НОКТЮРНЫ: пять историй о музыке и сумерках - Кадзуо Исигуро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Едва композиция закончилась, я взял пульт и нажал на стоп. Все то время, которое показалось вечностью, Линди не пошевелилась, сохраняя напряженную и неловкую позу. Потом, немного подтянувшись, принялась вертеть в руках шахматную фигуру.
— Очень мило, — произнесла она. — Спасибо, что дали мне послушать.
Фраза прозвучала шаблонно, но Линди, похоже, и не имела ничего против.
— Быть может, это не совсем в вашем вкусе.
— Нет-нет. — Голос у Линди был негромкий, бесцветный. — Это очень мило. Спасибо, что дали мне послушать. — Она поставила фигуру на доску и сказала: — Ваш ход.
Я посмотрел на доску, стараясь припомнить, на чем игра прервалась. Чуть помолчав, осторожно спросил:
— Быть может, эта песня — у вас связано с ней что-то особенное?
Линди вскинула голову, и я ощутил, как под бинтами лицо у нее вспыхнуло гневом. Но ответила она прежним спокойным тоном:
— Эта песня? Ничего у меня с ней не связано. Совершенно ничего. — Внезапно она рассмеялась — коротким, недобрым смехом. — Ах да, вы имеете в виду, не связана ли эта песня с ним, с Тони? Нет-нет. Он никогда ее не исполнял. А вы играете очень мило. Вполне профессионально.
— «Вполне профессионально»? Что под этим понимать?
— Я хочу сказать… что это вполне профессионально. Примите это как комплимент.
— Профессионально?
Я встал с дивана, пересек комнату и вынул диск из проигрывателя.
— С чего это вы так взъярились? — Голос у Линди звучал по-прежнему отстраненно и холодно. — Я сказала что-то не то? Простите. Я старалась быть вежливой.
Я вернулся к столику, вложил диск обратно в коробку, но садиться не стал.
— Так мы будем доигрывать партию? — спросила Линди.
— Если не возражаете, у меня дела. Надо позвонить по телефону. Разобраться с бумагами.
— С чего это вы так взъярились? Не понимаю.
— Нисколько я не взъярился. Время поджимает, вот и все.
Линди все-таки поднялась с дивана, чтобы проводить меня до двери, где мы и расстались, обменявшись сухим рукопожатием.
Я уже упоминал, что после операции сон у меня разладился. В тот вечер меня вдруг охватила усталость, я лег пораньше, крепко проспал несколько часов, но глубоко за полночь проснулся и заснуть снова уже не смог. Поворочавшись в постели, встал и включил телевизор. Показывали фильм, который я смотрел в детстве; я пододвинул кресло и, приглушив звук, досмотрел оставшуюся часть. Потом понаблюдал за двумя проповедниками, которые старались перекричать друг друга перед бесновавшейся публикой. На душе у меня, в общем, было хорошо. На расстоянии миллиона миль от внешнего мира чувствовал я себя вполне уютно. Поэтому, когда зазвонил телефон, сердце у меня из груди едва не выпрыгнуло.
— Стив, это вы?
Звонила Линди. Голос у нее звучал странно, и я подумал, уж не выпила ли она.
— Да, это я.
— Час поздний, я знаю. Но только что, проходя мимо, увидела у вас под дверью полоску света. Решила, что у вас тоже нелады со сном, как и у меня.
— Пожалуй, что так. Соблюдать режим не получается.
— Да-да, это верно. Именно так.
— У вас все хорошо? — спросил я.
— Конечно. Все хорошо. Даже очень. Теперь мне стало ясно, что Линди не пьяна, но установить точно, что с ней, у меня не получалось. Вряд ли она была чем-то особенно взбудоражена: просто ей не спалось и, возможно, ее волновало что-то такое, что ей хотелось мне сказать.
— У вас вправду все хорошо? — переспросил я.
— Да, все хорошо, но… Послушайте, дорогуша, мне хочется кое-что вам передать.
— Передать? Что именно?
— Лучше я промолчу. Мне хочется, чтобы это был сюрприз.
— Звучит заманчиво. Хорошо, я зайду и возьму — может, после завтрака?
— А я-то надеялась, что вы зайдете и заберете прямо сейчас. То есть это сейчас у меня, а вы не спите, и я не сплю. Час поздний, я понимаю, но… Послушайте, Стив, о том, что было чуть раньше, что произошло. У меня такое чувство, что я должна объясниться.
— Пустяки! Я вовсе ничего…
— Вы на меня вскинулись из-за того, что подумали, будто мне не понравилась ваша музыка. Но это совсем не так. На самом деле все обстоит наоборот, в точности наоборот. Что вы мне проиграли — запись той песни «Ты рядом»? Она у меня из головы не выходит. Нет, не из головы — из сердца. Из сердца она у меня никак не выходит.
