Право на любовь (СИ) - Бурунова Елена Михайловна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что там? — еле шевелю губами, смотря на каменное лицо брата.
— То, что не каждая выдержит, — отвечает он. — Рита, особые клиенты Жоржа платят огромные деньги, чтобы там развлечься. Согласия у девок не спрашивают.
— И ты там был? — с осторожностью задаю так пугающий меня вопрос.
— Несколько раз.
Стало мне ответом, оборвавшим сердце куда-то в область желудка. Мой брат извращенец. Садист или мазохист? Но ведь и я не лучше. Тогда с Пашей. Это тоже выбивалось за рамки нормальности, а я кайфовала. И что мой брат тоже такой сумасшедший? Или жестокий? И не сорви он с меня маску, чтобы было? Они с Кастетом потянули меня в ту комнату, жёстко драть вдвоём? Да ну нафиг! Паша не такой. Стоп! Я и брата таким не считала, а он комнатки для садомазо посещает. Нервишки там щекочет, что ли? Вряд ли, хлеща девок плёткой будешь на расслабоне.
— Ты…, — еле ворочаются языком от шока. Не каждый день узнаешь о таких интимных тайнах родного брата.
— Я Лику туда заказывал. Она сама предложила. И было это по обоюдному согласию, — он запнулся, словно мысленно подбирал слова в своё оправдание. — Рита, но это со мной без особой жести, а с другими нет. Я знаю, что там происходит и кто постоянно пользуется этой комнатой. Ты туда не попала только потому что я запретил. А ещё торги отметил, — огорошил меня Слава.
— Какие торги? — округляю в недоумении глаза, но уже начинаю представлять себе невольничьи рынки колониальной Америки, и на душе сразу становится поганенько.
Дикость какая-то! Мы же живём в современном мире, где давно победили свобода, равенство и братство. Или все эти лозунги об идеальном обществе так и остались на уровне утопии? Похоже, я совсем не знаю этой жизни. Да, и как её познать, когда тебя укутывают от неё в кокон из постоянной заботы, ограждая от всего, что может навредить. Иногда я вырываюсь из искусственно созданного родными вакуума комфорта, чтобы прочувствовать все прелести свободы. Вот только из-за своей неопытности и вздорного характера вечно вляпываюсь в какое-нибудь говнище.
Твою ж мать! Хотела просто танцевать, а меня едва не выставили на торги. И снова спасибо брату. Отвёл беду своей заботливой рукой. Правда, есть один нюансик. Когда Слава покровительствовал мне, он в душе не знал, что за красотка вертит задом на пилоне. И вот маски сорваны. Девушка, которой он собирался овладеть — младшая сестра, но от этого желание брата не угасло. Оно продолжало теплящимся огоньком мелькать в серых глазах Славы, держа меня в каком-то затяжном напряжении. Вроде не злиться и говорит с привычной мне уверенностью, но голос низкий, хриплый, возбуждённый. И дыхание… Слава специально сдерживает его. Он сам страшится всего того, что с ним происходит.
— Торги, Рита. Кто даст больше, тот и хозяин, — и отвёл помутневшие от преступной страсти глаза. — Ну, что, сестричке, хочешь ещё там потанцевать?
Не хочу. Больше не хочу. Дотанцевалась уже, хватит. Шумно вздыхаю, боясь пошевелиться, чтобы ненароком не спровоцировать родного брата на воплощение в реальность его недавних эротических фантазий с Красоткой Марго. Всё-таки эта грань между нами размыта и, наверное, как прежде уже не будет никогда. Только бы её не переступить. Пусть потеряла свою чёткость, но всё ещё напоминает нам о вековом табу.
Грани, границы, линии, пропасть… Всё это лишь условные определения того, что нас разделяет. В реальности люди легко переступают через любой запрет. И только самые сильные способны противостоять искушению обрести настоящую свободу от морали, нравственности и законов. О всего того, что придумало некое наивысшее существо, чтобы хоть как-то упорядочить человеческую жизнь…
Я слабая, а Слава сильный. В нём есть несгибаемый внутренний стержень. То, то делает мужчину мужчиной. То, что даёт его слову крепость алмаза. Но, в тот момент, мой брат не выдержал и позволил эмоциям взять над собой верх. Буквально в какие-то доли секунды Слава рванулся ко мне, схватив своей пятерней за затылок, притянул к себе. Притянул так близко, что я лишилась всякой воли к сопротивлению в его стальных объятьях. Его холодные серые глаза, пульсируя в такт моему испуганному сердцу, застыли на моих глазах. Желваки на челюстях брата нервно ходили, а тяжёлое горячее дыхание обжигало лицо. Слава напомнил мне вампира, вот-вот готового впиться в мои губы голодным поцелуем и до дна всю меня испить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Ты больше не будешь танцевать, и не будешь общаться с этой шлюхой Ликой, — дышал уже знакомой яростью брат, сдавливая болью мой затылок и запутывая пальцы в моих волосах. — И ещё, что за мужик избил парней убка Риккардо? И куда ты с ним ездила?
