Обжигающая любовь - Нэн Райан

Глава 18

Рассвет окрасил небо в нежно-розовый свет. Группа сильных мужчин на лошадях с нетерпением дожидалась появления своего предводителя. Взоры всех были устремлены к шатру, расположенному несколько в стороне от палаток простых бедуинов, на дальней стороне пруда, засаженного пальмовыми деревьями.

Когда из шатра вышел молодой араб весь в черном, послышались приветствия и одобрительные возгласы.

Вождь величественно направился к своим воинам. Тариз, стоя возле серебристого оседланного жеребца, поймал взгляд своего господина и расцвел в улыбке. Вне всякого сомнения, их господин с полным правом мог бы именовать себя хозяином пустыни. Шейх приблизился к группе мужчин. Мальчик-конюх сделал шаг вперед и подал ему поводья уже оседланного скакуна, Принца. Шариф вскочил в седло, повернулся к Таризу и спросил:

—Ты готов, мой друг?

Тариз в мгновение ока оседлал своего жеребца и кивнул. Он улыбался широко и солнечно. Ночью он едва сомкнул глаза и не мог дождаться, когда же мужчины выступят в поход. Он был возбужден, как ребенок. Радость Тариза возросла, когда его повелитель простер руку в длинной кожаной рукавице, ожидая любимого дрессированного сокола.

Тариз обожал соколиную охоту и разделял свою любовь с молодым хозяином. Страсть эта жила в крови араба. Бешеная скачка по пустыне, охота с хищными пернатыми всегда приносила успокоение разгоряченному уму и радость сердцу.

Шейх пришпорил Принца, и мужчины поскакали в глубь залитой рассветом пустыни. В отличие от стародавних обычаев теперь соколиная охота устраивалась больше для развлечения, нежели для добывания пищи.

Тариз еще помнил давно минувшие времена, когда охота длилась неделями. Теперь мужчины редко выезжали в пустыню дольше, чем на пару дней. Поэтому Тариз и прочие хотели насладиться каждым мгновением предстоящего увеселения.

Тариз с восхищением наблюдал за Шарифом, на вытянутой руке которого сидел сокол. Удивительная птица всегда внушала Таризу благоговейный страх.

Процессия направлялась на юг, и, трясясь в седле, Тариз вспоминал, как любил соколиную охоту старый шейх. Довольно часто они с Таризом уезжали в пустыню всего с двумя птицами, а возвращались с добычей, которой с лихвой хватало на все племя. После охоты обычно устраивали праздники. Мужчины и женщины пели, танцевали и смеялись, получая удовольствие от жизни. Потом верный слуга начал вспоминать, как они со старым шейхом учили юного Шарифа обращаться с охотничьими соколами. Он до сих пор помнил выражение тщательно скрываемого страха на лице мальчика, когда отец велел ему вытянуть руку, чтобы посадить на толстую кожаную рукавицу огромного сокола. Шариф даже зажмурился.

— Сын мой, открой глаза, — велел ему шейх. Шариф повиновался, и старый шейх продолжал: — Не позорь своего отца в глазах подданных. Ты ничего не должен бояться, как и я. Я могущественный человек, а ты мой сын. — Старый шейх положил руку на голову Шарифа, взъерошил ему волосы и мягко добавил: — Мой сын. Мой любимый сын.

Эти слова припомнились Таризу, когда в пустыне похолодало и песок больше не искрился на солнце. Шейх, который руководил охотой, повернулся лицом к северу, произнес вечные слова: «Во имя Аллаха!» — и отпустил птицу. Сокол взмыл вверх. Шариф снял кожаную рукавицу. Солнечный луч упал на грань рубина, и камень ярко вспыхнул. Кровавое сияние рубина напомнило Таризу о том, как он впервые увидел рубин и его владельца.

Тариз прикрыл глаза. Он видел себя сильным, здоровым, тридцатидевятилетним мужчиной. В то время отцу Шарифа исполнился пятьдесят один год, он был еще бодр и энергичен.

День тогда выдался пригожим. Соколиная охота, продолжавшаяся неделю, оказалась очень удачной. Шейх и Тариз отправились в лагерь раньше прочих мужчин. Они молча ехали по пескам. Жара и однообразный пейзаж вызывали зевоту. Шейх, и Тариз давно научились спать в седле, доверяя свою безопасность лошадям, которые безошибочно везли их к лагерю.

Неожиданное ржанье жеребца заставило Тариза встрепенуться. Рука его тотчас потянулась к сабле, а глаза уже искали в пределах видимости врага.

— Я никого не вижу, — сказал шейх.

— Я тоже, но лошади чуют опасность. — Тариз ерзал в седле, высматривая знаки, которые бы свидетельствовали о приближении врага.

— Прислушайся, — велел шейх, сдерживая своего жеребца.

Чуткое ухо Тариза не могло уловить никаких подозрительных звуков.

— Посмотри. — Старый шейх указал рукой на огромного грифа, низко парящего над землей.

Мужчины обменялись встревоженными взглядами. Они обнажили сабли и пустили коней быстрым галопом. Взлетев на высокий песчаный бархан, они принялись вглядываться в даль, гадая, над чем кружит гриф. Тариз и шейх принялись громко кричать, отпугивая стервятники. Взору их открылась трагическая картина: внизу, распластавшись на песке, лежал молодой светловолосый человек в окровавленной рубашке, уставясь в небо незрячими глазами, в которых застыл ужас. Он был мертв. Недалеко от него лежала темноволосая женщина. Одежды на ней не было, если не считать юбки для верховой езды, которой были обвязаны ее кровоточащие бедра. Раненой рукой она защищала от непрошеных гостей младенца, который сидел на песке возле нее.

Старый шейх скинул длинную белую верхнюю рубаху и прикрыл ею тело женщины. Тариз уже щупал у нее пульс. Женщина приоткрыла глаза. — Она увидела двух темнокожих мужчин, склонившихся над ней, и ужас исказил ее черты.

— Мы не причиним вам зла, — сказал шейх и потянулся за бурдюком из козлиной кожи.

Смочив губы водой, женщина спросила:

— Вы арабы?

— Да, — подтвердил шейх Азиз Ибрагим Хамид и потянулся за ребенком.

— Мой сын… — едва не разрыдалась бедняжка. — Пожалуйста… заберите его с собой.

— Мы заберем вас обоих, — утешил ее шейх, убирая со лба женщины слипшиеся от крови волосы.

Держа плачущего младенца на одной руке, вторую он протянул Таризу, чтобы тот налил в ладонь немного воды. Он поднес свою ладонь к губам мальчика, и тот чудесным образом перестал плакать и жадно прильнул к ладони спасителя.

— Мы возьмем вас с собой в лагерь, а когда вы почувствуете себя лучше, мы…

— Нет, — слабо прошептала женщина. — Я не доживу… — Тариз и шейх знали, что она говорит правду. — Выслушайте меня… — взмолилась женщина. — Я так много должна сказать вам, и у меня так мало на это времени…

Кивая и успокаивая молодую женщину, двое арабов выслушали душераздирающий рассказ. Они узнали, что эти двое англичан приехали в арабские пустыни на раскопки. Они так сильно любили своего малыша, что не смогли с ним расстаться и взяли его с собой.