Еще не вечер - Николай Леонов

– Доброе утро, товарищ майор! Разрешите? – в кабинет вошел дежурный по отделу. – Телефонограмма из республиканской прокуратуры. И какое-то письмо вам, лично.

– Давайте, – Отари расписался в получении телефонограммы, дежурного офицера отпустил, письмо отложил в сторону.

«Пальцевые отпечатки, принадлежащие Артеменко Владимиру Никитовичу, присланные вами в наш адрес, являются серьезной уликой. Артеменко задержать, срочно этапировать в прокуратуру республики. Старший следователь по особо важным делам».

Наконец-то! Отари вскочил, пробежался по кабинету. Молодец Гуров, умница, мы победили, теперь дело пойдет. Отари рассеянно взял конверт, на котором было написано «Майору Антадзе. Лично». Почтовый штемпель на конверте отсутствовал. Он прочитал письмо мельком, сначала ничего не понял, перечитал раз, другой и опустился в кресло. Он работал в милиции давно и знал, подобные угрозы пустыми не бывают.

Зазвонил телефон.

– Я просил тебя до одиннадцати из номера не выходить, – не поздоровавшись, сказал Орлов. – Что с тобой, Лева? Я звонил тебе из кабинета Турилина. Ты не ответил, безобразие.

Гуров напрочь забыл, что должен звонить начальник. Оправдываться глупо и бессмысленно, решил он, и сухо ответил:

– Виноват, товарищ полковник. Обстоятельства. Не знаю, как вела себя жена Цезаря, но подполковник Гуров должен быть вне подозрений, он это заслужил.

Они работали вместе более десяти лет, отношения с годами переросли в дружбу, и то, что Лева назвал Петра Николаевича по званию, кольнуло Орлова. Утром, когда он докладывал историю с анонимкой генералу Турилину, тот рассмеялся.

– Гордись, Петр Николаевич, хорошего офицера воспитал. Лева, конечно, немного авантюрист, но честнейший парень и настоящий розыскник.

– Я о Гурове забочусь, – не сдавался Орлов. – Личное дело себе испачкает.

– Без сучка и задоринки личные дела только у карьеристов, людей холодных, с рыбьей кровью. Говоришь, сидит в номере и ждет звонка? Ну-ка, соедини меня с ним.

Орлов позвонил, но Гуров не ответил. Генерал не рассердился, взглянул озабоченно.

– Там грязное дело. Может, Гуров случайно залез?

– Случайно можно на дороге в коровью лепешку вляпаться! – горячился Орлов. – Вы же сами говорите, Гуров розыскник божьей милостью. Я ему приказал отдыхать, врачи им недовольны.

– Верно, – перебил генерал. – Дозвонись и реши, может, стоит к нему вылететь.

Орлов звонил Гурову каждые полчаса, наконец, соединился, а Лева не оценил, начал хамить.

– Товарищ подполковник, – чуть растягивая слова, волнуясь и потому еще более лениво, чем обычно, заговорил Орлов. – Подумай, может, тебе не очень помешает полковник Орлов? Я бы к вечеру появился.

– Петр Николаевич! – Гуров откашлялся. – Спасибо. К вечеру все, так или иначе, кончится. Да, если бы ты был здесь, – он чуть улыбнулся, прикрыл глаза, – мы бы с тобой их в целлофан завернули, розовой ленточкой перевязали и отнесли на стол прокуратуры.

– Тебе виднее, – Орлов чуть было не сказал, мол, береги себя, но лишь хмыкнул, удивляясь собственной сентиментальности. – Ладно, звони.

– Слушаюсь! – гаркнул Гуров, положил трубку и выскочил из номера.

Компания поджидала его у гостиницы. Все, кроме Кружнева, улыбались. Гуров взглянул на свой балкон и понял, что перебраться с него на открытую веранду ресторана не составляло никакого труда.

– Лев Иванович, – сказал Артеменко, – используешь служебное положение, арестовываешь соперников.

– Ох, Владимир Никитович, кто о чем, а вы все о женщинах, – отшутился Гуров. – Мы с Таней прошлой ночью отношения выяснили, и она мне даровала свободу.

– Сначала подвесила тебе дулю за левое ухо. – Кружнев указал пальцем. – Правильно сделала, чтобы руки не распускал.

– Ну-ка похвастайся! – Артеменко взял Гурова за плечи, повернул. – Ничего, раны украшают воинов, – и рассмеялся.

«Дорогой, ты совершил последнюю ошибку, теперь я тебя быстро спеленаю», – подумал Гуров.

Беззаботно перешучиваясь, они шли по набережной, решая наболевший вопрос, где обедать и клялись, что в ресторан гостиницы не пойдут никогда. Даже Кружнев томно улыбался, восхищаясь своей находчивостью, тем, как он подколол самоуверенного милиционера.

