Грани миров - Галина Тер-Микаэлян

Он сказал это просто так, в шутку, но шахтер принял его слова всерьез и даже рот раскрыл от изумления:

– Слушай, правда? Точно говоришь? Ладно, тогда что мне нужно делать?

– Вопрос, конечно, бесподобный, – хмыкнул Сергей. – Ты что, никогда на курорте не знакомился с женщиной?

Воркутянин смущенно почесал затылок и застенчиво улыбнулся – Гм, да так оно у меня получается, что… Понимаешь, жена в месткоме работает, и мы с ней всю жизнь по семейной путевке отдыхаем – и в Сочи, и в Прибалтику, и в Болгарию даже ездили. Оттого, что всегда с ней вместе, опыта у меня с бабами, сам понимаешь… Дарить ведь надо что-то, или как? А что дарить-то?

– Откуда же я знаю, дари, что хочешь – духи, коробку конфет, – его уже начал раздражать этот долговязый детина с наивными, как у младенца, глазами.

– Ох, мать родная, да здесь в киоске один одеколон стоит, а конфеты только «Золотой ключик» на развес. Слушай, я у тебя импортные духи видел – продай, а?

– Духи? – удивился Сергей. – Это не духи, это мне брат из Германии туалетную воду привез, она для мужчин.

– Да все одно – для мужчин, для женщин, там ведь не по-нашенски написано. Жена себе в Болгарии тоже похожий пузырек покупала – нормально и пахнет хорошо. Продай, а?

– Бери так, – Сергею не терпелось поскорей отвязаться от назойливого соседа, но тот оказался вдобавок еще и щепетильным.

– У меня деньги есть, я заплачу, сколько скажешь, с какой такой радости ты мне будешь за просто так дарить?

– Считай, что в знак мужской солидарности.

Все же конопатый воркутянин не успокоился, пока взамен туалетной воды не подарил Сергею складной нож:

– Сам делал. Тут смотри-ка оно как: и нож тебе, и штопор, и вилка, вот этим гвозди дергать, а вот тут откроешь – молоток. Я ведь и сам молоток по жизни – на все руки мастер, ты не смотри, что я с бабами не спец, – конопатый ухмыльнулся и довольно потер руки. – Почему я нынче здесь без жены? Потому что меня начальство срочно в отпуск отправило. Нам на завод машину новую отбойную прислали, так я ее сразу отладил, и пошло у нашей бригады четыреста процентов нормы за смену. Главный инженер в панике, потому что если сто двадцать процентов, то ты – передовик, а если четыреста, то это значит, что нормы занижены, и их нужно повсеместно завышать. А как завышать, когда машину только я один и освоил, а специалисты – никак. Вот меня срочно в отпуск и отправили, чтобы скандал замять, пока инженера квалификацию повышают. Так что бери, нож хороший, – он чуть ли не насильно сунул нож Сергею в карман – как раз в тот, где лежало письмо Клавдии Муромцевой, – а потом побрился, надел чистую рубашку и отправился «заниматься» кареглазой официанткой.

Сергей с облегчением проводил его глазами – больше всего на свете ему хотелось остаться одному, и ради этого не грех было пожертвовать флакончиком туалетной воды. Он лег на кровать, не зажигая света, хотя уже сгустились сумерки, и вновь начал думать, анализируя каждый момент прожитой жизни:

«Однажды я спросил у Ады, почему в нашем альбоме нет ни одной фотографии моей матери, а она что-то промямлила – вроде того, что та не любила фотографироваться, – и перевела разговор на другую тему. В анкете, где нужно было указать близких родственников, я упоминал лишь брата и сестру. В моем возрасте, конечно, смешно плакаться из-за того, что тебя в детстве оставила мать, но хотелось бы выяснить все до конца. Ада и Петя не говорили мне о ней ни хорошего, ни плохого, но, судя по письму, она была жалким и, возможно, не очень порядочным человеком, а ведь во мне ее гены».

В открытое окно подул легкий ветерок и принес сладковатый запах роз с цветочных клумб, разбитых вокруг санатория. От приторного аромата у Сергея засвербело в носу, он чихнул, и тут же в дверь энергично постучали. На пороге стояла толстая кастелянша с большой раскладушкой в руках, а позади нее смущенно топтался паренек лет четырнадцати.

– Слышу, чихаете – дома, стало быть. Добрый вечер, Сергей Эрнестович, простите, что побеспокоили. Спали? Можно, я свет включу? – бодро спросила толстуха и, не дожидаясь его разрешения, щелкнула выключателем. – У меня тут к вам просьба великая – до утра парнишку у вас пристроить. Восемь человек сейчас прибыло, не знаю, что с ними делать – должны были еще утром приехать, но поезд опоздал. Теперь старшая медсестра ушла домой, и все ключи от свободных комнат с собой забрала, – она оглянулась на широко зевавшего в это время парнишку, слегка приблизила свое лицо к Сергею и интимно пояснила: – У нас есть такая молодежь несознательная из персонала, что ищет, где с отдыхающими можно порезвиться. Поэтому, если комнаты незаняты, то старшая медсестра ключи от них вечером к себе домой забирает – чтобы никто, значит, там не пристраивался, а то главный врач потом нам выговаривает, что за порядком не следим. Уследишь за ними, как же!

