Александр Солоник - киллер на экспорт - Валерий Карышев

— Если бы не ты, быть бы этому Шмелю инвалидом, — резюмировал блатной. — Ладно, оставлю я его. Он и так наказан.

Свеча закурил, глубоко затягиваясь, и предучредительно поднес зажигалку к сигарете собеседника. Заметил на философский лад:

— Что правда, то правда. За такие вещи надо обязательно наказывать, это справедливо. Но троим бить одного все-таки нельзя. Я не жалею, что за этого пацана заступился — твои кенты его и так сильно отделали. Послушай, — тон Свечникова сделался вкрадчивым. — Я тут у тебя проконсультироваться хотел бы по одному вопросу.

Конверт едва заметно улыбнулся — роль знатока-эксперта в спорных вопросах ему явно льстила.

— Давай.

— Есть у меня один пацан знакомый, звеньевой в одной группировке. И такая с ним приключилась история…

Свечников долго, подробно и детально рассказывал о вымышленном пацане, звеньевом некой абстрактной подмосковной группировки: мол, хороший человек, в авторитет входит, а старшие его сперва затирали, а потом подставить решили. Послали на «стрелку», которую кинули специально под него. Добазарились с конкурентами, чтобы те выслали на «стрелку» быков-ликвидаторов, подвели под «косяк» и вальнули. Насилу выкрутился.

Тюрьмы и зоны делают человека необыкновенно проницательным. Конверт, имевший четыре судимости и проведший в местах лишения свободы лет четырнадцать, не был лишен этого качества и потому сразу понял, о каком пацане идет речь. Понял, но вида не подал. Даже не поинтересовался, что это за группировка такая.

— Конечно, старшие этого твоего друга поступили как законченные негодяи, — вздохнул он, выпуская изо рта колечко дыма. — Не нужен им человек — пусть скажут честно. Но чтобы подставлять внагляк… За такое, конечно, надо спросить. У друга твоего есть что предъявить? И откуда он вообще узнал, что его швырнуть решили?

— Случайно потом выяснилось, — туманно объяснил Свеча.

— Ясненько. Ну, будь я на месте того пацана, я бы сделал так: пошел бы к старшим и сказал, что ухожу от них. А затем, при удобном случае, вальнул бы их тихонько. А вообще к таким вопросам надо осторожно подходить: нож — он ведь обычно обоюдоострый, — философски завершил консультант. — Пусть твой друг перед таким серьезным шагом еще и еще раз взвесит свои возможности. Пусть подумает, что он дальше будет делать.

Свечников думал несколько дней и решил, что Конверт прав. С одной стороны, ему вроде бы нечего предъявить братьям Лукиным. Дать прочесть «маляву» — подставить под удар Шмеля. А других предъяв вроде и нет. Можно было бы, конечно, явиться и заявить: мол, все, ухожу от вас, собирайте пацанов. Если кто-нибудь скажет, что я кому что должен, готов ответить и отдать.

Ну а дальше? Из десятка боевиков, которые теперь под его началом, под ушедшего из-под контроля Лукиных бригадира подпишется человек семь от силы. Собственных фирм, банков, с которых можно было бы жить, у него пока нет. Стало быть, надо шустрить, вертеться, искать бесхозных бизнесменов и подписывать их под себя. Или же — дербарить чужих. Или — переподписывать их. А это, безусловно, война, и силы в ней явно будут неравные…

А слово найти и завалить киллера Солоника — слово, которое он дал Крапленому? Для поисков нужны деньги, и немалые.

А неудачная поездка в Курган? А этот гнусный мусор, которому наверняка наплевать на «стрелку» с березовскими, на которой его, Свечникова, закрыли? Он-то наверняка будет гнуть свою линию и не слезет с него, пока не дожмет!

— Главное — быть уверенным в своих силах, — поучал Конверт, глядя на бригадира исподлобья. — Человек, который уверен в себе, всегда победит всех своих врагов. Свидишься с тем пацаном — так и передай ему…

Офицер столичного РУОПа Воинов принадлежал к той немногочисленной породе негодяев, которые разделяют всех окружающих людей лишь на две категории: на тех, которым надо что-то от него, и тех, от которых что-то надобно ему.

Наверное, именно это качество и позволило Воинову считаться на Шаболовке одним из лучших. А в ментовке быть другим и нельзя. Тут не до гуманизма, не до понимания проблем других и не до обыкновенной порядочности. В РУОПе надо быть готовым в любой момент подставить товарища, но в то же время быть готовым к тому, что и тебя в любой момент могут подставить…

Как ни странно, но бригадир урицких Сергей Свечников сочетал в себе оба качества. С одной стороны, арестант «Петров» конечно же хотел вырваться на свободу, а свободу он мог получить только благодаря Воинову. С другой, начальник группы по поиску Солоника тоже мог получить от него немало — и прежде всего информацию, касавшуюся загадочного курганского киллера.