Я не знал, что сказать, и не успел еще подобрать слова, как Линди снова заговорила:
— Так вы зайдете? Прямо сейчас? И тогда я вам толком все объясню. А самое важное… Нет-нет, молчу. Это должен быть сюрприз. Приходите — и увидите. И опять захватите с собой тот диск. Ладно?
Едва отворив дверь, Линди забрала у меня диск, точно я был мальчиком-рассыльным, потом схватила за запястье и втянула в комнату. На ней был прежний эффектный халат, но на сей раз выглядела она не совсем безупречно: одна пола халата свисала ниже другой, а к вырезу на груди, на краю повязок, прилипла какая-то пушинка.
— Вы, я так понимаю, только что с вашей ночной прогулки, — начал я.
— Я так рада, что вы на ногах. Не знаю, как дождалась бы утра. А теперь слушайте: я ведь уже сказала, что приготовила для вас сюрприз. Надеюсь, он вам понравится. Думаю, непременно понравится. Но сначала надо, чтобы вы почувствовали себя непринужденно. Давайте снова послушаем вашу песню. Напомните — какая там дорожка?
Пока я усаживался на привычное место, Линди возилась с проигрывателем. В комнате стоял полумрак, воздух освежал приятной прохладой. Затем «Ты рядом» зазвучала чуть ли не на полную громкость.
— Вам не кажется, что мы потревожим соседей? — спросил я.
— Да ну их. Дерут с нас дорого, так что это не наша проблема. Но тише, тише! Давайте слушать!
Линди, как и раньше, начала раскачиваться под музыку, однако на этот раз не остановилась после первого куплета. Наоборот: по мере продолжения песни она как будто уходила в нее все глубже, вытянув руки перед собой, словно обнимала ими воображаемого партнера по танцу. Когда песня закончилась, Линди выключила проигрыватель и замерла неподвижно, стоя спиной ко мне в дальнем углу комнаты. Она простояла так, казалось, очень долго, а потом подошла ко мне.
— Не знаю, что и сказать, — проговорила она. — Это потрясающе. Вы чудный, чудный музыкант. Вы — гений.
— Спасибо вам.
— Я это сразу поняла. Правда-правда. Потому и повела себя так. Сделала вид, что мне не нравится, притворилась злюкой. — Линди села на диван лицом ко мне и вздохнула. — Тони вечно мне за это выговаривал. Но я всегда так поступала, тут уж я ничего не могу с собой поделать. Стоит мне столкнуться с человеком, ну, по-настоящему талантливым, с таким, кого наделил даром сам Господь Бог, и мне никак не удержаться: мое первое побуждение — поступить именно так, как я поступила с вами. Не знаю, что это, может, просто ревность. Вот порой вы видите вокруг себя женщин, и все они какие-то невзрачные. И вдруг в ту же комнату входит красавица: их от этого корчит, они готовы глаза ей выцарапать. Когда я встречаю кого-нибудь, кто похож на вас, со мной происходит то же самое. В особенности если такое случается неожиданно — как это было сегодня — и застает меня врасплох. То есть вот вы тут сидите, я принимаю вас за обыкновенного человека из публики, а потом вдруг… вдруг оказывается, что вы совсем не такой. Понимаете, о чем я? Во всяком случае, я пытаюсь вам втолковать, почему я раньше повела себя так гадко. У вас были все основания на меня вскинуться.
В тишине глубокой ночи мы оба помолчали.
— Что ж, я вам признателен, — проговорил я наконец, — признателен вам за эти слова.
Линди внезапно выпрямилась:
— А теперь сюрприз! Погодите здесь минутку, не двигайтесь.
Она направилась в соседнюю комнату, и я слышал, как она там выдвигает и задвигает ящики комода. Вернулась она, держа перед собой обеими руками какой-то предмет — но что именно, понять было нельзя из-за наброшенного на него шелкового платка. Линди остановилась посередине комнаты.
— Стив, я хочу, чтобы вы подошли и взяли это. Это должно выглядеть как церемония награждения.
Я растерянно поднялся с дивана. Когда я приблизился к Линди, она сдернула платок и протянула мне блестящую безделушку из бронзы:
— Вы полностью этого заслуживаете. Это ваше. Джазмен года. А может, и всех времен. Примите мои поздравления.
Линди вложила безделушку мне в руки и легонько поцеловала меня в щеку сквозь повязку.
— Благодарю вас. Вот уж действительно сюрприз. Очень приятный на вид. А что это такое? Аллигатор?
— Аллигатор? Да ну, что вы! Это парочка целующихся херувимов — и премиленькая.
— А-а, да, теперь я вижу. Что ж, Линди, спасибо. Даже не знаю, что и сказать. В самом деле красотища.
— Аллигатор!
— Простите. Это мне так показалось оттого, что у одного из них нога больно уж далеко вытянута. Теперь вижу. В самом деле красотища.