– Ладно, ставьте свою раскладушку, – прервал ее Сергей, – но только до утра.

– Конечно, я утром их размещу, – обрадовалась кастелянша, а паренек, робко переступив через порог, застенчиво сказал:

– Здравствуйте.

Он тут же свернулся калачиком на раскладушке и затих – видно, сильно устал с дороги. Сергей выключил свет и тоже лег, чтобы продолжить свои размышления, но мысли в голову к нему больше не шли, и неожиданно для самого себя он заснул.

Разбудили его грохот и вспыхнувший сразу же вслед за этим свет – возвратившийся сосед споткнулся о раскладушку и теперь стоял посреди комнаты, потирая коленку.

– Мать моя, это что ж такое? Подселили, что ли?

Парнишка все также мирно спал, ровно посапывая носом. Сергей автоматически взглянул на часы – половина двенадцатого.

– Только до утра, завтра переселят, – объяснил он. – Гаси свет, разбудишь.

Шахтер скинул одежду, поворочался немного на кровати, потом тихо позвал:

– Слышь, Серега, не спишь еще?

– М-м-м, сплю, – промычал Сергей и попытался притвориться спящим, но это ему не удалось, потому что шахтера распирал безудержный восторг.

– Слушай, Аида от твоих духов вообще забалдела, так что с меня еще причитается, – в его шепоте слышался неподдельный восторг. – Слышишь, что я говорю? Слышишь, или нет?

– Угу. Аида?

– Это ее так зовут – Аида. В парке санаторном погуляли, мороженым ее угостил.

Сергей, перестав притворяться спящим, не удержался и съехидничал:

– И все? Мороженое твоя Аида, я думаю, и без духов бы съела.

– Так она замужем, оказывается, и ребенок у нее – жалко, – печально вздохнул шахтер.

– Не понял, ты что, жениться на ней собирался?

– Да я не про то, я про то, что побыть вдвоем негде.

– Проблемы тоже! Она в санатории ночует?

– Она в Евлахе живет, их на работу автобус каждый день возит. Это недалеко, я бы съездил, только ведь домой к ней никак нельзя – муж, свекровь. А парк здесь маленький, и народ везде. У подруги тоже не приткнешься – городок небольшой, все про всех знают. Раньше, Аида говорила, можно было с кастеляншей договориться и на ночь ключ от пустой комнаты взять, но теперь старшая медсестра стала ключи забирать. Аида говорит, что эта медсестра – вреднющая баба, до жути аж. Как муж ее бросил, так она за всеми высматривает, вынюхивает, покоя от нее нет.

– Лучшие блюстители нравственности получаются из старых дев и брошенных жен, – философски изрек Сергей.

– Слушай, Серега, а ты… это… Не мог бы завтра вечером на пару часиков куда-нибудь, а? Тут кинотеатр есть – там «Бродяга» идет.

– Нет, – твердо ответил Сергей, прекрасно знавший, что в таких случаях за «завтра на пару часиков» обычно следует «послезавтра на пару часиков» и так далее, а ежедневно слоняться вечерами по парку ему совершенно не улыбалось. – На меня не рассчитывай, я индийских фильмов не люблю и из дома обычно надолго не отлучаюсь. Так что поищите другое место.

– Нет, так нет, будем искать, – грустно вздохнул ничуть не обидевшийся шахтер.

Утром пришла толстая кастелянша, аккуратно сложила раскладушку и увела паренька завтракать. Когда Сергей, побрившись, появился в столовой, мальчик уже сидел за столиком у окна рядом с высокой молодой женщиной и что-то оживленно ей рассказывал. У женщины было красивое, но очень строгое лицо, и сходство ее с мальчиком сразу же бросалось в глаза, поэтому Сергей, ожидая, пока подадут завтрак, от нечего делать гадал, кем же они друг другу приходятся. Мать и сын? Но она казалась чересчур молодой для такого взрослого сына. Брат и сестра?

– Доброе утро всем, – прервала его размышления одна из дам постбальзаковского возраста, усаживаясь рядом за стол, – Сережа, почему у вас вид сегодня такой меланхолический? Как ваша печень, как вам истису? Мне кажется, на меня эта вода плохо действует – всю ночь была изжога.

– Доброе утро, гм. Да нет, я нормально, м-м-м…

«Господи, да как же ее зовут? Мое имя, главное, все уже запомнили, как им это, интересно удается? Я один, как идиот».

– А мне кажется, это после вчерашнего тюбажа, – озабоченно заявила вторая дама, опускаясь на стул и ощупывая свой бок, – лично у меня появилась боль в подреберье.