Бездонные пещеры - Кейт Форсит

Голос Энит задрожал и сорвался. Изабо почувствовала, что на глаза у нее навернулись слезы, а по коже бегают мурашки. В голосе Энит звенела такая тоска, что было невозможным поверить, что она не юная девушка, покинутая возлюбленным и мечтающая о смерти.

Когда она замолчала, наступила долгая тишина, в конце концов разорвавшаяся бешеными аплодисментами. Изабо прижала пальцы к влажным глазам, не желая, чтобы кто-нибудь видел, как сильно эта песня растрогала ее. Она подняла голову и наткнулась на внимательный золотистый взгляд Лахлана, тут же почувствовав, как ее бледная кожа вспыхнула предательским румянцем.

Энит спела еще одну песню, на этот раз веселую и ритмичную, а потом ее сменил Дайд, затянувший волнующую военную балладу. Клюрикон Бран сменил свою флейту на небольшой круглый барабан. Столы начали пустеть, по мере того как люди уходили поговорить с другими или выходили на террасу, чтобы пропустить стаканчик виски, выкурить трубочку и поболтать.

Мегэн поднялась, чтобы поговорить с Энит, прежде чем ту унесут обратно в комнату, а Эльфрида отправилась поблагодарить своего повара за прекрасный пир. Изабо осталась за высоким столом вдвоем с Лахланом.

Повисло неловкое молчание. Изабо сказала робко:

— Я никогда раньше не слышала, как Энит поет. Правда, это просто чудесно?

Лахлан кивнул.

— Да, я ни разу не слышал никого, кто мог бы с ней сравниться.

Изабо мучительно пыталась придумать, что бы еще такое сказать. Ей пришло в голову, что она никогда не оставалась с Лахланом наедине с той их первой встречи много лет назад. Когда они встретились снова, он был мужем Изолт, а вскоре после этого стал и коронованным Ри. Она взглянула на него сквозь ресницы. Он угрюмо смотрел в свой кубок. Молчание явно не тяготило его.

Внезапно он поднял глаза, снова взглянув на нее. Смутившись и залившись краской, Изабо опустила глаза, уставившись на свои расшитые лилиями и розами колени.

— Тебе нравится мое платье? — ляпнула она первое, что пришло в голову. — Это Эльфрида мне дала. Правда, красивое?

— Очень красивое, — отозвался он со странной интонацией в голосе.

Каждой клеточкой чувствуя его пронзительный взгляд, она снова подняла глаза, потом отвела их. Пальцы ее здоровой руки нервно комкали салфетку.

— Ты совсем такая же, как когда мы впервые встретились, — внезапно сказал Лахлан еле слышно. — Твои волосы снова отрасли. Тогда, в первый раз, в лесу, они были очень длинными.

Изабо неловко провела рукой по волосам.

— Да, тогда они были до колен. Потом их совсем обстригли, когда у меня была лихорадка, после того, как... — Она запнулась.

— После того, как ты потеряла пальцы?

Щеки у Изабо заполыхали. Она непроизвольно натянула манжет на руку, спрятав в нем изувеченную ладонь. Лахлан протянул руку.

— Можно мне взглянуть?

Изабо заколебалась, потом медленно и неохотно протянула вперед левую руку. Он взял ее в свою, перевернув так, что она оказалась ярко освещенной. Там, где должны были находиться два меньших пальца, были две глубоких уродливых впадины, покрытых белыми рубцами. Остальные три пальца были искривленными и бесформенными, хотя с тех пор, как Изабо нырнула в Пруд Двух Лун, она снова могла ими пользоваться.

Лахлан провел по шрамам пальцем.

— Прости меня, — выдавил он с трудом. — Эта участь ждала бы меня, если бы ты не спасла меня тогда. Это меня должны были пытать.

Изабо отняла руку.

— Не могу сказать, что очень рада тому, что заняла твое место, — сказала она честно, — но я рада, что ты спасся. Ты и так тогда достаточно натерпелся.

Лахлан слегка кивнул.

— Но я очень об этом сожалею. Не думаю, чтобы я когда-либо говорил тебе это.

