Сталин. Очищение от «питерских» - Сергей Киров

В докладе генерального секретаря ЦК говорилось достаточно о международном положении. Раковский, если не ошибаюсь, знает не только западные, но и восточные языки, и он должен был знать, что эту шестую часть мира ни в какой степени просто, арифметически с пятью шестыми нельзя сопоставлять. (Смех. Возгласы: «Правильно!») В том-то и секрет, глубокоуважаемый дипломат, что мы – шестая часть, против нас пять шестых, и пока что мы побеждаем. Я думаю, товарищи, что всем вам известно, почему и как это происходит.

Чем объяснить такую беспомощность оппозиции? Тем достижениям, той линии партии, которую мы проводили, противопоставить решительно нечего. Полагаю, мы сумеем еще выслушать последних ораторов из оппозиции, но я думаю, что нового они ничего не прибавят. Не прибавил ничего и Евдокимов, хотя он, как говорится, человек прожженный в таких делах, но тут у него язык отнялся. Человек он в достаточной мере тренированный, а тут пришлось по бумаге излагать те обвинения, которые они предъявляют нам, и те нужды, которыми, видите ли, болеет рабочий класс. Мы, правда, должны уступить пальму первенства представителям оппозиции: они о нуждах рабочего класса знают, конечно, неизмеримо больше, чем мы все вместе взятые! Потому что вот вы заседаете в таком блестящем дворце, а Зиновьев пребывает в рабочем квартале, в рабочих квартирках, за постненьким чайком! Он непосредственно ощущает, какой сапог и в каком месте жмет рабочему классу. И вот он устами Евдокимова изложил, что вот– заработная плата, 7-часовой рабочий день, против которого они, как известно, голосовали, что вот жилищная нужда и прочие вещи, – все это такая новость, что дальше, как говорится, и ехать некуда.

А куда же все-таки делось все то, что было изложено представителями оппозиции в том самом знаменитом евангелии, которое называется платформой оппозиции, ибо в Ленинграде заявляют, что это евангелие имеет особо авторитетный источник? Говорят, что в его составлении участвовало не более, не менее как 200 оппозиционных евангелистов, и поэтому, действительно, там сосредоточена вся соль оппозиционной мудрости, хотя количество здесь не находится ни в каком соответствии с идейным качеством! (Голос с места: «Талмуд!») Повторять все изложенное в платформе не приходится. Но я напомню вам одно место из этой самой платформы, которое суммирует весь символ веры оппозиции, все те обвинения, которые она предъявляет ЦК партии, нашему партийному руководству. Оппозиция говорит: ЦК партии готов платить долги. Не сказано, какие– иностранные, конечно, но не сказано– военные, довоенные или какие-либо другие (голос с места: «Для них все равно!»); ЦК, мол, ведет такую политику, что готов не сегодня-завтра сдать в архив монополию внешней торговли; ЦК партии будто бы склонен отказаться от той позиции, которую наша партия занимала до сих пор по отношению к национально-революционному движению против империализма. И, наконец, ЦК обвиняется в расширении политики нэпа, в переходе на рельсы неонэпа, а отсюда, конечно, два шага до расширения политических прав нэпмана. И дальше, если признать эти пункты, тогда делается следующий вывод: мы стоим, дескать, накануне ликвидации диктатуры пролетариата, накануне ликвидации Советской власти.

Что нам теперь преподносят, товарищи? Где их разговоры о том, что мы термидорианцы, что мы и то и другое? Выходят и начинают разводить философию насчет заработной платы, 7-часового рабочего дня и насчет таких вещей, которые будто бы сейчас жмут рабочих.

В чем же дело? Дело в том, что банкротство их к XV съезду выявилось полное, абсолютное и решительное. Евдокимов все еще по инерции говорит: вот мы за единство, вот наш «левый сектор», как сегодня говорил Раковский, вот он готов принять все меры к тому, чтобы сохранить единство. Товарищи, ведь это все пустой разговор!

