Мэрилин Монро. Страсть, рассказанная ею самой - Мэрилин Монро

Думаю, ни он, ни я тогда этого не понимали, но чувствовали.

Но Ди Маджио все-таки уехал, я снова осталась одна. Рядом был все тот же Боб Слетцер, и он всегда готов утешить, помочь, вытащить даже из сточной канавы, отмыть и убедить, что я еще ничего. Канавы не было, было одиночество, снова неуверенность: я никому не нужна! Однажды Боб разозлился:

– Ты всегда нужна мне.

Будучи основательно пьяной, я продолжала страдать:

– И никто не хочет брать меня в жены…

Следствием плаксивого состояния после попойки стало свидетельство о браке, полученное на следующий день поутру в мексиканском городке Тихуана. У меня появился муж, готовый ничего не требовать, все прощать и всегда защитить. Он не обладал ни обалденными внешними данными, ни выдающимся умом, ни деньгами? Ну и что, это лучше, чем высоколобый очкарик-интеллектуал Миллер, богатый Шенк или здоровенный Ди Маджио! Слетцер не станет ждать от меня знания назубок биографии Авраама Линкольна, требовать пребывания на кухне без права высунуть нос на улицу или полной покорности за купленную бриллиантовую безделушку. Он такой же, как я сама, мы ровня, так легче обоим.

Два дня мы пытались отмечать свое бракосочетание, оба уже, кажется, понимая, что натворили нечто, что перечеркнет будущее, и не смея признаться в этом ни друг дружке, ни себе самим.

Я не знаю, откуда Занук узнал о нашем поступке, но уже в понедельник поутру мы стояли перед ним на ковре. Нет, он даже не шипел, просто устало поднял глаза и тихо произнес:

– Полмиллиона вложено в рекламу ничтожной красотки, не умеющей ничего, кроме как вилять бедрами. Полмиллиона, чтобы убедить всех, что найдена идеальная девушка, ищущая себе идеального мужа ради идеальной семьи. И эта дрянь выходит замуж за простого репортера!

Мы мчались в Тихуану с максимально разрешенной скоростью, чиновник, уже предупрежденный о нашем приезде, не отправил документы и легко согласился разорвать их, сделав вид, что ничего не было. Наш двухдневный брак оказался аннулирован, так и не став кому-либо известным. Те немногие, кто был свидетелем, молчат, не желая неприятностей ни мне, ни себе.

Удивительно, но мы с Робертом вздохнули с явным облегчением, осознав, что решились на слишком дерзкий шаг. Боб не был в обиде, видно понимая, что ничего не смог бы мне дать, кроме своей собственной любви. Норме Джин этого достаточно, а вот Мэрилин нет, ей нужен успех. Идеальной девушке нужен идеальный парень. Блондинка позволила Норме Джин на пару дней взять верх, словно демонстрируя, что будет в случае неподчинения. Я воочию увидела, что не подчиняться законам жизни Блондинки нельзя…

Мне оставалось вернуться к Ди Маджио, что я сделала с видимым удовольствием.

Интересно, что в это время я совершенно сознательно создавала образ Блондинки, пестуя его, репетируя и репетируя, продумывая каждый жест, каждое слово, каждый взмах ресниц.

– Мисс Монро, у Вас несколько странная походка, это результат какой-то травмы?

Хотелось ответить:

– Идиот! Какая травма?! Это долгие часы репетиций и постоянное наблюдение за собой со стороны, пока походка не стала привычной.

Но говорить этого нельзя, я «наивно» распахнула глаза:

– Я всегда так ходила, а разве остальные женщины ходят иначе?

В Голливуде полным-полно тех, кто помнил, как бочком ходила Норма Джин, как она стеснялась каждого шага. Но сколь велика легенда, уже через пару дней всем казалось, что так и только так всегда ходила будущая Мэрилин. И о цвете волос никто не помнил, и о бугорке на носу, и о заикании тоже…

Я действительно часами торчала перед зеркалом, принимая разные позы, изображая разные мины, то удивлялась, картинно вскидывая брови, то лукаво улыбалась, но изумленно вскидывала брови… Знаете, Док, именно тогда у меня появился большой учебник анатомии: чтобы владеть лицом, нужно хорошо знать его мышцы. А еще, чтобы научиться гримироваться, ведь выглядеть нужно не только перед камерой. Для съемочной площадки грим несколько иной, он ярче и грубее, потому что просто хорошо накрашенные ресницы не будут заметны при съемке крупного плана и у героини пропадут глаза, да и губы не мешает сделать ярче и полнее…

Но в моем лице немало недостатков помимо удаленного бугорка на носу или исправленного прикуса. И в жизни губы можно сделать чуть полнее и аппетитнее, а ресницы гуще и длиннее. Есть множество приемов, каким меня научил гример Уайти Снайдер. Уайти – настоящий друг, безо всякого сексуального оттенка, среди моих друзей есть и такие. Он прекрасный мастер, а любому хорошему мастеру очень нравится, когда подопечные стремятся научиться хотя бы части его мастерства.

