Сверх отпущенного срока - Екатерина Островская

Неутолимое и горячее желание любви вспыхивает в душе человека именно в тот момент, когда его сердце сковывает холодный страх смерти.

Глава 8

Теперь Алексей ловил каждое появление девушки, в коридорах замедлял шаг, чтобы Аня заметила его внимание и каким-либо движением или мимолетным взглядом смогла выдать себя, дать ему понять, что и она ждала случайной встречи. Но горничная лишь останавливалась, пропуская его, здоровалась тихо, а потом спешила по своим делам — протирать стекла в чистых окнах или пылесосить ковры на этажах. Видеть ее с пылесосом было невыносимо. Актер думал о ней, когда ложился спать и когда просыпался, когда мчался в «Бентли» по направлению к городу на ничего не значащую для Потапова встречу, когда сидел в кабинете офиса и отвечал на звонки ненужных ему самому людей, когда смотрел на бегущую по экрану плазменной панели строку цифр с результатами биржевых торгов или ел китайский суп из плавника акулы. Он гнал от себя мысли о девушке, говорил себе, что та — всего-навсего горничная, что все равно ничего между ними не будет и быть не может. Понимал прекрасно, что сам-то отнюдь не олигарх, а рядовой актер, и лишь случайное сходство с известным человеком дало ему возможность на короткое время посидеть в чужом кресле, изображая значительное лицо.

Максим Михайлович назначил своему дублеру новую встречу, на которой не сказал ничего особенного, кроме того, что у него необычайная тяга посмотреть на самого себя со стороны. Произнес это, помолчал и добавил:

— Странно, но я воспринимаю вас как близкого родственника, как брата, которого у меня никогда не было. Вероятно, оттого, что самый близкий родственник каждому человеку — он сам. Все люди уверены, будто знают про себя все, но каждый раз удивляются своим собственным выходкам.

— А я не всегда знаю, как вести себя с вашими родственниками, — признался Дальский.

— Терпите, — посоветовал ему Потапов.

— Денис просит…

— Забудьте, — поморщился Максим Михайлович, — это не ваша проблема. У меня только одна просьба к вам: проследите, чтобы он не навязывал своего общества одной девушке, проживающей и работающей в доме.

— Ане? — переспросил Алексей, понижая голос, хотя подслушивать их вряд ли кто мог.

Они… раз встречались в ресторане Германа Владимировича. Подъехали каждый к разным входам и встретились в том самом кабинете. Только Дальскому пришлось подождать четверть часа.

Услышав имя, Потапов задумался и молча кивнул.

— Может, ее в должности повысить? — спросил Алексей. — А то она все время то с пылесосом, то с тряпкой какой-нибудь.

— Не надо. Я уже предлагал ей место в моем секретариате, но Аня отказалась. А там и работа не пыльная, и зарплата куда больше.

— Плохо предлагали, — встрепенулся Дальский. — Надо было настоять, надо было…

И замолчал, испугавшись своей смелости и только сейчас поняв, что тихая девушка нравится и всесильному олигарху.

— Послушайте, Алексей Алексеевич, — тоже переходя на полушепот, произнес Потапов, — я вас просил об одном — проконтролировать, чтобы Денис вел себя достойно. Мать, а тем более кого-либо постороннего мальчишка слушать не будет, а вы все-таки отец как-никак…

Максим Михайлович произнес последние слова, усмехнулся, а потом и вовсе широко улыбнулся своей шутке. Дальский внимательно посмотрел на него и запомнил, как он это делает, ведь на видеозаписях Потапов не улыбался и не смеялся.

— И еще. Сами не пытайтесь с ней сблизиться. Больше никаких пивных посиделок и вообще… Только «здрасте» и «до свидания». Что же касается женской ласки, которой вы обделены сейчас, то сдерживайте себя. В конце концов, я вам и за это деньги плачу. А по поводу спонсорской помощи театру — идея хорошая, хоть и не ваша.

— Рад стараться.

— Старайтесь, — кивнул Потапов и поднялся. — Счастливо оставаться и приятного аппетита.

Беседа длилась не более двадцати минут, и за это время ни олигарх, ни Дальский ни к чему не притронулись. После ухода Потапова актер потыкал вилкой в разные салаты, потом ухватил тонкий ломтик розовой ветчины, съел его, давясь от отвращения. Налил себе водки и проглотил ее залпом. Поморщился, тут же наполнил рюмку еще раз и опять быстро выпил. Кровь прилила к лицу. Стало обидно и горько от собственной беспомощности. Жалкие его надежды рухнули: соревноваться в обаянии с огромным богатством бесполезно. Каждый его шаг известен Потапову: наверняка во всем особняке установлены камеры, транслирующие на монитор компьютера олигарха всякий пустяк, происходящий в его доме. Да это, в сущности, полбеды — теперь Дальскому стало казаться, будто кто-то сканирует его мозг.

