К новой свободе: Либертарианский манифест - Мюррей Ротбард

Пожалуй, не случайно в Соединенных Штатах юристы повсеместно избавлены от участия в судебных процессах в качестве присяжных. Поскольку чаще всего законы пишут именно юристы, не возникает ли у вас чувство, что здесь мы имеем дело с классовым законодательством и классовой привилегией?

Одним из постыднейших вариантов принудительного труда в нашем обществе является практика насильственной госпитализации душевнобольных. В прежние времена к этому прибегали, чтобы защитить общество от психически больных, изъять их из общества. Либерализм ХХ века внешне был более гуманным, но действовал более коварно: теперь врачи и психиатры стали обращаться к принудительной госпитализации ради блага своих несчастных пациентов. Гуманитарная риторика позволяла шире прибегать к госпитализации – к радости раздраженных родственников, которые теперь получили возможность избавляться от своих близких, не испытывая при этом чувства вины.

Несколько лет назад придерживающийся либертарианских взглядов психиатр и психоаналитик доктор Томас С. Жаж (Szasz) объявил войну практике принудительной госпитализации. То, что вначале казалось обреченным на провал чудачеством, сегодня приобретает все большее влияние в кругу психиатров. В многочисленных книгах и статьях доктор Жаж подверг эту практику всесторонней систематической критике. Он, например, настаивает, что принудительная госпитализация – это грубое нарушение медицинской этики. В подобных ситуациях врач служит не своему пациенту, а его семье, государству, помогая им окончательно добить того, кому он вроде бы помогает. Более того, принудительная госпитализация и принудительное лечение чаще ведут не к исцелению, а к обострению психических болезней. Жаж указывает, что принудительная госпитализация – это чаще всего не помощь пациенту, а просто способ избавиться от малоприятных родственников.

К принудительной госпитализации обращаются, когда пациент может представлять опасность для себя или для других. Главный порок этого подхода в том, что полиция или закон вмешиваются не в момент совершения акта открытой агрессии, а когда кто-то приходит к выводу, что однажды такое может случиться. Но это же самый прямой путь к неограниченной тирании. Любого можно заподозрить в способности совершить в будущем преступление, а значит, на законном основании его можно и упрятать за решетку– не за преступление, а потому что кто-то думает, что тот или иной человек может его совершить. Такая логика оправдывает не просто заключение, а даже пожизненное заключение любого, вызывающего соответствующие подозрения. Но либертарианцы верят, что каждый обладает свободой воли и свободой выбора, и пусть статистические и иные соображения подсказывают, что в будущем человек может совершить преступление, здесь нет никакой предопределенности, а потому отправлять в заключение того, кто является не открытым и явным, а всего лишь предполагаемым преступником,– это в любом случае аморальный и преступный акт агрессии.

Недавно доктора Жажа спросили: «Не думаете ли вы, что общество имеет право и обязанность устанавливать опеку над теми, кого считают „опасными для самих себя и для других“?» Жаж дал обоснованный ответ:

Я думаю, что идея «помощи» людям посредством принудительной госпитализации и жестокого принудительного лечения – это религиозная концепция, родственная средневековой практике «спасения» ведьм с помощью пыток и сожжения заживо. Что же касается вопроса о больных, «опасных для самих себя», я, подобно Джону Стюарту Миллю, верю, что тело и душа человека принадлежат только ему, а не государству. Более того, у каждого человека есть, если вам угодно, право делать со своим телом все, что ему заблагорассудится, если при этом он не наносит вреда кому-либо еще и не посягает на чьи-то права. Что же касается «опасности для других»,большинство психиатров, работающих с госпитализированными пациентами, подтвердят, что это чистая фантазия… Были проведены статистические исследования, показавшие, что психически больные намного более законопослушны, чем нормальные люди.