Я никогда не мешала Уайти гримировать меня на съемках, не вмешивалась в его работу, но за пределами площадки пользовалась его услугами не так часто, он не взял бы денег, и отблагодарить Снайдера трудно, но учил охотно. Помню изумление Уайти при виде того самого учебника по анатомии:

– Это тебе зачем?

– Хочу знать, из чего состоит моя собственная физиономия. Уайти, это кошмар, сколько здесь всего и как все сложно.

Он взял меня за подбородок и повернул к зеркалу:

– Смотри вот сюда. Этого достаточно.

Но мне было недостаточно, я хотела стать идеалом не только на словах у Занука, но и во всем остальном.

Идеальная Блондинка… Фигура, внешность, походка… Я уверенно обживала образ, и мне очень нравилась его сила. Блондинка могла не беспокоиться, что ей не продлят контракт: если этого не сделает «Фокс», с удовольствием сделают другие. Блондинке нельзя давать ролей на пару минут на заднем плане, зрители возмутятся и забросают студию гневными письмами.

Я получила роль секретарши в «Обезьяньих шалостях», снова глупую, пустую, довольно комическую. Казалось бы, мало, но пока было достаточно и этого, к главным ролям я пока не готова, ведь играть на площадке приходилось Норме Джин, а она очень боялась света софитов. Наташа возмущалась, твердя, что это не та роль, на которую стоило бы соглашаться, ведь настоящей актрисы достойна только драма или трагедия. Я очень хотела сыграть трагедию, но пока это получалось только в жизни, да и то не всегда. Неужели Наташа не видела, что я не готова?

Зато роль Блондинки получалась с каждым днем все лучше.

Во время съемок меня вдруг сразил приступ аппендицита. Если честно, он был не настолько силен, чтобы делать операцию, но на студии намекнули, что пребывание в больнице пойдет только на пользу моему имиджу. Публика только что сочувствовала мне, превратившейся из сироты в девушку, заботившуюся о больной матери, сочувствие не мешает подогреть операцией.

Это было уже сумасшествие, потому что невинный вопрос о том, не будет ли шрам от операции слишком большим, тут же превратился в легенду о записке, приклеенной на мой живот, мол, доктор, постарайтесь сделать след от операции как можно меньше. И снова сказалось всеобщее сумасшествие, о записке совершенно серьезно рассказывали репортерам даже те, кто прекрасно знал, что ее не было, причем рассказывали, будучи совершенно убежденными, что собственными руками отклеивали листок с моего живота!

Доктор, я стала просто образцом действия пиара.

У Блондинки аппендицит! Ах, Мэрилин едва не погибла! Ее чудом спасли на операционном столе! Бедная девочка, на долю которой и без того выпало столько трудностей, больна!

Студию и больницу просто завалили тысячами писем с пожеланиями скорейшего выздоровления, а у дверей дежурили репортеры. Доктор, делавший мне операцию, мгновенно стал почти спасителем нации.

А я сама никак не могла решить, в каком же виде предстать перед репортерами при выписке – со следами страданий на лице и в полном блеске. Позвала на помощь Уайти Снайдера. Тот тоже задумался, но потом решительно взялся за грим:

– Нет, плохо выглядеть нельзя, ты же надежда нации!

«Надежда» выпорхнула из больничных дверей столь ослепительно красивой, что все ахнули. Ну уж позировать перед камерами я умела со времен работы у мисс Снайвли! Репортеры явно пожалели, что не захватили с собой по десятку камер, потому что менять пленки было некогда. Еще Норму Джин часто просили:

– Не так быстро, детка. Я не успеваю щелкнуть затвором.

Я показала, на что способна! Пинаповских фотографий Блондинки, которая и после перенесенной тяжелейшей (никому в голову не пришло, что это не так!) операции выглядит лучше некуда, сделали сотни. На следующий день Америка радовалась, что их любимица (а я уже была таковой для очень многих) не просто выжила (словно мне делали операцию не аппендицита, а по крайней мере на сердце), но и прекрасно выглядит.

– Мисс Монро, как скоро Вы вернетесь в строй?

Господи, все репортеры идиоты или это только мне попадались такие?!

– Как только позволят врачи, но я буду просить их об ускорении.

Подозреваю, что врачу пришлось дать с десяток интервью, рассказывая, как Блондинка вела себя во время операции (под наркозом). Я стала просто национальной героиней, наверняка врачам не пришлось уговаривать никого из пациентов, которым требовалась подобная операция. Если уж Блондинка решилась!..