Дети ночных цветов. Том 2 - Виталий Вавикин

Она дала ему еще десять минут, объяснив, как это должно быть на часах, встроенных в панель «Фиесты». Томас кивнул, подождал недоверчиво, когда пройдет минута, желая убедиться, что все без обмана, снова кивнул, решив, что в первый раз просто увлекся, но когда время кончилось снова, помрачнел, обидевшись на часы за то, что они идут как-то неправильно.

– Никакого обмана, – сказала Гвен, извиняясь. Томас тяжело вздохнул, еще раз посмотрел на часы, словно надеясь, что они вдруг покажут другое время, и послушно пересел на заднее сиденье. – Когда тебе исполнится семь, то обещаю снова дать тебе порулить.

– Десять минут?

– Час. Или два. – Гвен подумала, что это, наверное, слишком смелое обещание, но сейчас главным было поднять брату настроение.

Она включила фары, надеясь, что до фермы Мэдди Мартинес им удастся добраться засветло. Гвен скосила глаза на карту, надеясь, что ничего не напутала с маршрутом. В конце концов, ферма находилась не так далеко от крохотного города, который они проехали, так что искать долго не придется. Оставалось спланировать предстоящий разговор. Что можно говорить тете Мэдди, что нет? О смерти матери сказать придется обязательно, наверное, лучше сказать о ее болезни, в доказательство можно будет привести, как и почему она покончила с собой.

Гвен вздрогнула, вспомнив оружие, из которого мать выстрелила себе в голову. Тогда Гвен не знала, где мать могла достать его, но сейчас, представляя тетю Мэдди, она почему-то не сомневалась, что оружие хранилось у матери с тех пор, как они в последний раз приезжали сюда. Томас тогда еще был слишком мал, чтобы помнить хоть что-то, но Гвен запомнила почти все. Особенно свою тетку. Если кто-то и мог дать матери оружие, то это была она.

Гвен поймала себя на мысли, что хочет начать разговор именно с этого. Если тетка будет считать себя виновной в смерти сестры, то обязательно согласится принять ее детей, разрешит им пожить у себя какое-то время. Гвен безрадостно вспомнила Эбботт и тяжело вздохнула.

«Вряд ли удастся найти там работу», – решила она, признаваясь себе, что, скорее всего, придется работать на ферме у тетки. «Главное – сразу исключить родственные узы. Пусть она относится ко мне как к нанятому работнику, требует столько же, сколько стала бы требовать с остальных, и платит столько же». Гвен тяжело вздохнула. «Нет, все-таки было бы лучше найти хоть какую-то работу в Эбботте. Все равно какую, лишь бы не работать на тетку на ее ферме». Гвен попыталась ответить себе, что больше ей не нравится: факт работы на тетку или факт работы на ферме. «Наверное, и то и другое», – безрадостно решила она, признаваясь, что, если верить последним воспоминаниям, то ее нелюбовь к тетке взаимна.

Крепкая, решительная, в клетчатой рубашке, заправленной в брюки, и с собранными в пучок волосами – она была… была… Гвен устало покачала головой, не в силах подобрать подходящее определение. «Наверное, мужественная или, вернее, мужеподобная», – подумала она осторожно, словно даже так могла обидеть эту женщину, которую обидеть, казалось, совершенно невозможно. У нее был муж, такой тихий, покладистый и неприметный, что Гвен не могла запомнить даже его имя. У нее был сын, который казался Гвен таким отвратительным, что она всегда старалась убедить себя, что совершенно не знает его.

Муж Мэдди был невысоким, худым и смуглым. Он постоянно носил широкополую шляпу, и Гвен почему-то помнила только эту шляпу, как если бы у него вовсе не было лица. Сын Мэдди был тоже худым, но Гвен почему-то запомнила его очень высоким. Она учитывала то, что когда они приезжали к тетке, то она, возможно, была намного ниже, чем сейчас, но все равно Кевин казался ей очень высоким и очень худым. Еще у него были черные, гнилые зубы, которые выглядели крайне гротескно рядом с большими ярко-голубыми глазами. Гвен помнила, как мать говорила, что у Кевина какое-то заболевание, но сути это все равно не меняло – он не нравился ей, потому что у него были черные зубы, а она не нравилась ему, потому что он знал, что не нравится ей. К тому же кроме зубов был еще отвратительный характер.

Гвен не знала почему, но Кевин напоминал ей одну подругу из Луизианы. Они дружили с ней в младших классах, но став более взрослыми, не могли общаться дольше пятнадцати минут. Гвен не особенно зацикливалась на этом, считая подругу взбалмошной и за что-то обиженной на все мужское население планеты. Но вот с Кевином появлялась проблема в том, что он не был ее подругой. Он даже не был девчонкой, однако Гвен не могла отделаться от ощущения, что относится к нему именно как к девчонке. Наверное, именно поэтому он и не нравился ей – подростку сложно воспринимать тех, кто не попадает под их рамки видения жизни.

«Сейчас все должно быть иначе», – Гвен, по крайней мере, надеялась, что так будет. Она выросла. Кевин вырос…

Однако стоило им встретиться, и все прежние антипатии вернулись с новой силой. К тому же был еще один фактор, который не учла Гвен – Томас. Ему не понравился Кевин, и он не собирался этого скрывать. Он даже несколько раз подходил к матери Кевина и честно признавался ей в своей антипатии. Мэдди улыбалась ему, что-то отвечала, стараясь общаться как с ребенком, но Гвен не сомневалась – ни одна мать не желает слушать гадостей о своем ребенке. Это казалось ей самым неудачным моментом их жизни на ферме Мэдди Мартинес, потому что Томас вначале понравился своей тетке.

Гвен помнила, как Мэдди относилась к ней, когда она была ребенком, – ничего хорошего сказать было нельзя, но с Томасом, казалось, все было иначе. Правда, Мэдди довольно часто называла его именем своего сына, но Гвен считала это не особенно важным. Главным был то, что мальчик нравился Мэдди, а каким именем она хочет его называть – ее личное дело. Какое-то время Гвен мирилась с тем, что приходится работать на ферме бок о бок с Кевином, ведущим себя так, словно эта ферма принадлежит ему, а Гвен – самый беспутный работник, которого он держит здесь только из жалости.

«Если Томасу хорошо, то и я могу потерпеть», – думала Гвен, тем более что ехать в Эбботт и искать работу казалось таким же безнадежным, как пытаться подружиться с Кевином. Но потом Томас показал характер и наотрез отказался молчать о своей антипатии к сыну хозяйки. Первые дни Мэдди пыталась отшутиться, сменить тему, но затем стала избегать Томаса. Несколько раз она подходила к Гвен, начинала отвлеченный разговор, а затем, как бы невзначай, спрашивала, как долго они с братом собираются пробыть здесь. Гвен отвечала расплывчато, надеясь, что со временем любовь Мэдди к Томасу вернется. Но все становилось только хуже.

Гвен пыталась убедить себя, что Мэдди просто злится на нее за то, что она не может найти себе работу в городе, и пару раз ездила в Эбботт. Она даже пыталась заговорить об этом с самой Мэдди, спрашивая, не сможет ли она помочь ей куда-нибудь устроиться. Вначале Мэдди лишь пожимала плечами, а под конец в открытую сказала, что не видит ни одной причины, чтобы искать работу.