In vinas veritas - Александр Бруссуев

— Это что — сборная команда ГДР по плаванию? — равнодушно пошутил я прибауткой времен вывода наших войск из Германии, когда мы устроились где-то в углу.

— Да, что это за богатыри, хотелось бы мне знать? — поддакнул мне не служивший в армии старпом.

Около нашего стола винтом образовался напряженный Лари. Он все так же старательно выпячивал зад, подбирая живот, последняя пуговица рубашки как раз над ширинкой была расстегнута. Белоснежная сорочка треугольником раздалась в стороны, являя всем трусы в клеточку, натянутые, наверно, по самую грудь.

— Добрый вечер. Сейчас Вам подадут вашу еду, — громко и отчетливо пропел он нам.

— Позвольте, а меню? — удивился я.

— Для постояльцев, не расплачивающихся наличными средствами, выбор блюд не предусмотрен, — очень громко и очень отчетливо продекламировал он. Пловчихи синхронно взглянули в нашу сторону.

«Что же ты так орешь, дядя?» — подумали мы.

Лари не отходил от нашего столика, наверно, боялся, что мы что-нибудь попробуем спереть. Принесли еду: какие-то холодные макароны, интенсивно перемешанные и взбитые с мучной подливкой.

— Это что? — непроизвольно спросил Саша и сразу же нагнул голову, словно ожидая удара линейкой по темечку.

— Это лазанья, наше фирменное блюдо, — мгновенно отреагировал Лари чересчур громко и чересчур отчетливо.

Бабищи одновременно обратили к нам свои жующие физиономии. Они перемалывали челюстями кто — стейк, кто — красную рыбу, кто — вымоченную в вине перепелку.

— А запить что-нибудь можно? — сквозь зубы процедил старпом.

Хозяин милостиво кивнул головой, не снисходя до ответа. Это была ловушка, и я на нее купился.

— Мне пива, пожалуйста.

— Пиво только за наличный расчет. Если вы располагаете деньгами, то цена — три фунта за бокал, — проорал удовлетворенный Лари, оглушающе громко и оглушающе отчетливо.

Центнеровые девушки снова вперили в нас свои бессмысленные взгляды. Хотя, пожалуй, что теперь они разглядывали нас с брезгливой жалостью.

«Ох, и сволочь же ты, оперный певец в отставке!» — подумали мы, краснея непроизвольно. Цена за пиво была явна удвоена.

— Спасибо большое за радушие и настоящее уэльское гостеприимство! — старательно выговаривая слова, сказали мы и встали из-за стола.

— Надеюсь, нам удастся перекусить у Стюарта, — проговорил мне Саша, когда мы выходили из столовой под недоуменные взгляды.

В дверях я остановился и повернулся в зал:

— Приятного аппетита! Всем!

Все девчонки разом прекратили жевать и обратили к нам свои лица. Мгновенно оскалились и закивали головами, типа «спасибо». Лари, двинувшийся было за нами следом, остановился и снова напрягся, втягивая прямую кишку.

— Расслабься, Лари! — это уже Саша вставил последнюю реплику.

Через полчаса мы вышли на улицу, чтобы встретить Стюарта.

— Я бы его загрыз! — кипятился старпом.

— Вне всякого сомнения, если бы мы на нашем корвете влили бы в себя все содержимое канистры. И закусили бы этими лошадями, — согласился я.

— Да, девчонки в этом отеле все, как на подбор. Им бы в горящие избы входить и коней на ходу валить, а они этому козлу поддакивают! — не унимался Саша.

Этот момент я как-то упустил из внимания и уже намеревался сделать пару уточняющих вопросов, как из пелены вновь припустившего дождя выплыли очертания Форда — Мондео с лихими, почти спортивными, обводами. Машина приближалась к нам и моргала всеми своими фарами.

— Пожалуй, это за нами, — сказал я пытавшемуся скрыться от мороси под козырьком отеля старпому.

— Парни! Прошу в карету! — сквозь полуопущенное стекло радостно прокричал двойник Джорджа Клуни.

Вечер прошел весело и непринужденно. Кроме большого семейства Стюарта за столом присутствовали его теща, коллега по бизнесу Поль и ливерпульский друг Питер. Собака огромной породы, от рождения именуемая Бобо, легко откликалась на Бобика и норовила залезть под стол, чтоб оттоптать там всем ноги. Ее постоянно и тщетно прогоняли. Мы кормили пса кусочками жаренной в соседним ресторане специально по такому случаю свинины. Он воспринимал угощенье, как дань, и глазами требовал еще.

Под стол Бобик залезал как-то ползком и громко там вздыхал, производя такие звуки, что взрослые смущенно умолкали, а дети начинали хохотать во все горло. Изгоняемый на место строгим окриком Хелен, жены Стюарта, он поднимался на все четыре ноги, уныло опустив хвост между лап, и со столом на спине пытался двигаться по направлению к двери. Пару раз сервировку удавалось спасти, не пролив ни одной капли соуса на скатерть. Но однажды во время перекура Бобик все-таки воспользовался беспечностью хозяев и с грохотом и бряканьем впечатал порядком облегченный стол в дверной косяк. За что был немедленно изгнан из общества и помещен под домашний арест в гараж.

Курили в нашей компании все, за исключением нас с Сашей и детей. Причем, курцы периодически выходили на воздух, где особым образом тянули самолично приготовленные сигарки. Особо увлекалась этим мама Хелен.

Вообще теща Стюарта пришла в восторг от специальности Александра и при любом удобном моменте пытала его штурманскими терминами, заглядывая ему в глаза и хватая за руку. В ранней молодости ей удалось побывать в движении хиппи, в должности начальника, наверно. Не единожды приходилось путешествовать на чем попало и куда попало и спать под открытым небом. Отдавая дань той бурной жизни, теперь она со сподвижниками гоняет по местным рекам на плотах и лодках в поисках адреналина. В истинно морских названиях она, на мой взгляд, превосходила нас со старпомом вместе взятых. Выпустит к потолку или небу струйку дыма и извергает из себя: «браво, эхо, чарли — чарли» и в подтверждении слов флажно начинает семафорить, используя вместо флажков добытые из кармана салфетки, платки или что-то наподобие, вызывающее у меня ассоциации с гардеробом. Бобик воспринимал эту лихую отмашку, как сигнал к действию, если, конечно, в это время он не сидел в подстольной засаде, и начинал развязно прыгать на своих негнущихся четырех руках — ногах, роняя стаканоподобные капли слюны нам на штанины. Собаку успокаивали заваливанием, а теща вопрошала: «Правильно?» мы энергично кивали головами: «Правильнее не бывает!»

Пол легко улыбался и безудержно хохотал, когда мы со Стюартом предавались воспоминаниям о былых геройствах. Питер тоже был настроен очень доброжелательно, но предпочитал отмалчиваться. Дети слушали раскрыв рты, но не пытались привлечь к себе внимания.

Словом, все было так замечательно, что под конец нашего мероприятия я затосковал о своей семье. Она должна была здесь присутствовать, чтоб увидеть, как могут совершенно нормально вести себя буржуи — капиталисты. Стюарт быстренько прочувствовал мое состояние и отвел меня на второй этаж к телефону.