил Ратова:

– Не верите в исторический прогресс? – И, не дожидаясь ответа, продолжил свою мысль: – Я вот не верю. При слове «закономерности» рука тянется к пистолету. В людей верю, когда вижу достойные экземпляры. А огульно во всю эту массу бездельников и мерзавцев верить не хочется. Помню, когда свистопляска под названием «перестройка» началась, поругался на совещании с одним молодым и перспективным руководителем. Его потом по делу ГКЧП посадили, но ненадолго. А жаль. Пусть бы посидел, подумал. Я доказывал, что нельзя так сразу, с кондачка проводить свободные выборы. Кого наверх вынесет? Самых беспринципных, рисковых жуликов и демагогов. А он мне бросил: «Не доверяете народу». Я ему откровенно ответил: «Нет, не доверяю!» И кто оказался прав?

– Зачем же вы проявляете трогательную заботу о «Ферросплавах», если не доверяете? – поинтересовался Ратов, скорее для того, чтобы не молчать. Он уже знал: то, что происходит у пышущего огнем камина, это сон, игра воображения. Слова не имеют значения.

– За державу обидно, – пояснил Воронов. – При сильном государстве и стабильной экономике люди будут нормально развиваться, умнеть, рожать, в конце концов. А вы что предлагаете? Дербанить бюджет и распределять в узком кругу. И к чему это ведет? К одичанию и варварству. Неприятно.

«А ловко он все вывернул, – подумал Ратов. – Моментально превратился из обвиняемого в обвинителя. Я даже не заметил как».

– Господин генерал, давайте по делу поговорим.

– Шашлык попробуйте.

– Уже попробовал. Хороший шашлык. Давайте о деле.

Растущее раздражение возвращало все на свои места. Очертания предметов выправлялись. Слова Воронова теряли вкус и запах, звенели, как медные пятаки.

– Не удивлюсь, если сейчас вы скажете, что предложения «Ферросплавов» не подходят. Дескать, пусть сами выкарабкиваются. Долгов наделали по собственной глупости, нахимичили, намудрили. Пусть расхлебывают. Ведь так? – Воронов осуждающе посмотрел на Игоря.

– Примерно.

– Убеждать бесполезно?

– Почему же, попытайтесь.

– В экономике вы разбираетесь лучше, чем я, а вот в жизни, пожалуй, наоборот. Почитайте вот это. – Воронов положил перед Игорем папку для бумаг серого цвета.

На глянцевой поверхности папки отражались языки пламени из камина, и казалось, что она покрыта тонким слоем пепла.

– Что это? Документы «Ферросплавов»? – спросил Ратов.

– А вы почитайте. На металлургии свет клином не сошелся. Много и других проблем...

Ратов медленно листал страницы документов. Только копии. Но понятно, что у Воронова есть и оригиналы. По мере чтения Игорь все больше мрачнел.

Оставшийся после коньяка привкус горчил. Ратов с раздражением отодвинул подальше тарелку с холодным шашлыком.

«Что, не нравится?» – усмехнулся про себя Воронов, незаметно наблюдая за выражением лица Ратова.

Он так и не сказал, что знает о его встрече с Сиротой. Даже не намекнул. Зачем? Специально не стал углубляться в дискуссию о предложении «Ферросплавов». Ничего хорошего от спора на эту тему ожидать не приходится. Только вызовет дополнительное напряжение. Поэтому он постарался расслабить Ратова, насколько возможно, и незаметно вызвать его сочувствие, убедив, что не разделяет «своеобразие» приемов Морева, а помогает ему, исходя из самых высоких и благородных побуждений.

Вопрос о том, как Игорь относится к высказанной просьбе, был чистой формальностью: понятно, что откажется.

Проведя психологическую подготовку, Воронов сразу же выложил на стол основной козырь. Он был уверен, что Ратов не будет возмущаться и скандалить. И тем более не обратится в спецслужбы с требованием оградить его от шантажа. Не тот характер. Побоится подставить Марику.

– И что из этого следует? – наконец спросил Ратов.

– Вы уже сами догадались, – печально заметил Воронов. – В случае вашего отказа делу будет дан законный ход. А если вы пойдете навстречу, то гарантирую: никакого дела не будет.

– Слабая гарантия. Вы можете передумать.