Расследование - Алексей Иванников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я быстро спустился на первый этаж и шёл по коридору; теперь я по-другому видел окружающее меня: красные и малиновые пиджаки ещё пока бегали из аудитории в аудиторию, и длинноногие накрашенные девицы тоже не отставали от них: рабочий день пока продолжался, и все выглядели страшно занятыми, как будто от их суеты зависела судьба человечества или по крайней мере этого города, привлёкшего или вызвавшего волшебной дудочкой полчища двуногих крыс, заполонивших улицы, площади и кварталы; они слетелись как стаи саранчи, как толпы шакалов на зов падали, приманившей их со всех сторон света и давшей всем им пищу и кров, самые сладостные и удобные. Только последнего не смог или не захотел сделать невидимый крысолов: устроить им западню с пышными похоронами и поминками в конце: так и остались они из-за этого отступления от плана хозяевами, разжирев и заплыв светлым тёплым салом; мне здесь было делать нечего, и я свернул в вестибюль и вышел на улицу.
Однако почти сразу я заметил, что меня догоняет какой-то человек; я двинулся ещё быстрее, но мужчина уже открыто бежал за мной. Мне пришлось остановиться: баллончик с газом лежал в кармане куртки, укутанный в носовой платок, и я постарался побыстрее развернуть его, чтобы иметь возможность сразу же отбить нападение. Мужчина был моего роста и выглядел чуть старше: мне абсолютно не было ясно – чего от него можно ожидать – и я собрался и расставил ноги, чтобы легче отпрыгнуть в сторону.
Но когда он наконец добежал, то остановился за несколько метров, и я смог убедиться, что у него достаточно мирные намерения: он улыбался натренированной улыбкой профессионального лицедея и медленно приближался ко мне. Наконец он встал и улыбнулся ещё больше: широкий оскал должен был, видимо, изображать подобие голливудской улыбки. – «Извините, что я вас так напугал: насколько мне известно, вы журналист, пришедший сегодня утром?» – «Да. А откуда вы знаете?» – «Какая разница.» – Он мило улыбнулся. – «Но вы так спешили, что мне пришлось вас догонять; и даже немножко пробежаться.» – Он снова выставил ослепительный белозубый оскал, на который, видимо, очень рассчитывал. – «Но вы, я надеюсь, не окончательно нас покинули?» – «Да я, собственно, заходил тут по одному делу – вы понимаете? – по маленькому.» – «Как же, как же, мы всё понимаем.» – Он ухмыльнулся и подмигнул, уличая меня в чём-то не вполне дозволенном. Похоже, я попался: соглядатаи и.о. ректора застукали меня, и предстояло неприятное прояснение ситуации. – «И где же вы… извините за нескромность, прятались?» – «Да вот: пришлось подниматься наверх: у вас же непонятно ничего; не будешь же прямо в подъезде?» – «Ну да; но я так спрашивал. Насколько мне известно, вы интересуетесь искусством?» – «Не совсем.» – Он вёл себя мирно, и от объяснений моего присутствия здесь в данный момент, возможно, удалось бы уйти. – «Меня интересует конкретный человек: Р.» – «Тот самый, который был двадцать лет назад?» – «Да: один из лучших актёров последних десятилетий.» – «А лучший актёр будущего вас не интересует?» – Я с большим сомнением оглядел его: он вряд ли мог претендовать на такую роль. – «Нет, вы неправильно меня поняли: я его преподаватель. Разве вас не привлекает такое: стоять у истоков нового искусства нового времени? А что касается Р.: для той эпохи он был, конечно, хорош, но сейчас, извините, другая ситуация.» – «Что вы имеете в виду?» – «Разве вы не слышали, что сейчас эпоха постмодерна? По-моему, об этом все должны знать: это общеизвестно.» – «Знаете, меня не интересует постмодернизм.» – Я кажется, понял, с кем имею дело: с новейшим продавцом старой гнилой тухлятины. – «Ну тогда вы ничего не понимаете в искусстве: время реализма давно прошло, и, кстати, Р. – появись он сейчас – непременно стал бы сторонником нового. Уж я-то точно знаю.» – Я с сомнением покачал головой. – «Ну а куда бы он ещё пошёл: к голливудским жеребцам и бройлерам, которых теперь набирают на актёрский? Его бы сейчас просто не приняли. Остаёмся только мы.» – «Вы преувеличиваете.» – Но я совсем не был уверен, что он говорит неправду: насчёт жеребцов можно было с ним согласиться. – «А может, вы и правы: какие-то они все больно здоровые и откормленные.» – «Вот-вот, я же говорил: новые времена – новые тенденции – новые вкусы. Нынче в моде – голливудский стандарт. С соответствующими мозгами.» – Он нервно рассмеялся, и я тоже не мог к нему не присоединиться: он открывал мне глаза на реальную ситуацию, и по одной этой причине я мог быть ему благодарным. – «Так что почему бы вам не помочь тем, кто занимается на самом деле искусством?» – Я серьёзно задумался: он явно рассчитывал на моё содействие в качестве журналиста – кто