Ферн - Ли Гринвуд

– Из-за меня он не прискачет.

– Неважно, из-за кого он прискачет. Если он окажется здесь, жди беды.

Но для Мэдисона было важно, из-за кого мог прискакать Монти. Очень даже важно.

Мэдисон сел на кровати в камере, когда услышал, что стукнула дверь и кто-то вошел в тюрьму. Он взглянул на свои часы. Прошло двадцать восемь минут. Он не знал, как быстро распространяются новости в Канзасе, но полагал, что достаточно быстро.

Мэдисон знал, что пришел Джордж. По крайней мере, старшему брату было не наплевать на него. Хэн просто повернулся к нему спиной, когда Хиккок ввел его в камеру. Хэн не посмотрел на него, не заговорил с ним.

Мэдисон хотел знать, придет ли Ферн. Милостивый Боже! Он хотел видеть Ферн. Огнедышащую, носящую штаны, ненавидящую Рэндолфов и бунтующую против слабого пола Ферн. Он, наверное, сошел с ума. Хотеть видеть Ферн было равнозначно желанию положить свою голову в пасть льву. Храбрость его люди оценят, но подумают, что он полный идиот.

(В ней есть нечто привлекательное, притягивающее. Она не выходит у тебя из головы.)

Да, что-то в ней влекло его. И не только тело, хотя и тело ее он не мог забыть. Они сражались друг с другом в битве, где не могло быть победителя. И никто из них не хотел побеждать. Тем не менее, они должны были продолжать схватку, чтобы не потерять друг друга.

Он даже не осознал толком, как важно для него это общение с Ферн. Он только еще начинал догадываться. А тут появляются эти Рид с Пайком, ее знакомые, она дружит с ними. Она хочет, чтобы он покинул город, а они работают с ней вместе на ферме. Интересно, она заплатила им? От этой мысли у него закипела кровь. Она специально подослала их, чтобы они начали с ним драку.

Как он мог так ошибиться в этой женщине?

Теперь не оставалось ничего другого, как только забыть о ней. Он мог бы спокойно подавить в себе физическое влечение к ней, как подавлял влечение к другим женщинам. Но ему казалось, что впервые в жизни он встретил человека, близкого ему по духу. Как же тут быть?

Нет, он не хотел, чтобы она приходила сюда. И дело тут даже не в ее предательстве. Он не мог предстать перед ней в таком виде. Ему необходимо было принять ванну, поменять одежду. Сейчас он был похож на канзасца. Странно, однако, что пребывание в тюрьме вовсе не беспокоит его. Джорджа это, безусловно, беспокоит.

– Ты прибыл быстрее, чем я ожидал, – сказал Мэдисон с легким сарказмом в голосе, когда Джордж вошел в камеру.

– Ты специально попал в тюрьму, чтобы проверить, насколько быстро я могу проснуться среди ночи, встать, собраться и прибыть сюда?

– Нет, но я знал, что ты придешь.

– Ты расстроил Розу.

– Мне очень жаль, что она расстроилась.

– А меня тебе не жаль?

– А что, пожалеть?

– Почему ты вернулся, Мэдисон?

Мэдисон схватился руками за решетку.

– Ты хочешь спросить, почему я уехал? – прорычал он. – Ты хочешь, чтобы я тебе ответил на этот вопрос?

– Я знаю, почему ты уехал.

– Нет, не знаешь. Я думал, что ты мог бы знать, но у тебя нет ни малейшего понятия об этом.

– Тогда скажи мне.

– Зачем? – спросил Мэдисон, отступая от дверей с решеткой в глубь камеры. – Я уехал, вот и все. В этом вся суть.

– Я думал, суть в том, что ты вернулся.

Добрый старый Джордж. Как только ты хочешь накинуться на него, он выбивает у тебя почву из-под ног. Он был слишком колючий, жесткий для того, чтобы Мэдисон действительно любил его, но сам он любил Мэдисона.

– Я умирал там почти так же, как мама, но никто этого не видел. Никто не понимал меня. Всем было наплевать.

– Ты был нужен близнецам.

Он был нужен близнецам! Это смехотворно. Близнецам никто не был нужен, а особенно он. Но Джорджу этого не понять. Он думал только о том, как эти два четырнадцатилетних подростка остались одни на ферме. Он не мог понять, что эти ребята были больше приспособлены к деревенской жизни в свои двенадцать лет, чем Мэдисон в двадцать. Да и теперь, в двадцать шесть лет, он не годился для такого труда.

– Спроси Хэна, нужен ли я был ему там, – сказал Мэдисон. – Я знаю, что характер у меня тяжелый, но я делал все, что мог. Я выучил наизусть каждый клочок земли этого жалкого ранчо. Кинь меня в какое угодно место на расстоянии десяти миль от фермы, и я буду дома через час. Но чтобы я ни делал, их это не устраивало. Монти даже сказал мне, чтобы я оставался дома и присматривал за малышами, а Хэн и он будут выполнять всю мужскую работу.

– Монти никогда ничего не говорит серьезно.

– Он повторял в точности слова отца, – продолжал Мэдисон, в то время как эпизоды прошлого все яснее всплывали в его памяти. – Почему ты не такой, как Джордж или Фрэнк? – все спрашивал у меня отец. Почему ты вечно сидишь, уткнувшись носом в книжку или умничаешь? – говорил он мне. Ты знаешь, он же перестал платить за мое обучение, полагая, что я уже достаточно взрослый и должен не учиться, а начинать работать на ранчо.

Это было самое болезненное воспоминание в его жизни. Он все еще помнил то унижение и гнев, которое испытывал по возвращении на ферму. Мать никогда не ругала его, но она молила его быть таким, как того хотел отец.

Только благодаря Джорджу он не убежал из дома прямо тогда. Теперь-то он понимал, что у Джорджа всегда на первом месте был долг перед семьей.

– Я должен был уехать, чтобы понять себя. Отец подавлял меня. Мне было невыносимо на этом ранчо.

– А я, наоборот, понял себя только тогда, когда вернулся домой.

– Мы разные люди, Джордж. Может быть, теперь, когда я полностью сложился как личность, я мог бы вернуться, если бы этого захотел ты.

– Ты ничего не рассказывал, где был, чем занимался.

Теперь это все старая история, которую не стоит и рассказывать.

– За несколько месяцев до того, как умерла мама, я получил письмо от Фрэдди. Его отец предлагал мне приехать к нему в Гарвард и работать в его фирме. Этого я только и хотел тогда. Я думал написать тебе, но решил, что это не имеет смысла.

– Но как ты смог оставить ребят одних: ведь шла война?

– К черту войну! Не хочу о ней слышать.

– Ты что, не понимаешь, за что мы воевали?

– Конечно, понимаю. Я же начитанный, запомни. Вы хотели, чтобы каждый штат был сам по себе, как независимое государство. Я в такое устройство не верю и думаю, что это очень глупо. И я не хотел бы умирать ради этого.

– Никогда не говори это Джефу.

– Не думаю, что у меня есть еще что-то сказать любому из вас.

– Ты уезжаешь?

– Нет! – он чуть не кричал. – Я приехал сюда доказать, что Хэн не виновен и собираюсь это сделать. Не ты, не Хэн и уж, конечно, не эта Далия в овчинном жилете – никто не помешает мне добиться своего. Когда я сделаю свое дело, я вернусь в Бостон.