Моя подружка Лика была мне совсем не подружка. Это она предложила мне попробовать свой танцевальный талант у Жоржика. Знала тварь, что там происходит и нарочно притащила меня туда. С какой целью? А просто так. Не всё же таким, как она, страдать от мужской похоти. Не вышло. Князь наложил своё «право вето» на тело приглянувшейся ему Марго. Потом таскала меня в «Каракатицу», надеялась, что хоть там меня отымеют хором голодные до девок моряки. Опять облом. Хозяин бара не дурак. Видел меня всего один раз в компании Князя и губера на боях без правил и запомнил. Так что куда не кинется Лика Великий Комбинатор везде пролетает, как фанера над Парижем. Терпела бедняжка меня аж несколько месяцев, пока Риккардо не объявился. Подружка ему и слила ненавистную представительницу золотой молодежи. Ещё и выманить из безопасного района пообещала, что, кстати, сделала. На кидалась со мной в баре и свалила, типа, в сортир, а сама за углом наблюдала за своим маленьким триумфом. И опять все её планы по мокрому месту пошли. Нарисовался какой-то мужик и раскидал моих похитителей. Подружка в глубокой печали. Лица моего спасителя не видела. Спиной к ней стоял. Машину тоже не разглядела. Темно было, да и быстро уехали. Расстроилась? Очень. Ещё больше расстроилась, когда Князь за вещами сестры в стриптиз-клуб заглянул и поволок в ту комнату полезное с приятным совместить. Мой брат далеко не дурак и откуда ноги растут сразу понял.
Лику жалко. Хотя, наверное, мне не стоит её жалеть, а кошки всё равно скребутся на душе, когда про неё вспоминаю. Она знала моего брата с не лучшей стороны и осознано пошла на эту аферу. Но, в данный момент судьба Лики меня мало волновала. Взбешенный не совсем нормальной ревностью брат требовал правды, а я небезосновательно боялась её говорить. Перебьют ещё друг друга! И я соврала. А что ещё мне оставалось? Сказать и трястись от страха, что в их разборках кто-то погибнет. Кто-то близкий. Кто-то любимый и… самый лучший. Я не могла потерять ни Славу, ни Пашу. Не могла. Вот и врала, задыхаясь от безысходности в руках чужого мне Князя, но такого родного старшего брата.
— Я не знаю его. Не знаю, Слава. Он просто помог мне и всё. Просто помог, — давилась я слезами, дыша через раз.
— Он был русский, — рычит брат, хищно прищуриваясь, будто так сможет распознать мою ложь.
— Нет. Просто знает наш язык, — продолжаю лгать, и набравшись смелости упираюсь руками в его тяжело вздымающуюся грудь. — Русский, украинец, поляк, болгарин. Кто угодно, Слава. Это мог быть кто угодно. Он просто довез меня домой и всё.
Глаза брата темнеют. И чтобы сломить моё сопротивление, он резко прижимает меня к себе. Ещё никогда мы не были в физическом плане настолько близки друг к другу, как в эти опасные мгновения. Его губы почти соприкоснулись с моими. Ещё чуть-чуть и он бы поцеловал меня, но какая-то невидимая сила отогнула эти противоестественные порывы. Слава грубо швырнул меня на кровать, и по-бычьи дыша медленно отступил к двери.
— Я ничего не скажу матери про твои танцы нагишом, — давясь словами, заговорил он, — но и ты помалкивай.
И вышел.
О чем мне следует помалкивать, я уже поняла. Да, и как вообще, можно заикнутся о резко возникшим нездоровом влечении родного брата к сестре? О таком действительно лучше молчать и лишний раз не провоцировать Славу. Ему и так сейчас тяжело. И опять во всём виновата Я.