Огонь любви, огонь разлуки - Анастасия Туманова

– Да, мать, впору свечку ставить…

– Что это такое было? – спросила Катерина, все еще с подозрением глядя на свои ноги. – Они вдруг куда-то делись…

– Известное дело, судорога. Вода-то весенняя, поверху теплая, а внизу еще холодно, вот ноги и схватило. Я тебе сколько разов говорил: «Вертайся!» – а ты?!

Катерина молча потянулась к нему и, прежде чем Валет догадался о ее намерениях, закрыла ему рот поцелуем. Спроси ее в тот миг, зачем она это делает, Катерина не смогла бы ответить. Самой поцеловать Ваську ей ни разу не пришло в голову за все полгода их знакомства, да и его ласки особенной радости тоже не доставляли. Не было большого желания заниматься этим и теперь, но она не знала, как еще поблагодарить своего спасителя. Растерявшийся сначала Валет очень быстро пришел в себя, ответил на поцелуй, и вскоре Катерина обнаружила, что она лежит на песке, что в спину колются ракушки, что небо и море загородил склонившийся над ней мужчина с серыми холодными глазами и что его руки очень уверенно путешествуют по ее телу. Протестовать не было смысла, и Катерина не стала это делать. К ее удивлению, ей оказались очень приятны прикосновения твердых, теплых, соленых от морской воды губ Валета. С Васькой она такого не испытывала и сейчас даже не замечала, что отвечает на эти поцелуи все сильнее и сильнее, обхватив мужчину обеими руками и чувствуя, как напрягаются под ее пальцами его твердые мускулы плеч и спины. А потом по всему ее телу медленно поползла незнакомая горячая судорога, и Катерина, словно со стороны слыша собственный низкий, звериный стон, прижалась к Валету намертво.

– Как ты это сделал? – спросила она, когда к ней вернулась способность говорить.

Оба лежали на гальке у самой воды, чудом не укатившись в море: Катерина – на спине, Валет – ничком, его встрепанные черные волосы оказались сплошь засыпаны песком. Вокруг по-прежнему не было ни души, сверху тревожно кричали чайки, раскалившееся добела солнце отражалось от утесов.

Валет, не поднимаясь, повернул к ней еще усталое, но довольное лицо.

– Понравилось, что ль?

– Да, – честно призналась Катерина. – Что это такое?

Валет пристально, без улыбки посмотрел в глаза Катерины, и она не поняла, что значит его долгий, напряженный взгляд. Наконец, мужчина отвернулся. Глядя в сверкающее море, спросил:

– Годов тебе сколько?

– Шестнадцать.

– Этот шкет из гостиницы тебе кто?

– Васька? – Катерина даже не сразу сообразила, о ком он говорит. – Никто.

– Почему ты с ним?

– Так надо было. – Внезапно Катерина умолкла. И тут же сказала, глядя на живот Валета: – У тебя кровь.

– От холера… – без испуга произнес он, проследив за ее глазами и заметив, что десятидневной давности царапина разошлась и по коже его ползет узкая лента крови. – Ничего. Это пустое, зараз кончится.

Катерина придвинулась и, прежде чем Валет успел остановить ее, ловко и быстро, как животное, зализала царапину. Несколько раз он вздрогнул от боли, но не отстранился. Затем обнял Катерину за худые смуглые плечи и притянул к себе. Она не сопротивлялась. Подняв к Валету лицо, заинтересованно спросила:

– Почему ты там, в номерах, в меня ножом тыкал? Я ведь тебя сдавать не собиралась, напротив…

Катерина задала вопрос лишь потому, что ей действительно было интересно: никакого логического объяснения тому поступку Валета она не нашла, хотя несколько дней кряду думала об этом. И сейчас, внимательно глядя в его глаза, она с изумлением заметила, что вор покраснел.

– Ну… Ни к чему оно, конечно, было… – отворачиваясь от ее пытливого взгляда, проворчал Валет. – Ты смотри, не кажи никому. Тогда вот, ей-богу, в самом деле убью!

– Но почему?! – еще больше удивилась она.

– От дура… – натянуто рассмеялся Валет. – Да меня вся Одесса знает, опозоришь по всей стати… Я тогда и так со страху вскрученный был, шобла легашей на хвосте висла, а тут еще девчонка сопливая моей же машинкой мне в рыло тычет… Ежели кто из урканов узнает – со стыда помру.

Катерина пожала плечами, так ничего и не поняв, но серьезно пообещала:

– Хорошо, я никому не скажу. Да я ведь тут и не знаю никого.

Валет, приподнявшись на локте, внимательно взглянул на нее.

– Ты по-господски говоришь. Не из простых, что ль?

– Я по-всякому говорить могу. Но ты прав. Я графиня.

– Угу… соломенная! – ухмыльнулся Валет.

Катерина не настаивала на своем, но, когда он минуту спустя, гладя ее перепутавшиеся, жесткие от соли волосы, попросил: «Расскажи, откель взялась-то на мою голову», спокойно и без утайки поведала все. Начиная с поджога батюшкиной усадьбы и заканчивая ограблением Мартыновского приюта. Валет выслушал, ни разу не перебив, и если бы Катерина посмотрела на него, то заметила бы, как напряжено его жесткое лицо. Но она не смотрела. А закончив, сразу же, без перехода, заявила:

– Слушай, я есть ужасно хочу.

– Мидию схряпчишь? – спросил Валет, расколов о камень сизую раковину и протягивая Катерине перламутровые створки. В Грешневке она могла питаться даже подгнившей морковью, но сейчас, покосившись на моллюска, в ужасе отшатнулась. Валет захохотал, съел мидию сам, за ней – вторую и третью, мимоходом заметив, что еще бы посолить, и цены б им не было, и, быстро вскочив на ноги, начал одеваться: – Дойдем до города – в ресторан двинем!

В ресторан Катерине, никогда прежде там не бывавшей, вовсе не хотелось, но спорить она не стала и попросила Валета:

– Помоги крючки застегнуть.

До ресторана они не добрались: едва оказавшись в городе, Катерина, как голодная собака, прямо пошла на запах съестного, приведший ее к дверям крошечной и грязной греческой таверны, где подавали жареных бычков, макрель, помидоры, картошку, хлеб и дешевое молдаванское вино «фетяску». Валет, который сам был голоден не меньше, не стал спорить, и, к великой радости хозяина, они наперегонки умяли почти все, что готовилось на огне. Ела Катерина жадно, руками и ножом, лишь изредка спохватываясь о том, что надо бы потише чавкать, и тут же забывая об этом. Валет изредка взглядывал на нее через стол своими светлыми глазами, ел не торопясь, иногда перекидываясь греческими фразами с пузатым хозяином, хлопочущим у жаровни с коптившейся рыбой.

– Ты грек? – невнятно (рот был забит) спросила Катерина.

– Я – всего понемножку, – отшутился Валет. – Да ты не спеши так, не отыму небось. Натрескаешься – пойдем тебе платье купим.

– Зачем? У меня в гостинице есть…

– Вот такие же? – ухмыльнулся Валет, глядя на простое черное саржевое платье, все в разводах от морской соли: Катерина натянула его прямо на непросохшую рубашку.

– Не нравится? – удивилась Катерина, считавшая свой наряд великолепным.