Почему я не люблю дождь - Андрей Петерсон

– Я не развожу, – улыбнулась Осси. Вроде и правда, пятна на руках чуть поблекли, а кожа чуть поглаже стала, и это успокаивало больше чем все уверения Ходы. – Просто страшно вдруг стало… А что – во-вторых?

«Что, во-вторых?» – Не поняла Хода.

– Ну, ты сказала: «во-первых, все проходит»… А во-вторых – что?

«А во-вторых, если ты тут еще немного потопчешься и поскорбишь о своей безвременной старости, то возраст твой тебя вообще уже волновать не будет. Да и ничто уже не будет… Или – забыла где мы?»

Словно в подтверждение ее слов во дворе что-то глухо бухнуло, а затем с грохотом осыпалось, будто стена какая-то обрушилась. На миг вновь наступила тишина, а потом послышалась виртуозно завернутая брань и частые сильные удары. Хрякающий звук этот был настолько специфичен, что спутать его нельзя было ни с чем – кого-то рубили, не то – топором, не то – мечом, но по-любому – со всем старанием и очень самозабвенно.

«Вот. Видишь. Ты – следующая».

Осси кивнула. Хода, как всегда была права, и нужно было брать себя в руки, пусть хоть и выглядели они сейчас совершенно чужими, и идти разбираться. Потому, что в жизни нашей так уж заведено, что если ты не разберешься с проблемой, то она вскорости разберется с тобой. А этого бы не хотелось…

Осси перехватила посох поудобнее и осторожно двинулась к входному проему, навстречу солнечному свету и звукам схватки, которая заканчиваться, похоже, пока не собиралась.

С верхней ступеньки небольшой лестницы монастырский двор большим не казался, и чтобы оценить ситуацию и выработать план действий нескольких мгновений было вполне достаточно.

Огороженный с одной стороны невысокой, но крепкой стеной, а с двух других – служебными постройками, в которых располагались кельи монахов, библиотека, мастерские, и все остальное не такое уж маленькое хозяйство, двор этот в плане имел некое подобие треугольника, в одной из вершин которого находилась сейчас леди Кай.

Прямо напротив нее в стене, отделяющей монастырь от остального суетного мира, располагались массивные и наглухо, кстати, запертые ворота. Мало того – для какой-то надобности, а пуще – для надежности, они были еще и завалены большими серыми мешками, набросанными явно впопыхах, но зато почти до самого верху.

Впрочем, если создатели этой баррикады надеялись, что она кого-то тут удержит и остановит, то они сильно ошибались, потому как четверка разупокоенных мертвецов завал этот наполовину уже разобрала, сбрасывая тяжеленные мешки прямо на тела повергнутых строителей. Причем делали они это очень методично и не спеша, нимало не отвлекаясь на кипящий рядом бой.

Бой же этот сильно походил на тренировку бойцов гунь-савер[17], с той лишь только разницей, что вооружены участники были не длинными гибкими шестами, а полновесными нагитами[18], широкие серповидные лезвия которых уже были обильно смочены в крови. С десяток разваленных и искромсанных трупов вокруг вполне недвусмысленно указывал на то, что кровь эта отнюдь не бутафорская, а действо, которое бурлило в монастырском дворе – не потеха и не пустая забава для поддержания тонуса.

Нападавших было ощутимо больше, и хотя десятка полтора разупокоенных уже вернулись обратно в пределы, которые они, недавно покинули, и теперь их тела устилали сухую утоптанную землю монастырского двора, победа сегодня была явно на их стороне. Хоть и много их полегло в этой схватке, но по меньшей мере пятикратное превосходство в численности они сохранить сумели. Это если не считать тех четверых, которые не покладая рук, и на пустую земную суету не отвлекаясь, продолжали разбирать баррикаду у ворот.

Противостояла вырвавшимся из покойных пределов тройка монахов в темно-синих рясах, – братья Фатура, как пояснила Хода. Хотя тройка – это было громко сказано, потому как, по меньшей мере, одного из них за бойца можно было уже не считать – седоволосый старик тихо постанывал в углу, привалившись к стене и придерживая левую руку из предплечья которой сильными толчками вырывалась алая кровь. Рука его была почти отрублена и висела на одном лишь лоскуте кожи, и если судить по закатывающимся глазам страдальца и сильно посеревшему лицу, – жить ему оставалось уже недолго.

Всю эту эпическую картину интесса охватила одним взглядом, а на то, чтобы принять решение тоже много времени не ушло.

Выбрав в качестве первой цели неутомимых работяг у ворот, Осси подняла посох. Эту четверку легче всего убрать было, а счет от этого сразу резко как-то выравнивался. Да и оставлять за спиной потенциальное подкрепление, готовое в любой момент ринуться врагу на помощь тоже не очень-то хотелось.

Череп в навершии полыхнул золотом, выбросив перед собой сноп слепящего света, и только тогда леди Кай, поняла, что держит в руках посох Зеир Тифетта – бывшего хозяина ларонны, – так ею ни разу еще и не опробованный. Не выпадало все как-то случая…

Отливающий золотом ветер ударил продолжающих разбрасывать завал мертвяков, отбросив их в сторону, и тут же распался на части, окружив четверку разупокоенных яркими, как солнце коконами. Ожившие мумии древних монахов оказались в плену солнечных смерчей, бурлящих вокруг них, заставляя вскипать не только высушенную годами плоть, но и сам воздух.

А потом в небо взвились четыре черных как ночь столба, клубящихся и уносящихся в бескрайнюю высь, будто вознамерившись погасить самые далекие звезды. Вознеслись, качнулись пару раз, а затем объятия света сжались и все пропало.

Все, включая четверку поднятых мертвецов. Лишь серые пузырящиеся лужицы какой-то непонятной субстанции остались в тех местах, где только что стояли разупокоенные. И словно легким ветром несомые, скользнули от них прочти прозрачные тени, устремившись к посоху, пожравшему их без следа.

«Неплохо! – Оценила получившийся результат Хода. – Этот мне даже больше нравится!»

Больше – не больше, но Осси тоже была довольна – с первой задачей она справилась. Правда, она и самой легкой была.

Естественно, что такой фейерверк не мог пройти незамеченным, и ожесточенная схватка монахов с наседающими на них умертвиями на миг замерла сама собой.

Все – и живые и мертвые разом повернулись на вспышку, а затем множество взоров устремилось к леди Кай, появление которой во дворе монастыря ознаменовалось явлением столь красочным и эффектным.

Пауза эта была, однако, недолгой и прервалась вероломным и совершенно бесчестным ударом молодого белобрысого монаха, который коротко взмахнув нагитой, разом подрубил голову ближайшего к нему мертвяка, а обратным ходом своего оружия, обращаться с которым он умел, по всему, весьма и весьма неплохо, развалил надвое еще одного противника. Поголовье умертвий, таким образом, скачком сократилось до двенадцати, что никак не могло не сказаться на боевом духе оставшихся в строю тварей.