А Брюс Эннис, юрист, занимающийся проблемой гражданских свобод, добавляет:

Нам известно, что 85% бывших заключенных совершают больше преступлений, чем средний гражданин. То же самое относится к жителям гетто и подросткам мужского пола. Из недавних статистических исследований нам также известно, что психически больные менее опасны, чем нормальные граждане. Так что если нас действительно беспокоят вопросы безопасности, почему бы нам для начала не отправить за решетку всех бывших заключенных, а потом отправить туда же всех обитателей гетто, а заодно и всех подростков мужского пола?.. Жаж задает разумный вопрос: если человек не нарушил закон, то какое право есть у общества отправлять его в заключение?[9]

Возможны два варианта принудительной госпитализации: госпитализировать тех, кто не совершил преступления, и тех, кто совершил. В случае с первыми либертарианец призывает к их безусловному освобождению. А что делать со вторыми, что делать с преступниками, которые под предлогом безумия избегают жестокости тюремного заключения и вместо этого получают медицинскую помощь в государственных клиниках? Доктор Жаж и здесь первым выступил с отважной критикой деспотизма либеральных человеколюбцев. Прежде всего абсурдно само утверждение, что заключение в государственной психиатрической лечебнице каким-то образом гуманнее, чем заключение в тюрьме. Напротив, в психиатрической клинике жестокости и произвола куда больше, а пациенту намного труднее защитить свои права, чем заключенному, потому что, получив клеймо психически больного, он превращается в существо, к которому больше никто всерьез не относится. Как заметил д-р Жаж, «пребывание в государственной психиатрической лечебнице любого сделает безумцем!»

Более того, мы обязаны поставить под вопрос саму идею изъятия человека из сферы действия закона. Выделенным таким образом людям это может пойти скорее во вред, чем на пользу. Представим себе, например, что два человека, А и В, совершили одинаковое преступление – кражу, обычно наказываемую пятилетним тюремным заключением. Предположим, что В избежал наказания, потому что был объявлен психически больным и помещен в соответствующую клинику. Либерал исходит из предположения, что, скажем, через два года государственный психиатр признает В исцелившимся, вернувшимся в нормальное состояние и, соответственно, выпустит его на свободу. А что если психиатр никогда не сочтет его здоровым или признает его таковым спустя много-много лет? Тогда В за простое воровство может оказаться пожизненным пациентом психиатрической клиники. Получается, что либеральная концепция неопределенного срока заключения, когда срок зависит не от тяжести совершенного преступления, а от того, как государство оценивает состояние психики правонарушителя или его готовность к сотрудничеству,– это наихудшая форма тирании и дегуманизации правосудия. Более того, это тирания, подталкивающая узника к попытке обмануть государственного психиатра, в котором он совершенно справедливо видит врага, и убедить его в том, что он вполне исцелился и может быть отпущен на свободу. Называть этот процесс лечением или исправлением – просто издевательство над этими словами. Намного более принципиален и человечен подход, когда с каждым узником обращаются в соответствии с объективным уголовным кодексом.

6. Личная свобода

В области личной свободы существует множество проблем, не попадающих под категорию принудительного труда. Свобода слова и печати издавна ценилась теми, кто называет себя «защитниками гражданских прав». Слово «гражданских» означает здесь, что экономическая свобода и права частной собственности для них не эквивалентны друг другу. Но мы уже видели, что свободу слова можно абсолютизировать, только если она включена в круг общих прав собственности человека (включая право на свободное распоряжение собственной личностью). Так, человек, обманно крикнувший «Пожар!» в заполненном театре, не имел права так делать, потому что тем самым он ущемил договорные права собственности владельца и зрителей.

Но если оставить в стороне посягательства на собственность, свобода слова всегда будет пользоваться самой решительной поддержкой каждого либертарианца. Свобода публиковать и продавать любые тексты становится абсолютным правом, к какой бы области ни относился текст. В этом защитники гражданских прав хорошо себя зарекомендовали, и покойный судья Хьюго Блэк был особенно известен тем, что ссылками на Первую поправку к Конституции упорно защищал свободу слова от всех правительственных посягательств.