Естественно, напрашивалась банальная сделка: или мы, гражданин Свечников, подбрасываем тебе в машину несколько патронов от «ПМ» или «ТТ» и пару стреляных гильз (экспертиза конечно же установит, что ствол был «мокрый») и, соответственно, шьем двести восемнадцатую статью со всеми вытекающими, или ты рассказываешь все, что тебе известно о Солонике.

Поразмыслив здраво, Воинов понял, что Свеча безусловно откажется идти на подобную сделку. Уж лучше несколько месяцев провести в следственном изоляторе, а потом благодаря адвокату выйти на свободу под подписку или залог, чем идти на контакт с ментами и тем самым ставить крест на собственной карьере бандита.

А стало быть, назревал другой, более тонкий и эффективный вариант работы со Свечниковым, при котором последний вряд ли смог догадаться, что его используют.

Через две недели после задержания Воинов, еще раз взвесив «за» и «против», распорядился выдернуть Свечу на допрос.

Руоповец был приветлив, улыбчив и подчеркнуто доброжелателен. Предложил присесть, пододвинул сигареты, пепельницу и зажигалку. Спросил, нет ли жалоб по содержанию.

Арестант выглядел сумрачным и настороженным. Видимо, в любом вопросе, в любой, пусть даже самой незначительной фразе он искал какой-то коварный мусорской подвох, какую-то прокладку.

— Напоминаю вам, гражданин Свечников, — скороговоркой произнес мент, — что вы задержаны на тридцать суток по Президентскому указу. С документом вы ознакомлены при поступлении сюда.

— Спасибо, — с заметной издевкой ответил арестант.

— В твоих действиях не обнаружено состава преступления, хотя мы имеем полное право крутить тебя по статье «сопротивление сотрудникам органов правопорядка при задержании», — как ни в чем не бывало продолжил Воинов.

— Ну так крутите! — в голосе собеседника слышался вызов.

— Ну зачем же так грубо? Ты уже отказался давать показания по поводу того, что являешься членом устойчивой преступной группировки, так называемой урицкой. Ты даже не признаешь очевидного — что мы задержали тебя на «стрелке» с березовскими бандитами… Кстати, насчет Кургана не передумал?

— Какого еще Кургана?

— Город есть такой, куда ты, ныне покойный гражданин, Савчик, известный тебе как Рыжий, и ныне здравствующий гражданин Ковалев, известный как Укол, ездили для поисков ныне скрывающегося гражданина Солоника. Гражданин Савчик умудрился застрелить там сотрудника милиции. Ты, кстати, все это своими глазами видел.

— Не был я отродясь ни в каком Кургане. А то, что Укол написал — херня полная. Знаю я вас: прессанули, вот он подпись и поставил.

— Свечников, вы ведь летели туда самолетом. Можно элементарно запросить кассы «Аэрофлота», в корешках билетов остались ваши фамилии, вкрадчиво продолжал Воинов, словно не замечая предыдущей реплики. — Организовать в Кургане свидетелей стрельбы, хотя бы водителя той «семерки». Да и женщина, которую вы приняли за родственницу Солоника, тебя наверняка опознает. После чего со спокойной совестью избрать в качестве меры пресечения содержание под стражей и перевести тебя в Бутырку или в «Матросскую тишину». Можно, кстати говоря, организовать и очную ставку с гражданином Евгением Ковалевым.

— Так чего не организовываете?

— Зачем? Для чего нам это надо? — многозначительно усмехнулся руоповец. — Для чего нам лишняя головная боль? Ну, выпустим мы тебя, и куда дальше пойдешь? На завод, гайки крутить? К братьям Лукиным пойдешь, а они — будь уверен! — придумают, как подставить тебя по-новой. Ну, что ответишь?

— А что я еще должен говорить? — недобро сверкнул глазами Свечников, все еще не понимая, куда клонит собеседник.

— То-то! — осклабился в улыбке милиционер. — И говорить тебе нечего… Ну ладно, — его рука потянулась к каким-то бумажкам. — На вот, подпиши.

— Что это? — удивился арестант.

— Постановление о твоем освобождении и расписка о том, что не имеешь претензий и жалоб по нахождению в изоляторе временного содержания ИВС ГУВД. Кстати говоря, до полных тридцати дней, которые я могу содержать тебя тут, остается еще целых две недели. Я вполне могу отправить на экспертизу твою одежду — на предмет обнаружения следов наркотиков или пороховых газов, а это значит — накрутить тебе еще небольшой срок. Но я лучше тебя отпущу с миром… Думаю, все-таки мы еще встретимся с тобой. Сам знаешь, сколько веревочке ни виться, а конец, как говорится, будет…