Об этом можно было на не совсем квалифицированных собраниях три месяца тому назад разговаривать, но здесь, сейчас – о каком единстве можно говорить? О какой угрозе расколом нашей партии?

Что, товарищи, здесь на съезде, имеется? Что это вот здесь, разве это не единство среди сотен и сотен наших делегатов? Где же после этого партия? И после этого выходят и болтают, что они с удовольствием готовы стоять за единство, что рабочий класс только и дышит тем, как бы Евдокимов не оказался вне партии. Беспокоит это, товарищи, и тех, которые уже за пределами партии. Наряду с тем заявлением, о котором здесь рассказывалось, в президиуме есть еще другое заявление за подписью лиц, которые теперь не состоят в партии. Они там, присоединяясь ко всему вышеизложенному в заявлении 121, просят съезд о восстановлении их в партии. Конечно, молчаливо, они, вероятно, думают, что ежели это событие не совершится, то рабочий класс будет метаться из стороны в сторону, революция получит новую угрозу и прочее и прочее.

Здесь не присутствует Троцкий, его следовало бы при этом вспомнить. Он был большим мастером измерять одинаковые расстояния разной величиной. Я думаю, что здесь это точно применимо.

Товарищи, за последнее время, за год-полтора, оппозиция сделала для партии, для рабочего класса, для диктатуры столько, что оказаться ей за пределами партии – дорога очень небольшая, но вернуться обратно – дорога бесконечно длинная. И я не знаю, хватит ли жизни даже у такого молодого из оппозиционеров, как, скажем, у Саркиса, чтобы эту долгую дорогу возвращения в партию преодолеть. Так, товарищи, дело сейчас обстоит. (Голоса: «Правильно!»)

Ведь в самом деле, мы за время внутрипартийной борьбы, за время долгой дискуссии на протяжении двух лет привыкли ко многому! Нас совершенно не трогают такие вещи, как нагорная проповедь Лашевича в лесу; мы не обращаем внимания на то, каким образом, скажем, был вознесен на руках «видных вождей» Смилга в вагон; мы также не интересуемся и тем, как реагировал ленинградский пролетариат, о котором здесь так горячо взывал Евдокимов и о котором он говорил, что пролетариат только и жаждет, когда же Евдокимов и Смилга снова будут руководителями; мы не интересуемся тем, как в великую годовщину Октября этот самый пролетариат вознес Зиновьева не больше, не меньше как на 4-й этаж небольшого особняка, вместо того чтобы дать ему непосредственную возможность ощущать все величие нашего большого праздника! Товарищи, дело действительно зашло очень далеко и приучило нас к самым невероятным событиям в нашей партии, – к таким, которым Владимир Ильич, конечно, дал бы немедленный решительный отпор. И вот они сейчас здесь, бия себя в оппозиционные перси, взывают: вот если бы был Ленин, то, конечно, не было бы того-то и того-то. Во-первых, Ленин беспощадно боролся бы за уничтожение оппозиции, и я думаю, что вне партии представители оппозиции оказались бы, несомненно, раньше, чем это произошло без Ленина. Это вне всякого сомнения. Можно, конечно, товарищи, на многом играть, но есть все-таки у нас в партии такие вещи, по поводу которых злословить недопустимо ни для кого, даже для самых старейших и самых заслуженных из нас. Я говорю об единстве партии. Об этом ведь здесь так же взывал и Раковский, он тоже говорил, что весь мир, весь международный пролетариат жаждут единства и прочее. Это, товарищи, лицемерие! А что есть на самом деле? Они выходят сюда и со слезой, лживой, оппозиционной слезой говорят о том, как им дорога партия, как им трудно закрыть дверь, выходя из партии, и т. д. Есть из них, конечно, и такие, которые хлопнут, но есть и такие, которые осторожно будут закрывать дверь. Но что делают они одновременно сейчас?