Башня Королевской Дочери - Чез Бренчли

- Сьер, вы сказали, что это был меч вашего брата...

- Да. Его сделали по специальной мерке. Брат был на год моложе тебя, но примерно твоего роста, а, как мне кажется, ты уже не будешь расти. Разве что чуть нарастишь мяса на костях, да и то при том, как кормят братьев, это маловероятно... Да, это был меч моего брата, - повторил он, заметив колебания Маррона. - И что же?

- Сьер, он вырос? Или купил себе меч получше?

"Почему он не носит его? - хотел спросить Маррон. И еще: - Как вы получили этот меч?" Но ни один из этих вопросов он не мог задать прямо.

Полученный ответ был ясен и прояснял оба вопроса.

- Нет, он не вырос и не купил себе оружие получше. Лучше просто не бывает. Он сражался - или пытался сражаться - этим мечом, когда я убил его. Я взял меч из его руки. До завтра, брат Маррон.

Братоубийство?

Нет, это невозможно! Невозможно! Сьер Антон часто играет словами, ему нравится казаться мрачнее, чем он есть, и пугать Маррона. Должно быть, он и теперь шутил, только мрачнее обычного. Не могло же это быть правдой...

И все же, все же... Сьер Антон никогда не лгал - по крайней мере за все время их с Марроном знакомства. У него были свои тайны, которые он оберегал от посторонних глаз, временами он вел себя загадочно, но не обманывал. Так зачем же ему лгать на этот раз?

Итак, это было невозможно - но все же было. Медленно плетясь в оружейную, держа в руках дядин меч, Маррон безуспешно пытался размышлять спокойно. Не братоубийство, не убийство - "случается всякое", шептал голос у него в голове, голос сьера Антона, но он не слушал его, - должна быть какая-то законная причина для того, чтобы брат убил брата. Например, один из братьев смертельно ранен после несчастного случая или дуэли. Тогда другой, движимый жалостью и горем, может убить его кинжалом, предавая душу брата в руки Господа. Или еще проще: потасовка, выяснение, кто сильнее, "давай опробуем твой меч" - и по несчастной случайности или в пылу схватки шутливая потасовка оканчивается смертью. В конце концов, Маррон едва не умер сам, едва не оказался наколот на яростный клинок сьера Антона. Возможно, это было не в первый раз. Возможно, поэтому он и заинтересовался Марроном, возможно, юноша стал для него новым, посланным небесами братом, и меч...

Но откуда у сьера Антона меч брата? По всем законам и обычаям рыцаря погребают вместе с его оружием. Если бы брат рыцаря умер достойно, сьер Антон сам должен был опустить ему на грудь меч, сложить охладевшие руки на рукояти и помолиться перед Господом за душу брата. Что-то было не так, и Маррон снова и снова пытался понять, что именно.

Быть может, брат покрыл позором себя и семью, потерял звание рыцаря и свой меч? Тогда в глазах сьера Антона меч мог нуждаться в очищении, и потому он подарил его человеку, который будет сражаться этим оружием во славу Господа.

Может, да. А может, и нет. Маррон чувствовал, что примирился с дядиным мечом: он был не так красив и не так хорош, не имел собственного имени, но с ним все было гораздо проще. Отмеченный, поврежденный, обесчещенный только проступками Маррона, которые он мог при случае искупить, он не заставлял задумываться о своем происхождении, не заставлял сомневаться и догадываться о всяких мрачных, темнее ночи вещах...

Рана болела - нет, хуже, горела огнем. Подумав, Маррон вспомнил, что она начала ныть еще во время тех утомительных упражнений, но он не заметил этого. Теперь же юноше казалось, что ему на руку положили кусок раскаленного железа, а, подняв рукав, он обнаружил вновь проступившие на повязке влажные пятна.

Если он явится в таком состоянии в лазарет, начнутся вопросы - может быть, им заинтересуется сам главный лекарь. А между тем Маррон считал себя ничуть не большим лжецом, чем сьер Антон. К тому же кожа юноши блестела от пота, а волосы слиплись, и если бы в таком состоянии он сказал: "Нет, магистр, я не нарушал распоряжений брата лекаря", - его тело свидетельствовало бы против него.

Маррон не был трусом, но его смутило расхождение между одним и другим долгом, повиновением лекарю и повиновением рыцарю. Нет, он даже не пытался прикинуть, где наказание оказалось бы меньше, не надеялся угодить кому-нибудь из своих хозяев. Наверное, следовало просто промыть рану и снова завязать ее потуже - тогда, может быть, обойдется без лекарств брата лекаря. Ну, получится шрам чуть толще, если кожу на руке стянуть сильнее - что ж, будет ему урок и напоминание не соваться меж двух хозяев.

Маррон уже не блуждал по замку и не путался в бесконечных подъемах и поворотах: бегая то туда, то сюда по приказу сьера Антона, он быстро научился ориентироваться Рыцарь не терпел задержек. Маррон отнес меч в оружейную, к остальным клинкам, а потом побежал вниз, к нижнему двору, где находились конюшни.

Когда он вышел из темноты на двор у самого рва, солнце ослепило его. Щурясь изо всех сил, Маррон отыскал у лошадиной поилки ведро, наполнил его и присел в тени, здоровой рукой и зубами пытаясь развязать повязку.

Он все еще бился над узлами, завязанными рукой брата лекаря, как вдруг его тронули за плечо. Вздрогнув, Маррон огляделся и увидел босые ноги, белую суконную рубаху, любопытную улыбку, темные глаза и короткие темные волосы. Один из рабов-шарайцев, совсем еще мальчишка, улизнул от работы, чтобы посмотреть, что тут делает одинокий монах.

Щурясь на солнце, Маррон все же узнал - или ему показалось, что узнал, это лицо. "Мыло", - вспомнил он, покопавшись в памяти. Это был тот самый мальчик, который принес мыло только что прибывшим в Рок братьям.

Улыбка исчезла; мальчик склонился над Марроном и озабоченно спросил:

- Ты ранен?

- Да, - ответил юноша и добавил, сдаваясь: - Помоги мне. Эти узлы ужасно тугие.

Его здоровая рука устала и еле двигалась, но руки мальчика оказались куда проворнее. Ловкие пальцы отвели руку Маррона и крепко вцепились в узлы, которые оказались не только тугими, но и мокрыми от слюны - Маррон пытался развязать их зубами.

- Нет, - вдруг произнес мальчик, - надо резать. Подожди, я принесу.

Он убежал. Маррон откинулся назад, чувствуя под плечами холодный камень, и едва сдержался, чтобы не опустить голову, стараясь скрыться из виду. Он не прячется здесь, нет, просто решил немного отдохнуть, набраться сил...

Мальчик вернулся. Он не привел никого, принес только нож, ткань и большой глиняный кувшинчик, закрытый крышкой. Узлы поддались ножу довольно быстро, а Маррон, в свою очередь, подчинился мальчику, выразив свой протест одним сердитым жестом. Шараец как можно осторожнее размотал бинты и в конце все же вынужден был дернуть, заставив пациента задохнуться от боли. Из глаз Маррона брызнули слезы. Обнажившийся порез расширился и казался очень темным - из него сочилась кровь.