— Ты говорил, что не просил меня спасать тебя. — Воспоминание о негодовании заставило глаза Изабо вновь засверкать, и она впервые посмотрела прямо на него.

Он печально улыбнулся ей.

— Тогда я страшно злился на всех и вся, — сказал он. — Все, что я знал, это что я должен сбежать от Оула, отыскать Мегэн и свергнуть Колдунью. Мне было все равно, кого я смету на своем пути.

— А потом? — горячо спросила Изабо. — Ты всегда нападал на меня при первой же возможности!

Лахлан нахмурился и опустил глаза.

— Думаю, я был зол на тебя за то, что ты ввела меня в заблуждение. — Потом поднял глаза и сказал с ироничной улыбкой, — Кроме того, ты не можешь не понимать, что все это совершенно сбивало меня с толку. Вы с Изолт похожи как две капли воды. Когда я впервые увидел ее, я решил, что это ты, а когда я снова встретил тебя, ты могла бы быть ей.

— Да, могу себе представить, — сказала Изабо с принужденным смехом. Щеки у нее горели. — Надеюсь, теперь ты научился нас различать.

Его улыбка померкла.

— Да, конечно же.

Изабо нерешительно взглянула на него. Отчаянно подыскивая правильный жест или слово, она почувствовала, что к столу направляется Дайд, держа под мышкой гитару. Его черные глаза перескакивали с одного на другую. Она откинулась на спинку своего стула, внезапно осознав, что все это время они с Лахланом сидели, склонившись близко друг к другу. Ее щеки снова запылали.

Слегка нахмурившись, Дайд сказал Лахлану:

— Что-нибудь нужно, хозяин?

Лицо Лахлана было очень печальным.

— Спой песню, которую ты написал о моих братьях.

Дайд заколебался.

— Хозяин...

— Спой ее мне, Дайд.

Молодой граф кивнул и пошел обратно на свое место. Его лицо было встревоженным. Зазвучала печальная мелодия, потом Дайд начал петь. С потемневшим от вновь ожившего горя лицом Лахлан сделал слугам знак снова наполнить его кубок.

Четыре брата когда-то жили,Четыре брата крепко дружили,Вместе учились и вместе шалили,Горе и радость друг с другом делили.

О, куда же вы улетели,Мои чернокрылые братья,Оставив меня одного?Где же вы, братья мои?

Незнакомка юная мимо проезжала,Красотой своей вокруг всех очаровала.Кожа как пена морская бледна,И черных волос шелковистых волна.

О, куда же вы улетели,Мои чернокрылые братья,Сердце навек мне разбив?Где же вы, братья мои?

На старшего брата чары наложила,И без памяти ее мгновенно полюбил он.В ту же неделю и свадьбу сыграли,А младшие братья безмолвно страдали.

О, куда же вы улетели,Мои чернокрылые братья,Оставив меня одного?Где же вы, братья мои?

Темной ночью она в их спальню вошла,Колдовское зеркало к их лицам поднесла.И ни одного из них она не пощадила,В черных дроздов всех троих оборотила.

О, куда же вы улетели,Мои чернокрылые братья,Сердце навек мне разбив?Где же вы, братья мои?

Тщетно пытались два брата улететь,Нет, не суждено им больше песни петь.Быстро ее ястреб их во тьме ночной догналИ когтями острыми в клочья разорвал.

О, куда же вы улетели,Мои чернокрылые братья,Оставив меня одного?Где же вы, братья мои?

Лишь самый младший отчаянно крыльями бил,И старый дуб его в своих ветвях укрыл.Целых пять лет был он в теле дрозда заточен,Прошлую жизнь вспоминая, как радостный сон.

О, куда же вы улетели,Мои чернокрылые братья,Сердце навек мне разбив?Где же вы, братья мои?

Изабо молча слушала, чувствуя, как по спине у нее бегают мурашки. Песня была такой красивой и такой печальной, что она не могла не почувствовать сострадания к молодому Ри, чью жизнь разрушила Майя и ее козни. Ничего удивительного, что Лахлан так ненавидел фэйргов, убивших его отца и всех троих братьев.