Вирус - Сергей Гатаулин

Глава восьмая

ТЮРЬМА

Закон карает, но он и защищает. Новые знакомства Профессора

Профессор проснулся от резкого толчка в бок. Не торопясь, оглядел небольшое затемненное помещение. Сжимающиеся к потолку стены, сырость… Горячая липкая влага, стекающая по немытым телам. Казалось, даже свет, запертый в проволочную сетку над дверью, отбывает здесь свой срок. Фиолетовые лучи, просачиваясь сквозь решетку, хмурились, не желая освещать мрачную камеру. В воздухе пахло человеческим потом и висел характерный аммиачный аромат от параши в углу.

— Земеля, я тебя спрашиваю! За что повязали? — хриплый голос принадлежал типу в мятом, растянутом на коленях трико и грязной майке, закрывавшей лишь малую часть синих колоколов, впечатанных в дряблую бледную кожу. Коротко остриженная голова — единственное место, свободное от наколок, сплошь покрывавших остальное тело, — по всей вероятности, не обременена лишними мыслями. Колоритный типчик занес ногу для удара.

— Квартира, — выдавил Медведев, с трудом размыкая пересохшие губы.

— В натуре, мужики, интеллигенты скоро домушников без работы оставят, — засмеялся тощий мужик, едва ли не дословно повторяя слова милиционера, проводившего задержание профессора.

Мгновенно перед глазами Медведева промелькнул весь вчерашний день: возникла квартира Потемкина, появились и исчезли милиционеры, бесконечная езда по городу предстала сплошным калейдоскопом огней за окном и криками вонючего бомжа, запертого вместе с ним в тесной клетке милицейской «Газели».

Доходяга постоял минуту, размышляя, но не придумал ничего лучшего, как вновь пнуть сидящего Медведева. Профессор, не привыкший к подобному обращению, схватил мужика за ногу и изо всех сил рванул ее на себя. Тщедушный арестант рухнул на пол, громко матерясь, ударился головой о стену. На секунду в камере повисла абсолютная тишина. Затем со всех сторон послышался возмущенный ропот поднимающихся сокамерников.

«Чертов полковник! — ругнулся Медведев, пытаясь подняться на ноги. — Поучить меня решил».

Первый удар застал его врасплох, резкая боль обожгла висок, второй — заставил пригнуться и возвратил на пол. Профессор завалился на бок и обхватил голову руками. Тычки и пинки посыпались со всех сторон, а когда он поверил, что болезненная экзекуция не закончится никогда, из тяжелодышащего далека возник спокойный властный голос.

— Угомонитесь, урки!

Время остановилось. Прекратились удары, замолкло сопение над головой. Он поднял голову и заметил, как отодвинулись злобные лица. Лишь хмурый доходяга сидел рядом и, поглядывая на профессора, не мог отдышаться. Он интенсивно тер окоченевшую ногу, пытаясь вернуть ей былую подвижность.

— Не трогай! Само пройдет через пару минут, — стараясь говорить спокойно, Медведев встал.

Коснулся взглядом серых стен. Всматриваясь в небольшой деревянный подиум, возвышающийся над полом, заметил множество человеческих тел. Одеревеневшие от долгого неудобного сидения мышцы отозвались радостной вибрацией.

— Ты че, гнида, понты колотишь? Да мы и не таких козлов ломали, — зашипел оклемавшийся доходяга.

Он крутил головой, ища поддержки у товарищей.

— Я сказал, угомонись, Сивый! — произнес все тот же голос.

Судя по установившейся в камере тишине, говоривший пользовался непререкаемым авторитетом. Старик… хотя нет, пожилой мужчина с властным грубоватым лицом и внимательными глазами сидел в углу и спокойно взирал на недовольного смутьяна.

— Уж не своим ли застарелым туберкулезом ты собрался его ломать? Дураком ты был, Сивый, дураком остался. Ты правильно решил, что братва за тебя встанет. Но неправда за вами, а я беспредела не допущу. Слушайте дядю Емельяна, коль свои котелки толком не работают. Мужик не за дело сюда попал — подстава на нем. Я в отличие от вас несправедливость нутром чую. Случайный пассажир он на нашем корабле. Так что оставьте его в покое. Ему недолго с нами париться, — старик на секунду задумался, словно прислушивался к чему-то, — он сейчас уйдет.

Громко застучали отодвигаемые задвижки, прерывая монолог старика. Дверь открылась, и на пороге появился молоденький лейтенант.

— Медведев, на выход, к следователю!

— Ну, Емеля, ты прямо провидец! — раздались удивленные голоса за спиной.

«Редкое имя для нашего времени, Емельян, — подумал профессор. — Да и внешность уж очень знакомая». Мысль появилась и тут же исчезла, но даже этого мига хватило, чтобы вспомнить, где он видел это лицо. В Интернете. Совсем недавно на одном из сайтов появилась статья, посвященная работе молодого программиста. Первокурсник исторического факультета создал программу, позволяющую по старым рисункам и словесным описаниям воссоздавать облик исторических личностей. Молодой ученый взял за основу своей работы описания Емельяна Пугачева и попытался создать его современный портрет. Статейка была второсортная, неинтересная: писал историк, не имеющий ни малейшего представления о программировании, поэтому Медведев не стал углубляться в ее содержание, но воссозданный портрет знаменитого удальца запомнил. Чем-то он напоминал ему камерного провидца. И даже имя совпало. Современный Емельян был, правда, гораздо старше своего исторического прототипа, но не заметить сходства было нельзя. Глаза, подчиняющие волю и одновременно вселяющие веру, отличали легендарного смутьяна так же, как и нынешнего каторжанина.

Пока профессора конвоировали в кабинет следователя, он успел подумать и о сокамерниках, и о злоключениях последних дней. Если дела и дальше пойдут в том же русле, то в следующий раз полковник засунет его в палату к душевнобольным. Проходя мимо деревянной двери, Дмитрий Степанович, подчиняясь приказу конвоира, остановился. Небольшой кабинет неожиданно отворил перед ним крепкую дверь, и на пороге возникло огненное чудо.

Молодая девушка с роскошной копной ярко-рыжих волос пригласила смущенного Медведева в кабинет. Пылающий медный факел, ниспадающий на хрупкие плечи, высвечивал милое личико с сочными, почти детскими губами.

Галина Соколова — именно так представился очаровательный следователь — вызвала его не для допроса, как он ожидал, а для того, чтобы принести извинения за досадное недоразумение, жертвой которого стал «уважаемый профессор». Медведев, привыкший к преклонению коллег, вдруг почувствовал себя неловко. Он предпочел бы менее официальное обращение. Девушка была молода и, видимо, еще не освоилась с ролью следователя: вспыхивала румянцем каждый раз, когда произносила слова извинения.