Новый Орлеан - Клейтон Мэтьюз

— Сдается, сейчас совсем другой случай, сенатор.

— Это почему же?

— В том-то и дело, что не знаю. Интуиция…

— Интуиция? Да будет вам, капитан. — Мартин улыбнулся и выдохнул клуб дыма. — Мне известно, что даже опытным полицейским частенько приходится полагаться на интуицию, но… — Мартин сделал паузу и продолжил весьма бодрым тоном:

— Очень признателен, что поделились со мной этой информацией, однако моя интуиция… — Мартин рассмеялся. — Простите. Однако подозреваю, что вы намеревались не только немного припугнуть меня…

— Да не припугнуть, а запугать вас я надеялся как следует, сенатор, — перебил его Форбс. — Чтобы убедить отказаться от участия в параде. У нас и без того проблем хватает. А тут еще покушение на убийство на нашу голову.

— Ничего не выйдет, капитан, — решительно заявил Мартин. — Знаю о ваших проблемах и сочувствую, но обеспечение безопасности во время Марди-Гра есть часть вашей работы. Войдите и в мое положение — средства массовой информации на протяжении уже недель трубят о моем участии в параде И что люди… хорошо, хорошо, избиратели! Что они станут обо мне думать?

— Скажите им правду.

— Нет. У нас нет ничего, кроме непонятно откуда взявшегося дневника, если это дневник. Представьте мне более убедительные доказательства, и я, может быть, обдумаю ваше предложение. Поймите меня правильно. Я не из тех героев, что бьют себя в грудь и орут на каждом углу: вот он, мол, я, ничего не боюсь, валяй, стреляй! Но если я сейчас дам задний ход, люди подумают одно из двух. Либо я трус, прячущийся при первом же намеке на опасность, либо все это рекламный трюк, а угроза сфабрикована для того, чтобы заполучить дополнительные голоса.

— А знаете, мне ведь это и в голову не приходило, — признался Форбс.

— Ну вот видите! — Мартин вновь рассмеялся и поднялся со стула. — Еще раз спасибо, я действительно понимаю ваши проблемы, но отказаться от участия в параде Не могу. Завтра буду стоять на платформе.

— Будь по-вашему, сенатор. Попытка не пытка.

Да я, честно говоря, и не надеялся… — Увидев, что Мартин направляется к выходу, капитан поспешно проговорил ему вдогонку:

— Полагаю, вы и понятия не имеете, кому мог бы принадлежать этот дневник?

— Ни малейшего, капитан, извините.

— А как насчет этого вашего приятеля, чернокожего борца за гражданские права? Может, он?

— Линкольн? Такое не в его духе, капитан Чтобы он оставил подобные записи? Только не Линкольн.

Хотя… Мне только что пришло в голову. Линкольн заядлый шутник. Вполне мог попросить кого-нибудь из своих сочинить весь этот бред и отправить вам в надежде потрепать нервы нам обоим.

— Это не шутка, сенатор. Держу пари, здесь дело серьезное.

— Тогда зачем же отправлять дневник вам? Не думаете же вы, что его автор совсем безмозглый?

— Ну, это просто. Жена или кто-то из близких родственников психа случайно обнаруживает дневник и отправляет его нам. Такое довольно часто случается. Но вот насчет Эбона… Вы не знаете, где его искать? Управление требует, чтобы я заставил его отменить лежачую демонстрацию.

— Не знаю, капитан. Линкольн мало кого ставит в известность о своем местопребывании. Сожалею, но помочь ничем не могу.

Махнув Форбсу рукой на прощание, Мартин вышел из клетушки. Полицейские по-прежнему терзали телефоны.

Ступив на тротуар, Мартин прикрыл глаза ладонью от слепящего солнца и взглянул на часы. Десять тридцать. До назначенной встречи за деловым завтраком у него еще есть время.

Он вновь вернулся мыслями к предположению полицейского о том, что дневник принадлежит Линкольну Карверу. Мартин был уверен, что его убийство в планы Линкольна не входит, однако в отличие от капитана Форбса допускал, что Линкольн мог сфабриковать дневник и направить его в полицию, с тем чтобы поставить их на уши.

Тут к Мартину пришло чувство некоторой вины, поскольку у него была возможность связаться с Линкольном. Однако становиться полицейским осведомителем он не собирался, во всяком случае, не по такому поводу.

Он огляделся в поисках телефона-автомата и обнаружил будку на углу улицы. Войдя в нее, нашарил в кармане записную книжку и отыскал самый последний номер телефона Лиги, номер, который Линкольн продиктовал ему лишь вчера вечером. Будет очень неплохо поговорить с Линкольном с глазу на глаз, а не среди толпы людей, прислушивающихся к их беседе.

Мартин опустил монету и набрал номер.

Глава 9

Эстелл Эндоу отчаянно хотелось верить мужу, Насколько она знала, Френ ее никогда не обманывал. Поначалу, когда он сказал ей, что записи в дневнике представляют собой наброски романа, над которым он работает, она не только поверила в это, но и пришла в радостное волнение. Ее муж, ее Френ — писатель, романист! В мыслях ее возникали приятные картины. Успех и слава, лесть почитателей, бестселлер, нашумевший кинофильм — в общем, все заученные ею клишированные представления о знаменитых авторах.

После ухода Френа она, однако, начала потихоньку возвращаться к реальной действительности. Френ никак не подходил к сложившемуся у нее образу писателя. Читал он исключительно газеты и журналы.

А вот романа у него в руках она не видела никогда.

Более того, Френ всегда глумился над романами, называя их кознями дьявола, смакующими убийства, секс и всяческие извращения.

Через полчаса после того, как они расстались, Эстелл вспомнила, что как-тo застала Френа за ч гением книги в мягкой обложке — случилось это около года назад. Как же она называлась? Название вспомнить ей так и не удалось, однако она была уверена, что в книжке рассказывалось об этом ужасном типе, Ли Харви Освальде, том самом, что убил президента Кеннеди.

Терзаемая сомнениями, Эстелл раскатывала в своем кресле по всей квартире, куря одну сигарету за другой. Раз или два она выезжала на балкон, такой крошечный, что ее кресло там едва умещалось, чтобы посмотреть, что происходит на улице. Вчера она была зачарована многоцветьем и веселым шумом масленичных гуляний. Сегодня она была слишком встревожена и растеряна, чтобы шествия могли отвлечь ее внимание.

Надо что-то делать. Вот только что?

Эстелл вернулась на кухню и достала остатки мятного мороженого, которое Френ принес ей вчера вечером. Она принялась есть его прямо из картонной коробки.

Холодок мороженого, таявшего у нее и горле, несколько ее успокоил.

И все же она по-прежнему чувствовала, что должна что-то предпринять. Но не может же она позвонить в полицию и сообщить, что ее Френ, ее любимый, который с такой заботой всячески за ней ухаживает, собирается убить какого-то сенатора. Если Френ говорит правду и действительно пишет роман, то ее поступок окажется страшнейшим предательством. И даже если он ей лжет, это все равно будет предательством с ее стороны. Она не может выдать Френа полиции Если бы она знала о его планах наверняка, она могла бы пригрозить Френу, что обратится в полицию, и тогда это его бы точно остановило Если бы она могла предвидеть будущее! Если бы она могла знать, что произойдет в ближайшие несколько дней!