Сила любви - Мари Кордоньер

— Вы сумасшедший! Вы совершенно пьяны! — возмущенно выкрикнула Флёр.

— Малость опьянел, но, к сожалению, недостаточно! — согласился граф, сардонически улыбаясь.

— Вы ведете себя непозволительно! — Флёр пыталась прикрыться обрывками своего платья, но укрыться было нечем. Повернувшись, она хотела накинуть домашний халат, заранее положенный рядом, но он предупредил и это ее намерение.

Флёр очутилась в сжатых со страшной силой тисках его рук, которые так прижали ее обнаженную грудь к твердой вышивке его бархатной куртки, что она едва могла дышать.

— Отпустите меня! Это такие манеры господствуют в вашей почтенной семье? — Даже если удары ее сердца доходят до самой шеи, все равно она не позволит ему заметить, что впадает в панику. — Пустите меня, или я буду звать на помощь!

— А кто вас услышит? Стены этого замка очень толсты, а почетную стражу перед дверью вы обретете не раньше, чем займете место фаворитки. Но не питайте напрасных надежд, уж я-то сумею этому помешать!

Без всякого соответствия этикету благородной дамы, Флёр барахталась в железных тисках его рук. От этой борьбы рассыпались тяжелые, высоко заколотые волосы, и при каждом резком движении на пол сыпались заколки. Элегантная прическа превратилась в водопад блестящих перепутанных прядей.

Среди всего этого шелковистого хаоса ее глаза пылали от ярости, как зеленые свечи, а нежные губы испускали все проклятия, которые приходили ей в голову.

Похожий на хищное животное, граф злобно улыбнулся:

— Вот, значит, какие штучки таятся под вашей напускной культурой, мадам. Этакая драчливая фурия с сомнительными высказываниями. Придется позаботиться о том, чтобы вы научились не давать волю своему язычку!

— Этого вы никогда не дождетесь, мошенник проклятый. Вы…

Флёр не успела высказать всего того, что хотела, так как его губы закрыли ей рот. Они плотно прижались к ее губам, овладевая ими без остатка, пылая неутолимой страстью. Хотя Флёр, извиваясь, упорно оборонялась от этой агрессии, капитуляция была неизбежна.

В ее прерывистом дыхании уже ощущалась нежность, разбуженная в ней, несмотря ни на что, этим жестоким поцелуем. Все ее тело вплоть до самых укромных уголков испытывало зов плоти. Он заставил ее ощущать ласку и отвечать на нее. Ее кулаки разжались, а напряжение мышц превратилось в нежную податливость. Беззащитная, ввергнутая в омут сладострастия, она напрочь забыла про гордость, самоуважение и клятву мести.

Комната поплыла у нее перед глазами, и проскользнувшее было «нет!» задушили объятия Ива де Шартьера, подхватившего ее на руки и унесшего в расположенную рядом спальню. В странном раздвоении мыслей и чувств Флёр еще помнила, что следовало бы защищаться, что она будет раскаиваться, если не найдет в себе сил бороться до последнего против его замысла. Да, будет раскаиваться! Но все было напрасно, она полностью отдалась лихорадочным прикосновениям его рук, нетерпеливо срывавших с нее остатки разодранной одежды. Огонь борьбы, тлевший между ними с того памятного дня в Пале Турнель, вспыхнул с такой силой и отчаянием, что ни один из них был не в состоянии контролировать свои действия. С немой ожесточенностью Ив де Сен-Тессе овладевал красотой, которая его и раздражала, и высмеивала, и все же засела в его душе как заноза.

Это была совсем не та нежно-эротическая близость, которую испытала Флёр, когда впервые оказалась в его объятиях. Наоборот, она ощущала, что ее порабощают, что ему хочется прежде всего демонстрировать свою власть над ней, что он намеренно возбудил в ней это доходящее до безумия влечение, заставлявшее, забыв обо всем на свете, отвечать на его поцелуи и тоже стаскивать с него одежду.

— Дьявол проклятый, — хрипела Флёр, извиваясь под лаской его опытных рук. — Я тебя ненавижу!

— Что ж, возможно, — саркастически отвечал он. — Но более страстно ты меня желаешь, маленькая моя хищная кошечка. Признайся, что не можешь этого отрицать!

Продолжая любовную игру, он слегка коснулся зубами отвердевших сосков ее розовой груди и прошелся пальцами по ее дрожащей плоти, которая после этого прикосновения затрепетала и увлажнилась, выражая сладострастие. Острые стрелы невыносимого влечения пронзили все тело Флёр, а всхлипывания перешли в безудержные стоны необоримого желания.

Тут он вдруг перестал ее ласкать. Она открыла глаза. Растерянная и в то же время полная страсти, Флёр посмотрела на его торжествующее смуглое лицо. В ее разгулявшемся воображении он был дьяволом и Богом одновременно. Он улыбался, и его белые зубы сверкали в сиянии свечей.

— Скажи мне, что ты хочешь соединиться со мной! — беспощадно потребовал он. — Попроси, чтобы я тебя взял!

Что-то подспудно сжалось в душе Флёр, отказываясь от такого беспредельного подчинения чужой воле. Нет! Нет! Никогда, ни за что она не…

Однако ее неожиданно охватил мучительный жар. Она чувствовала, что умрет на месте, если он покинет ее в этот момент, момент страстного до муки желания. А тут еще и это стремление ощущать его единственным господином своей плоти…

— Ну?

Это был побуждающее провокационный возглас, после чего он снова стал ласкать языком ее груди. Глаза Флёр затуманились, и страстный стон вырвался из самой глубины ее существа.

— Возьми меня! — хрипло потребовала она. — Я страстно хочу тебя. Ты это желал услышать?

— А ведь это все только начало, красавица моя, — прошептал он с неожиданной нежностью.

Пройдясь поцелуями по отсвечивающим перламутром, красивым полушариям ее груди, он отправился дальше через гладкий живот к светлому облачку серебряных локонов, как бы охранявших лобок. А губы шли все дальше, подавляя последние попытки напуганной Флёр отпрянуть назад, и, наконец, она полностью окунулась в раскаленную волну сладострастия, которую принес ей этот горячий и в то же время нежный язык, проникающий в самые интимные глубины ее женского естества.

Казалось, каждое прикосновение вызывает в ее теле вспышки самого настоящего пламени, и она полностью потеряла контакт с окружающим миром. Где-то в глубине ее существа нагнеталось такое напряжение, что она кусала губы, пытаясь подавить громкие крики и даже не обращала внимания на солоноватый привкус крови. Не владея собой, она впивалась ногтями в густую вязь черных волос того, кто вверг ее в эту бурю сладострастия.

Сверкающая молния избавления вырвала из груди Флёр хриплый крик, который она так долго сдерживала. Дрожа всем телом, она испытывала безграничный экстаз. Языки пламени сомкнулись над ней. Да, он ее погубил, но — ради всех святых! — какая же это была прекрасная смерть!