Манускрипт египетского мага - Мари Тегюль

мало бывал, разговоров об этом не велось. Я не знаю подробностей, но известно, что произошла катастрофа в Швейцарских Альпах, дорожный экипаж сорвался в пропасть. Отцу приходилось много ездить, он выполнял какую-то дипломатическую миссию. Вместе с отцом погиб и мой старший брат, — добавил он. — Он был всего лишь на год старше меня. Для матушки, видимо, это была ужасная трагедия. И только участие друга моего отца, впоследствие моего отчима, дало ей силы жить. Но в доме не сохранилось никаких дагерротипов, фотографий, хотя известно, что отец очень увлекался этими новшествами. Видимо, маме было тяжело смотреть на них.

С этими словами Иван Александрович начал разливать в высокие бокалы баккара розовое вино. Ему явно не хотелось продолжать эту печальную и тяготившую его тему и он перевел разговор на впечатления Ника об Индостане. Тут он сразу оживился, повеселел. Ник заметил, что со вчерашнего дня здоровье Ивана Александровича явно пошло на поправку. В рассказе Ивана Александровича он заметил только один момент, настороживший его. Обычно люди стараются хранить все, что касается ушедших из жизни близких людей, да еще так трагически. Но, возможно, это был способ дать забыться несчастной женщине, трагически потерявшей мужа и сына. Больше он решил не касаться этой темы в разговоре с Иваном Александровичем, чтобы его настойчивость не насторожила того.

Беседа об Индостане явно доставляла обоим собеседникам большое удовольствие. Иван Александрович, по его словам, провел много времени во владениях Раджи Багхотского, чьим гостеприимством пользовался и Ник. Оба они, но только в разное время, побывали и в ашрамах Мадраса. Посчастливилось им обоим побывать и в священном Золотом храме сикхов. Иван Александрович объяснил Нику, что название города Амритсар, где находится Золотой храм, происходит от санскритских слов: А — частица отрицания, мрит — смерть и сар — источник, в целом «источник бессмертия». Имя это дано сначала не городу, а талао, или озеру, посреди хрустальных вод которого, как бы вечно любуясь собственным отражением, возвышается Золотой Храм, выстроенный Рам-Дассом, четвертым гуру или царем-учителем сикхов в 1581 году. Начиная от Нанака, основателя сикхизма, таких царей-гуру (Раджа-гуру) у них было десять. Секта, основанная учителем при помощи полудюжины учеников-апостолов в XVI столетии, окрепла и разрослась. В XIX — ом веке она явилась англичанам разбросанною от Делльи до Пешавера и от песчаных пустынь Синда до Каракорумских гор.

Ник все это знал, но он хотел дать собеседнику выговориться, чтобы понять, тот ли это человек, за которого он себя выдает. Пока он не мог придраться ни к чему, знание тонкостей жизни Индостана, санскрит, все соответствовало образу ученого. Но, с другой стороны, и Ник выдавая себя за ученого, занимался совсем другими делами. Раздумья Ника были прерваны словами Ивана Александровича.

— Вы знаете, Николай Александрович, сегодня наступил перелом в моем самочувствии. Мне гораздо лучше, я возвращаюсь к жизни.

— А галлюцинации? Они оставили вас? — спросил Ник, не уточняя о чем идет речь.

— Абсолютно, — услышал он уверенный ответ. — Явно, мне полегчало.

— Я, собственно, зашел к вам, чтобы сказать, что к 3 часам Мария Яковлевна ждет нас у себя. Она договорилась с доктором Серебряковым, что он вас осмотрит, — сказал Ник, внимательно следя за Иваном Александровичем.

— Сколько я доставил всем хлопот, — сокрушенно сказал Иван Александрович. — Мне, право, так неудобно. Мария Яковлевна такая милая дама. Благодарю вас от всей души. Я, правда, не слышал о докторе Серебрякове, но полагаю, что Мария Яковлевна сделала наилучший выбор.

Собеседники снова перешли к воспоминаниям об Индостане. Ник, глаза которого постепенно привыкли к полутьме, начал украдкой разглядывать гостиную. Стены гостиной украшали старинные портреты. В великолепных рамах, и видимо, кисти хороших мастеров. Судя по тому, что в полутьме их невозможно было разглядеть, настолько они потемнели от времени, это были очень старые картины. Иван Александрович перехватил взгляд Ника и торопливо сказал:

— Простите, Николай Александрович, у меня от лихорадки болят глаза, поэтому я велел не открывать штор. Но если вы хотите посмотреть портреты, я велю Даниле принести свечи.

— Не беспокойтесь, ради бога, — замахал руками Ник. — И простите меня за любопытство. Я просто неравнодушен к старинной живописи.

— Да, это память об отце. Тут портреты начиная с пятнадцатого века. Два-три настоящие сокровища, остальные тоже кисти превосходных живописцев. Отец любил старинные портреты и по мере возможности собирал фламандских мастеров. Но ими давно никто не занимался, они требуют ухода и реставрации, — как-то нервно сказал Иван Александрович, видимо желая уйти от темы разговора. Ник удивился этому. Разговор в общем-то был ни к чему не обязывающий. И приписал это немного странное поведение нездоровью хозяина.

Разговор перешел на другие темы и, наконец, подошло время визита к Марии Яковлевне.

Ник и Иван Александрович вышли из дома. Ника удивило, что на сей раз Иван Александрович надел темные очки, но тут же вспомнил о его светобоязни. Вообще Иван Александрович оделся явно не по тифлисской погоде — в темных очках, просторном плаще и низко надвинутой шляпе он выглядел несколько забавно.

Они медленно пошли по Петра Великого и перейдя на другую сторону вышли сразу на Паскевича, которая начиналась тут же. И тут из-за угла, чуть не сбив их с ног, стремительно вылетела Лили. Увидев Ника, она на мгновение остановилась и нежным голоском сказала:

— Здравствуйте, Николай Александрович!

— Здравствуйте, мадемуазель Лили! — ответил Ник, почувствовав, к своей досаде, как сильнее забилось сердце от этой неожиданной встречи. И вдруг, буквально на ходу, Лили, смотря прямо в глаза Нику сказала:

— А журавли уже кружатся над нами. Они уже прилетели.

Ник недоуменно поклонился, ничего не поняв, его спутник выжидательно стоял, никак не прореагировав на странные слова Лили. А Лили кивнула головой и понеслась дальше.

Через десять минут неспешного хода Ник и Иван Александрович уже дошли до дома под номером 12, где жила Мария Яковлевна.

Пройдя под аркой, они миновали мощенный булыжником двор, прошли по выложенной глазурованной плиткой дорожке мимо великолепно ухоженного сада с благоухающими цветущими кустами и вековыми деревьями, и вошли в парадный подъезд, упрятанный в глубине портика, снаружи сплошь увитого плющом и глицинией. Дверь открыла востроносая служанка, уже знакомая Нику и провела по лестнице мимо стенных шкафов, за стеклами которых зазывно мерцали тисненные золотом кожаные корешки книг, на второй этаж.

В гостиной, куда служанка препроводила гостей, их ждали Мария Яковлевна и доктор Серебряков. После взаимных представлений, Мария Яковлевна с любезным видом предоставила кабинет своего мужа для осмотра больного, а сама осталась с Ником в гостиной.

— Вы меня извините, Николай Александрович, — вполголоса