Не играй со мной, мажор - Кристина Майер

своего плеча. — Это она, наверное, виновата, что ты с работы съебался, а эти ублюдки решили этим воспользоваться? — Ваня вроде смотрит в мою сторону, но будто мимо, словно я стеклянная.

— Так, мажор, ты себя тут так дерзко не веди, а то.… — пытаясь вести себя уверенно, он все же нервничает. Я вижу, как бегает его взгляд, как скулы играют на лице.

Договорить ему Ваня не дает.

— Сука, ты про*бал свою работу и свою жизнь! — выплевывает Ваня агрессивно, отходит назад, чтобы совершить замах. Видимо, охранник не ожидал, что и ему достанется, а может, просто такой охранник, но он не успел сориентироваться, Ваня наносит удар в челюсть. Тот пытается ответить, Лютаев уверенно уходит от кулака и встречает его ударом. Он как подкошенный падает на пол. Я наблюдаю за всем этим без сожаления, во мне будто что-то умерло: любовь, жалость, сострадание.

Воспользовавшись моментом, Цига, который все это время стоял, забившись в угол, пытается проскочить в дверь.

— Лютый, ты чего? — кричит Цига, когда Ваня хватает его за капюшон и грубо дергает назад. — Я её не трогал.… Не трогал! Это все Миха! Его заказ.… он меня подбил! Просил подержать…. Я не хотел, клянусь…. — малограмотную сумбурную речь останавливает прямой удар в челюсть. Заскулив, Цига хватается за рот, через секунду сплевывает вместе с кровью несколько зубов.

Продолжая теперь совсем невнятно шепелявить, отходит назад. Охранник приходит в себя, тряхнув головой, пробует подняться на локтях.

— Лучше лежи, сука, или я тебя добью, — не глядя в сторону охранника, произносит Ваня. Застонав, тот падает обратно на пол, закрывается локтем от света, режущего глаза. Ваня наносит комбинацию ударов, Цига бьется головой о стену. Оставляя на ней кровавый след, скатывается на пол.

Я не чувствую удовлетворения, не чувствую чужой боли. Я продолжаю биться и умирать в агонии, что сковала мою душу и разум. Наверное, я понимаю тех, кто сходит с ума после изнасилования. Меня это лишь коснулось, но ощущение премерзкое. Мне кажется, от этого невозможно отмыться, невозможно забыть…

Все мои обидчики повержены, а у меня все та же дыра в груди. Пытаюсь поймать взгляд Вани, может, там увижу свет.… тепло, которое согреет и заставит чувства ожить. Но Лютаев не смотрит на меня, сжимая и разжимая кулаки, он тяжело дышит. Его тело звенит от напряжения, венка бешено бьется на виске, а я хватаюсь за его образ, как за спасительную соломинку.

— Вида, сейчас.… дай минутку…. — его грудь резко вздымается и опадает. Он подходит к охраннику, пинает его по ноге. — Вытащи их отсюда. Я добью, если придут в себя, — теперь командует Ваня. Он будто всю жизнь с людьми разговаривал подобным тоном. — Вызови сюда вашего директора, будем с ней разговаривать, — а вот теперь неприкрытая угроза в голосе.

Охранник молча поднимается на ноги. Он старше Лютаева как минимум вдвое, шире в плечах, весит под сто килограмм, а оказался неспособным оказать сопротивление восемнадцатилетнему мальчишке. Вот такая тут охрана….

— Я не шутил насчет проблем, — примирительным тоном заговаривает охранник с Лютаевым, но при этом зло косится в его спину.

— Проблемы будут у вас, — отмахивается Иван. Подходит к кровати, касается взглядом лица, прикрывает на несколько секунд глаза. Мне кажется, берет время, чтобы остыть. Отходит в сторону, когда охранник тянет Цигу из комнаты. Когда Ваня открывает глаза, в них появляются знакомые свет и тепло. Ещё не полностью исчезла темнота, что всполохами окутывает радужку, но взгляд живой, он окутывает меня и успокаивает.

— Сейчас вызову врача, он тебя осмотрит, — старается говорить мягко, но получается плохо. В каждой букве слышится клокочущая внутри него ярость.

«Не надо врача», — мотая головой, молча его прошу.

— Этот не дышит, — врывается в уши голос охранника.

Глава 24

Видана

Бьющие тревогой и страхом слова врезаются в сознание острыми пиками. Порываюсь вскочить, но вспоминаю, что под покрывалом я абсолютно голая.

Умоляюще смотрю на охранника, мысленно заклиная его сказать, что он ошибся. Ну что он стоит? Почему ничего не делает? С другой стороны, как он сможет оживить мертвого?

А может, у него ещё есть шанс?...

Он, конечно, конченый подонок, но я с ума схожу, стоит только представить, что ответственность за его смерть будет нести Лютаев.

Он не хотел….

Не хотел ведь?

Он просто защищал меня….

В один миг мир переворачивается. Я перестаю тонуть в своей боли, вычеркиваю из головы картинки несостоявшегося изнасилования. Я так же сильно ненавижу Миху и Цигу, но сейчас всеми невидимыми фибрами души молюсь, чтобы они остались живы.

«Пусть живут!» — внутренний голос разрывает внутри меня кровеносные сосуды.

Мне стыдно смотреть в глаза Ване, я чувствую вину. Если бы скинула звонок, он бы не приехал….

Тогда была бы сломана моя жизнь…

Страшно. Страшно за нас обоих. Вряд ли у меня получилось бы пережить изнасилование, но точно так же я не переживу, если Ваню посадят…

Обещала Кире не вляпываться в истории…

«Что теперь нам всем делать?» — отмахнувшись от чувства вины, я поднимаю взгляд на Ваню. Натыкаюсь на его безразличное, искаженное злой ухмылкой лицо. В отличие от меня и охранника, он спокоен, не паникует. Его спокойствием я не заряжаюсь, но внутренняя истерика разом прекращается.

— Я его бил, а не убивал, — холодно цедит Лютаев. Фамилия сейчас ему больше подходит, чем имя. — Он в отключке, но жив, — настолько уверенно, что сомневаться начинает охранник. Переворачивает Миху на спину. Ещё раз подносит пальцы к жилке на шее. Мне отсюда не видно, бьется она или нет…

Теряю на несколько секунд из виду Ваню, он подходит к тумбочке, берет графин с водой, выливает на лицо Михи. Лужа крови, смешавшись с водой, становится