Майя думала о том, что жить дальше так нельзя, и не потому, что торговать красивым телом и бессмертной душой безнравственно и стыдно, просто однообразие и скука заели. Володьку увольняю, отправляю в глубокий запас. Никто еще от работы не умирал, и я не подохну. Не возьмут тренером – начну работать инструктором, поступлю в инфизкульт на заочный. Одета, обута, здоровье – слава богу, выберу мужика попроще, рожу сына. На стадионе не была тысячу лет. Как там мои подружки-старушки? Как живут, чем занимаются, о чем болтают? К отцу с матерью надо заглянуть, не по-людски живу. Сегодня прощальная гастроль завтра улетаю.

Танины мысли были о Гурове. Как убедить подполковника, что он ошибается: Толик никогда не нападет в темноте, не ударит человека по затылку. Все мужики – и знаменитый сыщик не исключение, – самоуверенные и самовлюбленные повелители. Он решил, что сказал, значит, тут и истина в последней инстанции. Артеменко, видите ли, ему не подходит. Староват бегать и прыгать. А этот старый козел еще молодому фору даст. Он – явный финансист и единственный из всех может иметь отношение к миллионным делам. И шишку на голове подполковника разглядывал с таким фальшивым интересом.

Майор с подполковником заумью страдают, женщин следует слушать. Они умнее. А этот… Таня взглянула на улыбающегося Гурова, весь из себя гордый и высоконравственный, ночью в лоб поцеловал, будто покойницу. Так ему и поверили, что кроме жены все остальные бабы для него лишь друзья-товарищи.

Когда Зинич разговаривал с «чертом из подземелья», так Толик называл про себя Юрия Петровича, то пугался. Ворошить связанные с «заповедником» старые дела совершенно ни к чему, ведь кроме девки психопатки, многое может выплыть. Молодой Толик был, неопытный, только следователь таких слов не знает, поинтересуется лишь, совершеннолетний или нет. И точка. Тоже закон придумали: ум человека годами измерять. Один сопли еще не подобрал, уже все соображает, другому жизнь плешь проест, а он внуков учит, что надо всегда говорить правду и жить гордо.

Сейчас Толику вроде бы бояться нечего, запер его в номере московский сыщик, так это шуточки. Когда у него будет что серьезное, Толика в другом месте запрут, где балконов нет, а на окнах железные намордники. Поскорее бы они все разъехались, а он своими дамами занялся. Противно, конечно, и не больно денежно, однако безопасно.

Кружнев шел в стороне от компании, поглядывал на всех с чувством превосходства, размышляя о смысле бытия. «Ну к чему мне убивать этого прибитого молью донжуана? Благодетеля я и так за горло возьму, за ним грехов на полный круг ада хватит. Меня на сегодняшний день в рай не пустят, а я и не рвусь, там скучно. Володьку Артеменко жизнь, как и меня, видно, не баловала, седой совсем, подсасывает втихую, словно грудняк соску. Можно вечером к нему в номер войти и в бутылку, что стоит у него на полочке в туалете, капнуть. Володя либо перед сном глотнет, либо утром во время бритья. А я тут при чем? У меня как всегда стопроцентное алиби».

Кружнев взглянул на Гурова с ненавистью, вот кого прибрать следует, тоже мне супермен-победитель, ни горя у него, ни забот.

Он вынул из кармана ватный шарик, в котором была спрятана капсула с ядом и осторожно подбросил. Чего стоит жизнь? И вспомнились слова известной песни, которую пел в кинофильме Олег Даль: «Есть только миг между прошлым и будущим…»

Артеменко шел между Майей и Таней, поддерживая светский разговор и вспоминал свою встречу с Юрием Петровичем.

– Держи, недоумок, – шеф протянул через стол стограммовый шкалик коньяку, – брось после ужина парню в карман. Вечером не заметит, утром найдет, думаешь, он с похмелья вспомнит, как у него шкалик оказался? Платком его протри, Володя. Достаточно того, что ты в одном месте свою визитную карточку оставил. Я такие дела проворачиваю, а ты один пустяк сделать не можешь, хочешь все иметь и ничем не рисковать.

Артеменко молча взял шкалик, завернул в платок, убрал в карман.

– Люблю я тебя, – Юрий Петрович вздохнул, – а может быть, просто привык. Так мы свои привычки любим больше всего на свете. Ты смотри, по ошибке сам не хлебни, отдашь богу душу раньше времени.

Артеменко понять последней фразы не мог, и Юрий Петрович рассмеялся.

– Я пошел. Хвоста за тобой нет, я уверен, что милицейский дружок твой Володю Артеменко ни в чем не подозревает, действуй спокойно. Да, капсулу, что у тебя осталась, в туалет выброси. Яд хранить опасно, не убьет сегодня, обязательно убьет завтра.

Артеменко не знал, что капсулы с ядом у него уже второй день нет. Так закончилась его встреча с Лебедевым, а сейчас Артеменко рассказывал девушкам давно забытый анекдот и нащупывал в кармане шкалик, как бы его вместе с платком не вытряхнуть. Толик шел чуть впереди, ни куртки, ни пиджака он не носил, брюки в обтяжку, в задний карман шкалик не сунешь. Хорошо Петровичу у пульта дистанционного управления сидеть и командовать.