Че Гевара, который хотел перемен - Збигнев Войцеховский

Те, кто видел Че лишь на майках и постерах, неизменно восхищаются его словно бы естественным ореолом «неукротимого бунта». Те же, кто его знал, помнят его как неисправимого позера. Они помнят его подхалимскую улыбку для Фиделя, его задумчивый взгляд мыслителя для Жана-Поля Сартра и Симоны де Бовуар, его злобную ухмылку, адресованную приговоренным к смерти и их семьям, и огонь в глазах перед фотоаппаратом Альберто Корды.

Захватившие его боливийские солдаты были поражены тем, что они обнаружили в его рюкзаке. В отличие от своих оборванных и полуголодных сообщников, у которых не было ничего, кроме оружия, Че Гевара носил при себе маникюрные ножницы, гребешок, щетку и даже маленькое зеркальце. Как мы позже убедимся, он готовился к важному осеннему мероприятию 1967 года – организации грандиозного собственного захвата и мировой шумихе вокруг своего освобождения. Казалось, он был уверен в том, что она непременно начнется после эффектного спектакля с собственной сдачей в плен.

Кубинский беженец Франк Фернандес вспоминает о ссоре между его теткой и Че Геварой, произошедшей в Гаване в начале 1959 года. «Че лез во все дела, всем командовал и пытался всех строить. Он пришел на предприятие, где работала моя тетка, и обозвал ее «старой буржуазной сплетницей». «Нет, – отрезала она, – я не из буржуев, я аристократка». Такой неожиданный поворот выбил Че из колеи, и он стоял там, пытаясь сохранять спокойствие. А она продолжала: «А вы всего лишь наглый и дерзкий простофиля». После этого тетушка осталась в живых. Как так вышло?

Неужели он испытал к ней смешанное чувство зависти и уважения, поскольку и сам считал себя аристократом?

Похожая история произошла с кубинским борцом за свободу Тони Наварро, семье которого принадлежала текстильная фабрика.

Вскоре после своего назначения на пост председателя Национального Банка Кубы Че отправил своих вооруженных агентов конфисковать прибыльную и продуктивную фабрику, которая давала рабочие места сотням людей и вносила значительный вклад в экспортный сектор государства. Наварро добился встречи с Че, чтобы попытаться объяснить ему ситуацию. Зачем нужно было конфисковывать такое предприятие, и разваливать его, выставив на улицу квалифицированных управляющих и назначив на их места необразованных революционеров?

Слуга произнес: «Команданте Гевара готов вас принять». Наварро вошел в его кабинет и низко поклонился, в то время как сам Гевара только поджал губы и слегка кивнул. «Тони, вы читали «Процесс» Кафки?»

«Нет, команданте, не читал, – ответил озадаченный Наварро. – Я читал только его «Превращение» и «Замок».

«Прочтите, – бросил Че Гевара. – Это вам многое объяснит». После этого личный водитель Че отвез Тони домой.

«Кто-то, по-видимому, оклеветал Йозефа К., потому что, не сделав ничего дурного, он попал под арест», – гласит первое предложение книги, которую порекомендовал Че.

«Пугающее психологическое погружение в жизнь простого человека, некоего Йозефа К., который однажды узнает, что его обвиняют в преступлении, которого он не совершал и о котором ему ничего не известно», – пишет в рецензии один обозреватель. Другой отзывается о произведении так: «Это вымышленное описание истории ареста, допроса, осуждения и исполнения приговора за преступление, так и оставшееся неизвестным».

Вскоре Наварро присоединяется к подпольному оппозиционному движению, где он постоянно рискует быть убитым. Если Че хочет покончить с ним, он, Наварро, не сдастся без боя.

Однажды после перестрелки с полицией Че Наварро был арестован. Однако его личность не смогли установить, и ему удалось сначала укрыться в посольстве Венесуэлы, а потом сбежать в США.

Это еще один случай, после истории с дерзкой тетушкой, когда надменность Че Гевары перевесила его жажду крови. Он мог бы наблюдать казнь Тони Наварро за обедом из окна крепости Ла-Кабанья, как часто делал и раньше. Однако ему не терпелось продемонстрировать свой утонченный вкус и эрудицию перед таким образованным человеком, как Наварро. Таким образом, тщеславие Че помогло Тони Наварро выскользнуть из его цепких лап.

Говорят, что у Че Гевары не было ни одного настоящего друга среди кубинцев. Даже кубинские коммунисты считали его невыносимым – заносчивым, капризным, склонным к подхалимству и лицемерию. Несмотря на презрение Че ко всему «буржуазному», коммунисты старой закалки, такие, как Анибаль Эскаланте и Карлос Рафаэль Родригес, втайне отмечали и осуждали его «мелкое буржуазное зазнайство» – привычку по-свойски держаться и общаться с французской интеллигенцией, а не с членами компартии Кубы – людьми смешанных кровей и запутанных биографий. Кубинский коммунист Франсиско Брито, известный своей неряшливостью и неаккуратностью, приходил в бешенство от того, что Че укомплектовывал государственный аппарат Острова свободы безукоризненно одетыми чиновниками. В конце концов, Брито выпалил, что лучшее, что может сделать Че, – это «убираться к черту с Кубы!», потому что весь его диктат в качестве министра промышленности – это «всего лишь низкопробное дилетантство».

Любимый палач Фиделя

Че Гевара любил повторять, что идеальный революционер должен быть «холодной, расчетливой машиной для убийства». Это определение подразумевает некую отстраненность и бесстрастность по отношению к самому акту лишения жизни. Однако сам Че не мог служить наглядным примером своему определению. Машиной для убийства он был самой что ни на есть горячей, подходя к этому делу со всей душой.

«Завывая как одержимый, я обагрю свое оружие в крови и, обезумев от ярости, буду рубить головы побежденным. Я чувствую, как ноздри мои раздуваются, смакуя едкий запах пороха и крови, вражеской смерти. Я готовлюсь к священной схватке, встречая торжествующий пролетариат звериным воем». Апологеты Че чаще всего стараются обходить молчанием этот выразительный абзац из «Дневника мотоциклиста» – так слабо вяжется он со светлым образом, созданным умелой пропагандой. Что же касается «едкого запаха пороха и крови», то Гевара редко обонял его непосредственно на поле битвы. Куда чаще он ощущал его, стреляя в связанных, с кляпом во рту и повязкой на глазах, мужчин и мальчиков.

Жажда крови

В конце января 1957 года Че Гевара прошел первое «крещение огнем», когда «все было потеряно» и он стоически готовился к «достойной смерти» (от раны, которую даже не потребовалось зашивать). Спустя несколько недель он отправил письмо своей покинутой жене Ильде Гадеа: «Дорогая старушка, я здесь, среди холмов Кубы; я все еще жив и жажду крови». Вскоре ему представилась возможность утолить эту жажду.