Меч, палач и Дракон - Александр Рау

— Что поделаешь, стихотворчество — обязательная часть образования, вот и развелось поэтов. В кого пальцем не ткни — все что-то пишут. В основном о любви и непременно несчастной. Или же счастливой, тут есть два направления: о древних богах или пастухах и пастушках. Причем ни тех, ни других, горе-поэты в глаза не видели. Вот и получаются у них пастухи в пышных туниках, играющие на арфе и рассуждающие о судьбах мира напыщенным придворным языком. Это даже не смешно.

— Не судите строго.

— Буду. Надоело. Какой сборник не открой — всюду прекрасный вымысел, чинно и благолепно. А пол-Мендоры в грязи тонет. В центре чистота и фонари, а новом городе — где простой люд — канализации нет и в помине, не улицы, а болота. Ваши «старые» волшебники едва успевают инфекции и болезни останавливать…

— Хватит, Гийом. Вы устали и злы — воспользуйтесь моим советом, не то скоро станете просто несносны, — остановила его движением тонкой ручки Кармен, — Уже светает, мне пора, Блас любит, когда завтрак готовлю ему я, а не кухарка.

— Прощайте, Кармен. Спасибо, вы подняли мне настроение, — маг наклонился и поцеловал ей руку, — Я сделаю для вас все, а сейчас — прощайте!

— Вы задержались, каасил, — ворота Гийому открыл лично — Майал — главный средь паасинов, что охраняли его.

На вид ему было между тридцатью и сорока, несколько шрамов на правильном и некогда красивом лице мешали определить точный возраст. Страж был явно не доволен бодрствованием, вызванным долгим отсутствием мага. По его знаку двое других паасинов, всюду сопровождавших Гийома, отогнали карету к черному входу.

— Только не говори мне, что в этот час на улицах опасно, — упредил Майала чародей.

Черноволосые дети лесов, что вот уже полгода стерегли его покой, были идеальными воинами и отвратительными слугами. Их кандидатуры предложил ему еще покойный граф де Вега, забыв упомянуть о характере паасинов, что не считали себя людьми и вели свой род от Волка, принявшего облик человека, и богини их лесов.

Гийом до сих пор не мог сказать точно, что означает слово «каасил» — титул, которым его почтительно величают. Повелитель, колдун, или же беспечный тюфяк, нуждающийся в защите?

— Мой долг хранить вас. Мы поклялись, и честно отрабатываем ваше золото, каасил. Прежняя охрана была хорошей — умерла, спасая вас, мы же — лучшие, поэтому просто не допустим такого ситуации, — не скромничая, ответил Майал, смотря на чародея сверху вниз.

Паасины были все как один высоки, стройны и черноволосы, и с непривычки казались близнецами. Они тщательно брили лица и тела, не оставляя волос нигде кроме верха головы. В их больших миндалевидных глазах всегда читалась одна и та же смесь из непоколебимой уверенности в себе, гордости и чувства легкого превосходства.

— Зови меня, Гийом. Надоело слушать: каасил, да каасил, не титул, а кличка, — сердито приказал Гийом.

— Слушаюсь, каасил, — Майал определенно издевался.

Паасины никогда никому не кланялись, максимум, на что мог рассчитывать наниматель или сюзерен — кивок головы. Одевались они только в три цвета: зеленый, черный и синий.

— Прошу, каасила, впредь предупреждать меня о возможных задержках заранее — я увеличу охрану. Вы — люди — самые опасные и коварные существа, — твердил свое Майал по дороге в дом.

— Вы — люди, — передразнил его Гийом, — А вы кто, нелюди что ли? Заладили свое, дети лесов. Потомство от связей между пасинами и прочими человеками рождается? Рождается — значит, вы люди.

— Нет, не рождается, — остановился Майал, паасин любил спорить.

— Конечно, если это носить, то детей не будет, — Гийом развернулся и быстро схватил телохранителя за правую руку, на среднем пальце которой красовалось деревянное колечко, — Попробуй снять, когда в очередной раз в город к любовнице пойдешь.

Майал освободился одним едва заметным движением.

— Полукровок можно плодить только в критических случаях, когда род ослаблен. Мы бережем чистоту своей расы. Мы близки, но не родня, человек Гийом.

— Бережете, не плодите. С одной стороны — сохраняете народ, культуру, обычаи, богов. С другой — слабы своим консерватизмом, вот и истребили вас всюду, кроме лесов между Камоэнсом. Лагром и Скаем, — подвел итог Гийом, — Когда-нибудь мы еще поговорим на эту тему. А сейчас, не обижайся на усталого чародея.

— Я и не обижаюсь, Гийом, — паасин позволил себе улыбку, — Любознательность вкупе с уважением к чужому народу не повод для обид, — стражи распахнули перед ними стеклянные двери.

В небе пробивались первые лучики наступающего дня.

— Если бы ты оскорбил нас, то сразу же узнал об этом. Жизнь хулителя — единственная достойная плата за его слова, — тихо добавил Майал, когда Гийом переступал через порог.

Войдя, наконец, в свой дом, маг замер. Спасть ему не хотелось, есть тоже. Это самое ужасное состояние, когда апатия нападает одновременно и на тело, и на разум.

— Каасил, в нашем доме гость. Он пришел вечером с вашей визиткой, я предложил ему подождать, благо он оказался моим знакомым.

— Кто это? — удивился Гийом.

— Барт Вискайно — бывший торговец сукном, затем офицер нашего графа Риккардо — сейчас лейтенант короля Хорхе, — последнее паасин произнес с явным неудовольствием.

Людских владык они не любили — те слишком часто покушались на вольности лесного народа во всех трех пограничных странах. Исключением были лишь графы де Вега — властители Кардеса — даровавшие паасинам полную автономию в своих обширных владениях.

— Он еще здесь? — поспешно спросил маг, мысль о разговоре с бомбардиром его обрадовала.

— Да. Барт в комнате для гостей. Ору назад еще бодрствовал, мы разговаривали о Кардесе.

— Спасибо, — маг устремился в комнату для гостей.

Майал язвительно бросил в спину, что гостей в это время беспокоить невежливо, но Гийом проигнорировал его слова.

Барта Вискайно не слишком огорчило внезапное пробуждение. Он не отказался от позднего ужина, плавно перетекший в ранний завтрак.

— Тяжело вам с Майалом приходится, Гийом? — прямо спросил Барт, отдавая должное трудам знаменитого повара Хасана, — Сознавайтесь, я их упрямую породу хорошо знаю.

— Угу, — признался Гийом, жуя.

В кампании с едва знакомым лейтенантом ордонансных рот ему было легко и свободно; в отличие от затхлой атмосферы светских приемов, где на пару-тройку добрых товарищей, приходилась сотня злопыхателей, алчных до скандалов сплетников или просто завистников.

— Зато бойцы они отличные. Раньше меня алькасары, из плена выкупленные, охраняли, пока не погибли все. Паасины им не уступают, даже превосходят.