Легко мечтать даже тогда, когда знаешь, что мечты не сбудутся, — пустые фантазии не делают человека несчастным. Но трудно жить, если знаешь, что кто-то копошится в твоем будущем. Или в прошлом. Прошлое ведь всегда с тобой. И бередит душу, память. Вот как сейчас…

Слово надо держать. Даже если это очень тяжело. В Старую Руссу Дальский поехал не сразу, но — как только смог. Сначала был госпиталь, потом возвращение домой под ручку с будущей женой, затем какое-то время голова была занята совсем другими мыслями, хотя Алексей и понимал, что ехать все равно придется. Отправился туда уже после свадьбы. Со счастливой Ниной, разумеется. На старой «шестерке», которую Дальский приобрел по случаю еще в студенческие годы. Машина скрипела, но бегала.

Он ехал туда, куда ехать не хотелось, потому что он живой и здоровый, в новом костюме с орденом на груди, а рядом симпатичная девушка. Нина примостилась на переднем пассажирском сиденье, положив голову на его плечо. Ему было неудобно, ей, по-видимому, тоже, но, несмотря на скрюченную позу, Нина тихо спала.

Адрес Дальский держал в голове, контузия не смогла стереть его. Алексей помнил все, описанное ему, до подробностей — на каком этаже находится квартира, в какой цвет выкрашена дверь. Поднимаясь по лестнице, он остановился между этажами и отстегнул орден, обронив:

— Неловко как-то…

Нина спорить не стала, хотя именно она и настояла, чтобы муж прибыл сюда с наградой на груди.

Молодожены остановились возле рыжей двери, за которой стояла тишина. Рука у Алексея не поднималась, и тогда Нина сама нажала кнопку звонка. Ему вдруг захотелось, чтобы никого не оказалось дома. Захотелось так сильно, что он зажмурился. И услышал, как щелкнул замок.

На пороге стояла девочка. Посмотрела на Дальского, потом на Нину.

— Здравствуйте, — прохрипел Алексей.

— Добрый день, — ответила девочка.

— Ты — Лена? — спросила Нина.

Девочка кивнула.

— Мы из Москвы приехали. Мой муж служил с твоим братом. Можно войти?

Ребенок посторонился, пропуская их в квартиру, в глубине которой прозвучал женский голос:

— Кто пришел?

Прихожая была маленькой, втроем в ней было тесно. Дверь в комнату распахнута, но небольшая гостиная, если можно так сказать, была пуста. За нею, судя по всему, находилась смежная комнатка, спальня. Девочка стояла испуганная. Оборачивалась и бросала взгляды через плечо, не зная, что ответить матери.

— Ну, почему молчишь, Лена? — повторила женщина.

Было слышно, как скрипнул пружинный матрас.

Нина догадалась пройти на кухню и, схватив за рукав, потащила туда за собой мужа. Кухонька оказалась и вовсе крошечной, там едва уместились газовая плита, шкаф-пенал и обеденный стол с задвинутыми под него тремя табуретками. На плите стояла кастрюля, под крышкой которой что-то булькало. Пахло капустой — видимо, сестра Петра варила щи. В комнате девочка что-то объясняла маме, до Алексея донеслось только: «С Петей служил…» Вдалеке скрипнула дверца шкафа.

Нина убавила огонь под кастрюлей. Потом обняла и поцеловала мужа. Шепнула:

— Не волнуйся.

А у него ломило в висках, в них пульсировала кровь. Почему-то стало очень стыдно. Стыдно за то, что он живой. За окном светило солнце. Во дворе дети прятались в кустах и солнечных бликах, играя в войну…

В кухню, шаркая ногами, вошла мать Петра. Увидев ее, Дальский вздрогнул, потому что увидел перед собой старуху. Та прижимала к груди альбом.

— Садитесь, — сказала мать Петра.

Девочка осталась стоять возле двери, губы у нее дрожали.

Женщина положила на стол альбом. Альбом был дембельский с нарисованным на обложке БМП с развевающимся флагом.

— Петя прислал. А в письме сообщил, что и сам скоро будет. А вон как оно получилось…

Мать Петра открыла альбом и погладила первую фотографию, на которой ее сын был сфотографирован на фоне знамени. Перевернула страницу.

— Вот, — вздохнула женщина, — все друзья его.

Она перевернула альбом, чтобы и гость мог посмотреть. На снимке была запечатлена группа солдат, обнимавших друг друга за плечи. Фотографировались они на плацу, и в кадр попал стриженный наголо молоденький солдат с метлой в руках.