же теперь обходился без широкой и крикливой рекламы? – но нужно ли это было мне самому и мог ли я позволить себе такое отвлечение и не лучше ли было всё же полностью сосредоточиться на моём замысле? Я задавал себе такие вопросы и одновременно вспоминал только что прошедший разговор с педагогом на третьем этаже: там бился и стонал от боли ещё один человек, рассчитывавший на мою помощь, почти без шансов на успех и облегчение – но он не знал этого и, несмотря на вероятную и близкую опасность, он всё-таки доверился мне и выдал всю подноготную людей, которые получили бы в иные времена за свои подвиги максимальные или близкие к максимальным сроки заключения; он уже был конченным человеком, и единственным, ради чего он это делал – было воздаяние всем справедливого возмездия и наказания, но здесь ситуация выглядела иначе: помощь требовалась уже новому, молодому и растущему, могущему хоть как-то продолжать общее дело, почти заброшенное и вытесненное далеко на периферию: ради этого стоило отвлечься, тем более что здесь не было видимых опасностей и моё участие не грозило осложнениями. Педагог ждал моего ответа, и я наконец решился. – «Хорошо: а далеко идти? И ещё: у меня не так много времени.» – «А мы быстренько: за полчаса уложимся. Я покажу вам своего ученика, а уж вы не подведите.» – Мы двинулись обратно к зданию института. – «Но учтите: такая помощь не только от меня зависит. Главному тоже придётся дать.» – «Непременно, непременно: как же без главного? Но вы обеспечите скидку?» – «Если ваш ученик того заслуживает. Но если главному очень понравится, он может и даром: на основе благотворительности.» – «Даром?! Не верю своим ушам!» – «Но на всякий случай: спонсоры у вас есть?» – «А как же? Без спонсоров мы никуда: разве мы не понимаем? Мы всё прекрасно понимаем. А наши спонсоры плюс ваша газета – великая сила.» – Он был откровенен, видимо, чувствуя за спиной значительную мощь, уже начинающую крутить жернова и молоть ту муку, из которой со временем можно будет наделать много мягкого и пышного хлеба; тот, кто давал зерно и помогал запускать колёса, должен был безусловно в будущем оказаться в выигрыше, и широким и доброжелательным жестом он приглашал меня тоже принять в этом участие, и я не собирался отказываться, как и все те, кто уже что-то вложил в появление и взлёт новой звезды.
«Нам ещё далеко?» – «Не очень.» – Мы поднимались на второй этаж и я стал внимательно оглядываться по сторонам: встреча с и.о. ректора сулила неприятности, и сложно было заранее определить, поверит ли он моим объяснениям. – «Вот сюда: прошу вас.» – Он завернул в самый конец коридора и приоткрыл одну из дверей: я захотел пройти, но неожиданно он засунул голову внутрь и неразборчиво крикнул. Когда я вошёл в обширную тёмную аудиторию, то не сразу понял причины такого поведения: обведя взглядом почти половину территории, я только тогда узрел двоих ребят, молчаливо что-то делавших за ширмой. Потом они вышли, и тогда я увидел, что один из них – девушка в рабочих брюках и рубашке; вторым был, судя по всему, тот самый студент: будущая звезда театральной сцены.
А педагог не терял времени напрасно: он уже зажёг батарею ламп дневного света и дал мне возможность рассмотреть обстановку: комната напоминала зрительный зал со сценой, обставленный кривыми и безногими стульями, а часть сцены занимала декорация с кучами сваленного тряпья, где и нашли приют те двое. Девушка быстро ушла, а педагог стал подгонять ученика, натягивавшего облегающий костюм телесного цвета: между делом он ещё и поругивал нерадивого подопечного, с которым – насколько можно было разобрать – имел договорённость. Я подошёл к стене и выбрал один из стульев: насколько я понимал, ученик должен был продемонстрировать что-то из своего умения, и я устроился прямо напротив свободной половины сцены. Однако когда переодевание кончилось, оказалось, что такого пространства будет явно недостаточно, и демонстрация предполагается непосредственно в зале. – «Эта сцена требует простора.» – Педагог наконец занялся представлением ученика, разминавшего пока руки и хлопавшего и тёршего неразогретые пока икры и мышцы брюшного пресса. – «Позвольте представить: Дима. Он из области, поступал два раза безуспешно, и если бы не я: мог ещё раз десять. Самое главное: обратите внимание, какая пластика. Если вы мне предъявите человека, могущего хотя бы половину, я согласен, – он коротко задумался, – покинуть навсегда это заведение и никогда больше театром не заниматься.» – Он выглядел почти гордо, не сомневаясь в успешности дела. Я вернул стул на то место, откуда взял его, и постарался поудобнее устроиться; педагог нервно ходил рядом, и – насколько можно было разобрать – собирался разъяснять мне ход действия и давать комментарии.