Секреты прошлого - Кэти Келли

— Я… я знаю, и мне так стыдно, так гадко, Мэгги.

Длинные пальцы снова вцепились в шевелюру, прочесали ее, словно гребень, и на мгновение Мэгги представила, как эти пальцы перебирают роскошные светлые волосы любовницы. Так же как перебирали непослушные волосы ее, Мэгги. Ее затошнило.

Когда мама, Шона или другие подруги говорили, что Мэгги привлекательна, она смеялась и не верила. Друзья и родители просто любят ее, и оттого видят в особом свете. Но когда Грей говорил, что Мэгги красива, она верила безоговорочно, как самой себе. Она доверяла ему во всем.

Грей полностью владел ее мыслями и побуждениями, она строила свою жизнь с учетом его потребностей и собственной потребности в его близости. Теперь Мэгги ощущала страшную беспомощность, словно ее внезапно лишили опоры. Она вновь становилась той девочкой, которая постоянно ждала предательства и не верила в себя. Ей было так больно, что хотелось ранить и своего обидчика.

— Ты лжешь! Тебе нисколечко не стыдно, ты не раскаиваешься! Это просто слова! Тебе жаль лишь, что я вернулась слишком рано и разрушила твой удобный мирок, в котором были одновременно уютная клуша и красотка с сиськами и задницей! Ты трахал ее в нашей постели и не видел в этом ничего такого! Это грязно и гадко! И ты зовешь это любовью, Грей? — Она прищурилась, рот кривился. — С кем еще ты мне изменял?

На мгновение по лицу Грея прошла тень, такая мимолетная, словно ничего и не было, и только влюбленная Мэгги успела заметить; сердце ее ухнуло вниз от отчаяния.

— Ни с кем, — твердо ответил Грей.

Мэгги не поверила.

Внезапно на нее навалилась такая слабость, что подкосились ноги. Мэгги рухнула в кресло, подтянула колени к подбородку, обхватив их руками, и уставилась в пол. Поза, означавшая «оставьте меня в покое».

Были и другие женщины, она была уверена, и это новое знание окончательно добило Мэгги. Мама попала в больницу, она плакала от бессилия — в этом Мэгги была уверена, отец просил о помощи, при этом спасать надо было ее, Мэгги. Она была раздавлена.

— Ответь на один вопрос. Неужели хранить верность так трудно? — прошептала она еле слышно.

Ответ был ей известен.

Она сама во всем виновата. Случившееся лишь подтверждало аксиому: такие, как Грей, не влюбляются в таких, как Мэгги. А если и влюбляются, любовь эта не может быть всепоглощающей и постоянной. Ей просто повезло, пусть и ненадолго. Наверное, Грей мог хранить верность кому-то другому, потрясающей женщине вроде сегодняшней блондинки, но только не ей, Мэгги, наивной дурочке и дурнушке. Она не годилась на роль единственной дамы сердца, она была лишь передышкой в череде прекрасных красоток в стиле Барби, ради нее нельзя было поступиться свободой и инстинктом охотника. Все дело в ней, а не в Грее.

И снова демоны неуверенности, с которыми Мэгги жила столько лет, захватили ее душу. А может, они никуда и не девались, просто затаились и ждали, когда правда жизни возьмет верх над наивностью и радужными мечтами.

— Прости меня, Мэгги, милая. Не закрывайся от меня, я сделаю все, чтобы мы были счастливы. Это никогда не повторится, клянусь! — Грей смотрел с мольбой, но Мэгги не видела его взгляда, потому что варилась в собственном маленьком аду, вспоминая свои поражения.

В юности Мэгги ненавидела воскресенья. Воскресенье знаменовало начало новой недели, открывало путь понедельнику, когда Сандра и ее подпевалы снова принимались насмехаться над Мэгги, делая все, чтобы уничтожить в ней чувство собственного достоинства. Мэгги Магуайер никогда никого из них не задевала, и их не по-детски злые насмешки были лишь следствием бедности внутреннего мира, однако откуда об этом могла знать она? В те времена Мэгги была уверена, что причина в ней самой, а насмешки и шутки вполне заслуженны. Ежедневные словесные пытки она сносила, словно они были обязательной частью жизни такой девчонки, как она.

— Мне так жаль, Мэгги, — повторял как заведенный Грей. Мне нет оправданий, я знаю. Но все же дай мне шанс. Я не хотел причинить тебе боль.

— Правда? — Она горько усмехнулась.

Зачем Грей врал, зачем притворялся, что ему не все равно? Пусть лучше бы сказал правду: его любовь недостаточно сильна, потому что Мэгги недостаточно хороша для него.

— Ты особенная, детка, — снова завел Грей, повторяя свою ошибку, не зная, что Мэгги слышит в его словах издевку. Он присел перед ней на корточки, обнял ее колени, надеясь на ответное объятие. — Я правда люблю тебя. И мне очень, очень жаль. Неужели ты не можешь меня простить?

Мэгги отбросила его руки, однако Грей уткнулся ей в колени лицом, умоляя, словно верный пес. Было бы так просто и легко обнять его в ответ, сделать вид, что все позади, все забыто, и жить дальше, как будто ничего не случилось. Поехать вместе в отпуск, продать квартиру, где живут теперь гадкие воспоминания, найти другую и свить гнездышко уже в ней. Мэгги почувствовала, как ладонь сама тянется к голове Грея в попытке погладить густую шевелюру.

Брак как крайняя мера, попытка склеить осколки, наложить швы на глубокую рану? Попытка связать по рукам и ногам? Мама будет счастлива, если дочь выйдет замуж за Грея.

Бедная мама, наивно ждущая хеппи-энда для единственной дочери!

Грей никогда не заговаривал о браке. Должно быть, Мэгги была недостойна стать его женой.

Ладонь замерла в дюйме от головы Грея. Простить? Мэгги могла простить Грею все, что угодно, если бы была уверена, что предательство не повторится. Но она знала: блондинка не станет последней в списке побед Грея. Такова расплата за право быть рядом с ним. И почему Мэгги раньше не думала о Грее как о драгоценном трофее, обладание которым требует великих жертв?

Она отдернула руку. Жертва была чрезмерно велика.

Внезапно мысль о побеге показалась желанной до дрожи в мышцах. Даже дома, в тишине Саммер-стрит, где прошли детские — не самые счастливые — годы, ей будет лучше, чем рядом с Греем. Дома можно зализать раны. Шона не права: бегство лучше мучительной агонии рядом с предавшим тебя любимым человеком.

Кристи приготовила гуляш, выключила плиту и принялась резать пирог, когда в двери заворочался ключ. Джеймс вернулся домой.

Готовить гуляш Кристи научила Ленкия, подруга из Словакии, которая частенько повторяла: «Все мужские раны врачуются на кухне». Они не виделись почти сорок лет, в те годы Кристи едва умела сварить яйца и залить кипятком овсянку.

— Кухня — сердце дома, это место, где всецело властвует хранительница очага, — говорила Ленкия с сильным словацким акцентом. Это был такой удивительный акцент, что даже чтение телефонной книги Ленкия могла превратить в прекрасную сказку — так мягко звучал ее голос.